Глава 3

Свой развод супруги Марвин и Рут Крамер оформили в 1970 году. Чуть позже Марвина поместили в клинику для страдающих умственными расстройствами, а в 1971-м он покончил с собой. Рут вернулась в Мемфис, к родителям. Несмотря на множество проблем, семья с редкостным упорством настаивала на третьем процессе. Еврейская община Гринвилла единогласно выразила недовольство, когда со всей очевидностью стало ясно, что окружной прокурор уже устал от поражений и потерял былой энтузиазм.

Марвина похоронили рядом с сыновьями. Именами мальчиков назвали разбитый в городе новый парк и стипендию, которую местные власти учредили для учеников средней школы. Со временем жители начали забывать о происшедшей трагедии. Тема ужасного взрыва в разговорах почти не затрагивалась.

Невзирая на давление со стороны ФБР, процесс так и не возобновлялся. Причиной тому являлось полное отсутствие каких-либо новых свидетельств. Никто не сомневался: если суд и продолжит работу, то наверняка опять в другом месте. Обвинение выглядело беспомощным, и все же феды считали, что ставить в деле точку еще слишком рано.

Поскольку Кэйхолл держал язык за зубами, а о Ролли Уэдже оперативники не имели ни малейшего представления, следствие заглохло. Джереми Доган разъезжал по штату с речами и потихоньку набирал политический вес. На севере страны журналисты поражались его откровенно расистским выпадам и готовности публично нацепить на себя белый балахон Клана. В какой-то момент к Джереми пришла недолгая слава, и он ею наслаждался.

К концу 70-х Доган стал одним из заурядных функционеров быстро распадавшейся организации. Афроамериканцы получили право голоса. Дети их ходили в те же школы, что и отпрыски благополучных белых семей. По всему Югу рушились барьеры расовой нетерпимости. Гражданские свободы проложили себе путь даже в Миссисипи; Клан уже ничего не мог этому противопоставить. К вспыхивавшим еще кое-где крестам Доган не соблазнил бы подлететь и ночную бабочку.

В 1979-м произошли два знаменательных события. Первым явилось избрание жителя Гринвилла Дэвида Макаллистера на пост окружного прокурора. Двадцатисемилетний Дэвид стал самым молодым в истории штата Миссисипи государственным чиновником такого ранга. Подростком он стоял в толпе, наблюдая за тем, как агенты ФБР копались в руинах взорванной адвокатской конторы. Вскоре после избрания Макаллистер поклялся призвать террористов к ответу.

Вторым было обвинение Джереми Догана в сокрытии доходов. Долгие годы водя за нос ФБР, Доган утратил бдительность и попал в сети Национальной налоговой службы. Расследование длилось восемь месяцев, а окончательный вариант обвинительного заключения насчитывал более тридцати страниц. За период между 1974-м и 1978-м Джереми не заплатил в казну налоги с суммы, превышавшей сто тысяч долларов. Подобная забывчивость грозила теперь ему двадцатью восемью годами тюрьмы.

Отрицать вину не имело смысла, и адвокат Догана (уже не Брэйзелтон) обратился в ФБР с предложением заключить сделку. После долгих и острых переговоров были выработаны ее условия. Джереми обязывался выступить на суде с показаниями, изобличающими Сэма Кэйхолла, а в обмен получал свободу. Перспектива смотреть на небо через решетку отпадала. Испытательный срок – да, суровые штрафы – да, но зато не тюрьма. С Кэйхоллом Джерри не общался уже лет десять, о Клане забыл. Словом, сделка несла ряд преимуществ, далеко не последним из которых была возможность провести остаток жизни в привычном комфорте.

Чтобы подстегнуть Догана, налоговая служба до цента оценила все его имущество и дала адвокату понять, что в любую минуту готова открыть торги. В свою очередь, Дэвид Макаллистер убедил членов большого жюри в Гринвилле еще раз подтвердить выдвинутое против Догана и Кэйхолла обвинение в организации взрыва.

Джереми сдался. Сделка была заключена.


После двенадцати лет размеренной и спокойной жизни в округе Форд Сэм Кэйхолл вновь предстал перед правосудием. Воображение услужливо рисовало в его мозгу пугающую обстановку газовой камеры. Сэму пришлось заложить дом вместе с небольшой фермой и нанять адвоката. Кловис Брэйзелтон круто пошел вверх, а бывший союзник Доган переметнулся в противоположный лагерь.

Со времени первых двух судов в Миссисипи многое изменилось. Афроамериканцы толпами шли на избирательные участки, хуже того – выборы позволяли им повсюду сажать своих. Штат обзавелся двумя чернокожими судьями, двумя шерифами, чернокожие юристы уверенно чувствовали себя во всех присутственных местах. Официально с сегрегацией было покончено навсегда. Многие представители белой расы оглядывались в прошлое и недоумевали: из-за чего шла война? Неужели общество не признавало равных прав за каждым из его членов?

Позади лежал трудный путь. В 1980-м штат разительно отличался от того, каким он был тринадцатью годами ранее. Теперь даже Сэм Кэйхолл понимал это.

В Мемфисе он отыскал и заплатил хорошие деньги опытному стряпчему по имени Бенджамин Кейес. Первым тактическим ходом адвоката стала попытка отклонить обвинение по причине срока его давности. Довод звучал убедительно, и лишь Верховный суд Миссисипи внес окончательную ясность в этот вопрос. Шестью голосами против трех члены суда постановили: обвинение остается в силе.

Прокурор Дэвид Макаллистер не заставил себя ждать. Третий и последний процесс по делу Сэма Кэйхолла открылся в феврале 1981 года в Лейкхеде, небольшом холмистом округе на северовостоке штата. Обвинительная речь была блестящей; прокурор имел лишь одну, но непростительную для чиновника слабость: большую часть своего свободного времени Макаллистер проводил в компании газетчиков. Говорил он убедительно и страстно. Ни у кого из присутствовавших в зале суда не осталось сомнений: этот молодой человек пойдет до конца. Политические амбиции прокурора были и в самом деле грандиозны.

Жюри присяжных состояло из восьми белых граждан и четырех чернокожих. Суду представили осколки стекла, заключения экспертов, кусок бикфордова шнура, фотоснимки и прочие материалы двух предыдущих процессов.

Затем место свидетеля занял одетый в скромную полотняную рубашку Джереми Доган. Со смиренным лицом он поведал присяжным о том, как вступил в преступный сговор («с сидящим во-о-н там мистером Кэйхоллом»), целью которого являлась установка бомбы в офисе юриста Марвина Крамера. Ловя каждое слово, Сэм не сводил с говорившего глаз, однако Доган упрямо смотрел в угол небольшого и уютного зала. Адвокат Кэйхолла более трех часов гневно обличал свидетеля и под конец вынудил его признаться в заключенной с властями сделке. Но для подзащитного урон от показаний Джереми оказался невосполнимым. Даже если бы Кэйхолл вспомнил о Уэдже, вновь вскрывшиеся обстоятельства нисколько не укрепили бы его позиции. Пришлось бы пояснять, что в Гринвилл Сэм прибыл уже с динамитом, что являлся фактическим соучастником, а значит, виновен был ничуть не меньше исполнителя. Подобный оборот дела шел вразрез с интересами защиты. Сэм не выдержал бы перекрестного допроса. Если одна ложь будет покрывать другую, на поверхность неизбежно всплывет истина.

Да и кто в последний момент поверит сказке о мифическом, прямо-таки с потолка упавшем специалисте по взрывам? Кэйхолл хорошо понимал, что даже в качестве соломинки Уэдж никуда не годится. Он ничего не сказал адвокату о Ролли.


Когда Дэвид Макаллистер поднялся со своего места, чтобы произнести заключительное слово обвинения, в битком заполненном зале воцарилась мертвая тишина. Начал прокурор с воспоминаний о тех временах, когда мальчишкой бегал по улицам Гринвилла с ватагой приятелей. Многие были родом из еврейских семей, а подросток и не подозревал, что между ними существуют какие-то различия. Иногда общался с кем-то из Крамеров. Ему врезались в память их доброта и трудолюбие. Эти люди не только брали, они привыкли с радостью и щедро давать своим согражданам. Он часто играл с чернокожими ребятами и знал, какие преданные из них получаются друзья. Непонятно лишь, почему он ходил в одну школу, а его лучшие товарищи – в другую. Никогда не забыть ему и дня 21 апреля 1967 года: ощутив под ногами толчок, мальчик подумал, что началось землетрясение, бросился в центр города, откуда к небу поднималось облако дыма. Три часа он простоял за спинами полицейских, вглядываясь в развалины офиса. Вот мимо пронесли носилки с Марвином Крамером, а чуть позже «скорая» увезла завернутые в белые простыни крошечные тельца близнецов.

По щеке прокурора скатилась одинокая капля. Белоснежными платками утирали глаза присяжные.


В предъявленном Сэму Кэйхоллу 12 февраля 1981 года обвинении фигурировали два умышленных убийства и попытка непредумышленного. Через сутки жюри присяжных вынесло вердикт: виновен. Требуемое наказание – смерть.

Кэйхолла перевезли в Парчман, где и по сей день находится главный тюремный изолятор штата. 19 февраля 1981 года Сэм опустился на скамью смертников.

Загрузка...