Благодаря новому помощнику, быстрому, но величественному Юпитеру, Манька Сорванец переделала все свои дела до обеда: сняла со сберкнижки семьсот рублей, купила парочку канистр и бензина, торцевой ключ, насос и набор новых отвёрток, а напоследок заехала к местной самогонщице за бутылкой.
– Вероника, вечером приходи! И наших созови. У меня праздник, – притормозила она возле открывшей рот от удивления Вероники Пановой, когда делала по посёлку круг почёта.
Больная Вероника, вяло бредущая в фельдшерско-акушерский пункт, даже забыла о том, для чего отпросилась с работы. Мучавшая её тошнота и боль в животе мигом отступили.
– Наследство? – приподняла Панова левую бровь и завистливо сверкнула красивыми глазами.
– Чё-то вроде того. Дальняя родственница, – Манька глубокомысленно подмигнула.
Несмотря на то, что одноклассница Маньки Вероника хорошо училась в школе, вела более-менее приличный образ жизни и никогда не воровала, в селе её никто и никогда не любил так, как нечистую на руку, но талантливую Волкову. Даже родители Вероники восхищались золотыми руками девушки-сироты и нахваливали ту к месту и не очень, ставя прилежной дочери в пример.
– Решено, выйду замуж за уголовника, научусь плохому и тоже буду воровать, – шмыгнула носом Панова и болезненно охнула – её живот снова скрутило мучительным спазмом, – Ой, мать моя.
Но счастливая Манька охов несчастной подружки не услышала. Она уже весело мчалась навстречу судьбе-злодейке, проносясь на всех парусах по центральной улице. Той самой улице, на которой обмер на несколько мгновений самый красивый парень совхоза «Колоски» и всего Советского союза Пётр Рукавица. Конечно же, Маня сразу приметила его, стоящего на обочине с открытым ртом, но лишь задрала свой и без того вздёрнутый нос, делая вид, что с Петькой не знакома.
Сорванец вернулась домой, поставила разогревать вчерашний борщ на газовую плиту, нарвала случайно выросшего в огороде залётного укропа, нарезала толстыми кусками ржаной хлеб и собралась обедать. Только расположилась за столом в тени раскидистой яблони, с любовью поглядывая на расположившегося неподалёку красавца Юпитера, как колокольчик, возвещавший о том, что кто-то открыл калитку, звонко зазвенел.
– Чё-то вы рано, девчат, – весело пожурила Манька, отправляя в рот солидный ломоть хлеба, и тут же поперхнулась – из-за угла на неё радостно и восхищённо поглядывал сияющий потусторонним светом, отчаянно красивый и модный Петька Рукавица, – Ой, – она отчаянно закашлялась.
– Постучать по спинке, Маня? – незваный гость заметно растерялся, но быстро взял себя в руки и поспешил на помощь, пытаясь реализовать озвученное.
– Чё надо? – перепуганная его возмутительным панибратством Манька только, что бежать не кинулась, – Уйди!
На её удивление вредный и несговорчивый Петька послушался и застыл с занесённым кулаком, как чурбан.
– Прости, Маня, что испугал, – тихо повинился он и с досадой опустил руку, – Не хотел.
– Чё пришёл-то? – девушка немного приободрилась. По всем признакам, Петька пришёл с миром, и, скорее всего, виной тому её ночное желание. Мотоцикл есть, сберкнижка тоже, осталось лишь обзавестись мужем и дело готово. Вот, Дьявол! Всё в его власти, даже сердце самовлюблённого эгоиста.
От мысли, что Петька Рукавица рассмотрел в ней девушку, Маньке стало жарко. Конечно, это не совсем то, чем можно гордиться, потому что против воли. По спине пробежал неприятный холодок. Но зато наверняка. Девушка снова воспряла духом.
– Я тебе журналы по технике принёс, – виновато пожал плечами Петька, и Маня увидела болтающуюся у него в руках авоську с книжками, – «Техника и жизнь» называется. Если что непонятно будет, спрашивай. Я ж технарь, – он выложил на стол несколько потрёпанных журналов и умолк, дожидаясь ответа.
– Спасибо, – так неловко Маня не чувствовала себя никогда. Может, пригласить Петьку за стол? Как обычно поступают порядочные девушки? – Есть будешь? – буркнула она себе под нос.
– Нет, не хочу тебя объедать, спасибо. Ты же на меня не готовила, – отказался Рукавица вежливо, – Лучше пойду, – улыбнулся он обаятельно, развернулся и ушёл, ни разу не оглянувшись.
После его ухода аппетит у Маньки пропал, а душу обуяли волнение и сомнение.
Что делать? Одно дело – мотоцикл, он железный и своей воли не имеет, а деньгам тем более всё равно, в чьём кармане лежать, но человек? Как же человек и его желания? Украсть чьё-то сердце – это не мешок картошки из погреба вынести, это чёрная магия, из-за которой ведьмы потом в аду горят.
Но разве Маня колдовала? Нет.
Нашла, кого жалеть. Петьку? Он всё равно гуляет с кем попало, не всё ли ему равно? Так хоть при деле будет. И мама у Петьки хорошая: на прошлой неделе назвала Маньку Машенькой и сто рублей дала. И это при том, что воровка Манька к ней в курятник забралась и курицу спёрла. Чем Петька лучше курицы? Да ничем.
Но вроде бы как-то не по-человечески.
Манька предавалась бы своим сомнениям и дальше, но понемногу стали подтягиваться девчата. Ещё не закатилось за светлый горизонт красное солнышко, как высокие девичьи голоса затянули с Манькиного подворья залихватские, бойкие песни.
– А я вам, девки, так скажу, – поднялась из-за стола самая старшая, незамужняя девица Василина Спиридонова, – Женить на себе мужика – не грех, грех – в девках до тридцати засидеться. Это против природы, против своего предназначения. Да, никогда я в привороты не верила, но решилась. Решилась и не жалею. Через две недели с моим в ЗАГС поедем, – она неспешно перекрестилась, – Вот, крест на себя накладываю и не горю.
– Ой, удивила, – подхватила разговор раскрасневшаяся от принятого на грудь Вероника Панова, – Приворот. У меня и мать так замуж выходила, и бабушка. Ничего, живут. Мужик – он же сам не знает, чего хочет. Если их не привораживать, они сами ни в жизнь не поймут, кого хотят, – она болезненно охнула. Днём фельдшер дала ей таблетку, но желудок всё ещё болел.
– А, если, к примеру, я приворожу, и Васька, и ты, Вероника, и ещё кто-нибудь. Все мы – одного мужика. Что будет? – подала голос Манька, и все девчонки разом умолкли.
– Ты? – Вероника удивлённо округлила светло-карие глаза, – А тебе зачем?
– Думаю, в этом случае, победит приворот самой сильной бабки, – перебила её Василина, поднимая указательный палец к небу, – Поэтому я к самой сильной и ездила.
– Да кому твой Толик нужен? Он же лысый и тощий.
Девчата ещё долго обсуждали худощавого тракториста Толика и почётных бабок области, но Манька их не слушала. Она думала о том, что в любовных делах превзойти самого Дьявола невозможно, и глупо улыбалась.
– Нет, девчонки, приворот – не выход, – тонкий и жалобный голосок Зиночки, помощницы почтальона, вернул Маньку на землю, – Вы же знаете, как я Петьку Рукавицу люблю, как страдаю. Думаете, не ездила я к «вашим» бабкам и никогда ничегошеньки не делала? Делала всё и не один раз. Только толку?! Ваши мужики вас любят, потому замуж и предлагают. А мой Петька не любит меня и не полюбит никогда. Нет никаких приворотов. Ерунда это всё.
На пару секунд девушки вежливо смолкли. Только слышно было, как мычит где-то вдалеке чья-то заплутавшая на закате дня корова. Солнце начинало плавно растекаться по кромке зеленеющего поля, озаряя лица подруг всеми оттенками грусти.
– А я давно говорю, что у Петьки сердца нет, – посетовала Василина, – Там и привораживать нечего. Он же только себя любит.
– Да, Зин, Васька права. Такие, как Петька, никого, кроме себя не любят, – подтвердила Вероника, – Нет у него сердца.
– А я тут мимо шёл, о тебе думал, – приятный мужской голос заставил девушек разом повернуться, – Это тебе, Маня, – произнёс лёгкий на помине, эффектный и обольстительный Петя Рукавица, протягивая вспыхнувшей, как пламя, хозяйке букет белых гиацинтов, – Или ты не любишь белые? – лицо парня опечалилось.
– Люблю, Петя, белые, спасибо, – Маньке отчего-то стало неудобно – ещё никто и никогда не дарил ей цветов, поэтому она не знала, какие любит. Сказать по правде, никому из присутствующих цветов не дарили, разве что саженцы, – Проходи, пожалуйста, присаживайся.
– Ничего не хочешь мне сказать? – прошептала Зиночка Маньке злобным шёпотом.
– Ну, ничего себе, – хмыкнула всё понявшая Василина, которая втайне Маньку и за девушку-то никогда не держала.
И только Вероника Панова глубокомысленно промолчала.