В юном сердце по весне
Появился кукушонок
На погибель на мою –
Оттого мой голос звонок:
Так спою, как было мне
Мыкать вольницу свою
В безамуровом раю,
Как Амур потом взбесился
И обидел наглеца, –
Мало, впрочем, кто избавлен от подобного конца!
Всяк об этом относился,
Всех тошнит от строк любви, –
Я же – вздохи изрыгаю:
Эти – подлинней, чем те!
Что забуду в простоте –
Все по струпьям прочитаю!
А не то – душа в крови,
Так что фельдшера зови;
Я себя подчас не помню –
Воздух воплями оскомню.
С той поры прошли года,
Как Амур меня попутал,
Сердцу причинив прострел.
Сердце я мое окутал
Мысли холодом тогда.
Я отнюдь не возгорел,
С любопытством сам смотрел,
Как в любви иной чудачит,
Слезный ток на грудь струя.
Господи, ведь в бездну муки ныне окунут и я!
Весельчак свой смех оплачет, –
Так решил тогда тиран, –
Я ему пробью подрясник!
И в подмогу взял бабца:
На такого-то живца
Изловил меня проказник!
Изрешечен кучей ран,
Смят я, выбит, кратно бран,
Превращен из мужа в Дафну –
Вечно зелен и не чахну.
Перенесть себя не мог,
Чуть не в древо околдован –
С шапкой лаврова листа,
Точно ею коронован, –
Да с корнями, вместо ног,
Коими допреж спроста
Двигал, ох, мне маята!
Не в Пеней глядясь, а в Соргу, –
Вместо рук, смотрю: сучки!
Но не в этот раз едва ли я не рехнулся с тоски,
Но как стал весь в перьях в сборку,
Что Икар иль Фаэтон,
Возмечтавший о полетах, –
Молнией сражен, в слезах;
На каких теперь бобах
И в каких судьбы тенетах,
В тьме ночей иль в гуще ден,
В бреге иль где ток студен
Упованью, по судьбе, быть?
Сед стал и пою, как лебедь.
Милым бережком бреду
И реву – чуть рот раскрою –
К ней – и матом преблагим.
Вижу, и лебяжью пою
Вряд ли влить мою беду
Ушкам, к жалости тугим,
Мне – и вовсе худо с ним,
Дале ж: впрямь и необорно!
Кисло-сладкая лицом –
Все о ней тотчас скажу я, чтоб и дело тут с концом, –
Удивлялась непритворно.
Взгляд ея – сей душекрад –
В грудь мне ткнул и сердце стяпал,
Приказав, чтоб я молчал.
После ту ж я повстречал,
Только не узнал: так слаб был,
И открыться был ей рад.
В ней произошел возврат
К прежней к ней – тут я стал камен
В страхе от подошв до рамен.
Рекла, видом смущена,
Так, что встрепетал я в камне:
Я не та, какою мнишь!
Про себя ж молил: Искамни!
Жизнь мне всякая важна,
Пусть проплакать мне велишь! –
Тотчас двигнулся я, вишь,
На чем свет стоит, ругая
Сам себя: ни мертв, ни жив.
Но поскольку нету время и перо мне супротив,
Да и мысль мне – как чужая, –
Из всего, что держит ум,
Мало что мной изъяснимо
В изумленье повергать!
Смерть мне сердце – ну сжимать!
Мне б шепнуть ей: Дуй, мол, мимо!
Мне бы жизнь вдохнуть в рой дум,
Но язык стал тугодум.
Так кричу вовсю пером я:
Пропаду вам поделом я!
Почитал себя ее
Состраданья недостойным,
Отчего и смел бывал:
Робким будь иль будь назойным –
Всякий обретет свое.
Я же ведал лишь провал.
Мрак всю землю покрывал,
Свет исчез – и ни намека
Мне на тень ее иль след.
Так обрушился в траву я как-то раз под грузом бед,
Как хотящий спать жестоко.
И, виня мой беглый луч,
Волю дал слезам горючим:
Пусть беспошлинно текут,
Как снега весной бегут.
Я слабел, слезами мучим,
Обратясь под буком в ключ, –
Мчался, прыгая меж круч:
Кто когда об этом слышал,
Чтобы муж вдруг речкой вышел?
Душу нам дарит Господь
Трепетной, опричь, никто же.
Как Творец, душа нежна,
Как Он, милосердна тоже
С тем, кто взор устав колоть,
Вдруг покается сполна.
И упорствует она
Лишь затем, что грех ей мерзок.
Грех противен и Творцу,
Греховодникам завзятым покаяние к лицу:
Грешник и виниться дерзок!
Состраданием взята,
На меня она взглянула,
Кару пытанной сочла,
Наказанье отняла,
Но в ней мудрость не уснула,
Вижу, коль в свое пущусь,
Снова камнем обращусь!
И какая мне в том прибыль –
Звать ее, мою погибель?
Помню, скорбный дух блуждал
По пустыням и трущобам,
Проклиная прежний пыл.
Я искал цельбы хворобам,
Прежним стать собой пылал,
Но не скорби я избыл:
Я желал, страдал, любил.
Как-то раз мне в час охоты
Зверь коварный, дивный тот,
Знойным днем разгоряченный, средь ручья вдруг предстает.
Все отринув в миг заботы,
На нее гляжу, смутив.
И, желая отомститься
Иль сокрыться, брызжет мне
Тучи брызг в лицо: оне
Мне велят преобразиться,
Ах, как грустен сей мотив,
Вдруг оленем обратив, –
И бегу, бегу чрез боры,
От моей спасаясь своры.
Песенка, я не Зевес,
Чтоб из облака златого
Страсть мою пролить дождем,
Хоть Юпитера огнем
Я горю и мысль готова,
Что орел, в лазурь небес
Хитить чудо из чудес –
Лавр, усладу страстотерпца.
Прочи думы – прочь от сердца!