– Почему эта дурацкая птица не поет? – шипит Сефана.
Она трясет клетку, Атэк нервничает.
– К тому же у него перья выпадают… Ты его вообще нормально кормишь?
– Да, мадам, – отвечает Тама.
– Вот невезуха! – вздыхает Сефана. – Пойду попью кофе к соседке. А ты доубирай кухню и не балуй, ясно?
– Конечно, мадам.
Сефана надевает пальто и выходит из дома, запирая за собой дверь. Тама подходит к клетке, чтобы осмотреть Атэка. Нет, перьев он не теряет. Он просто со вчерашнего дня вырывает их одно за другим.
– Хватит, – шепчет она. – Заболеешь…
Птица продолжает яростно себя клевать. Тама старается отвлечь Атэка, дает ему корм, но ничего не помогает.
Она редко остается одна. Так что Тама решает перейти к действию. Атэк должен летать, иначе он окончательно сойдет с ума. Она открывает дверцу, но Атэк не двигается с места. Сидит на жердочке и вертит головой.
– Давай же, – подбадривает его Тама. – Давай, не бойся. Вспомни, ты же раньше умел летать…
Она просовывает свою ручку в золотую тюрьму, чтобы поймать птицу. Осторожно гладит, пытаясь ободрить. Когда девочка убирает руку, Атэк взлетает.
– Давай, пользуйся моментом! – со смехом говорит она.
Он облетает кухню, потом летит в гостиную. Тама идет за ним, смотрит, как щегол летает под потолком. Вдруг она понимает, что ей будет трудно его поймать и посадить обратно в клетку. Хотя это не так уж страшно. Она скажет Сефане, что он вылетел, когда она его кормила, а дети помогут ей поймать птицу. Но он, по крайней мере, сможет расправить свои крылышки и немного полетать.
Атэк летит по коридору и залетает в родительскую комнату. Тама спешит за ним и когда подбегает к двери, то видит, что Атэк летит прямо к закрытому окну. Он ударяется о стекло и падает с глухим стуком на ковер.
– Нет!
Тама секунду не может пошевелиться. Затем подходит к Атэку и осторожно берет его на руки. Может быть, он всего лишь оглушен? Она замечает на стекле крохотное пятно крови и тщательно оттирает его рукавом. Возвращается в кухню, держа Атэка на ладони.
– Давай же, дыши! – умоляет она. – Не умирай…
Она долго-долго ждет, но смиряется с неизбежным.
Атэк умер. Это она его убила.
Тогда Тама кладет его на солому и закрывает клетку.
Вечером она соврала, что птица сама умерла, упав с жердочки. Сефана, конечно же, сочла, что во всем так или иначе виновата Тама. Она дала ей пару пощечин и лишила на три дня пищи.
Тама подумала, что она и правда заслужила это наказание.
Ночью она долго плакала.
Атэк хотел добраться до неба, до своего неба. Он хотел опять стать свободным.
И умер.
Рождественские каникулы закончились. Я удивилась, что в этом году мне снова что-то подарили. Шоколадку с орешками, сушеные финики и новую блузку. В этом году она нежно-зеленого цвета, в синих бабочках. Ничего другого из одежды мне не нужно, потому что Сефана отдает мне старые вещи Фадилы или Адины. Дырявые носки, я их штопаю, когда нахожу минутку, трусики со слабо держащейся резинкой, футболки, которые им уже не хочется носить. Что касается обуви, Сефана покупает мне пластиковые шлепанцы и запрещает носить что-нибудь другое.
А у Фадилы новый мобильник, флакон духов и куча новой одежды. Адине подарили обувь и платья. Вадиму – с десяток игрушек, и Эмильену тоже.
Они были очень довольны, и их радость была заразительной.
В сочельник я приготовила им хороший ужин и получила разрешение съесть сладкое. В этом году рождественское полено было с засахаренными каштанами, мне оно понравилось меньше, чем прошлогоднее. Но я оценила тот факт, что они думают обо мне, и охотно его съела.
Шарандон возвращается около шести вечера, намного раньше, чем обычно. Эмильен и девочки сидят перед телевизором. Он целует детей, потом идет в кухню, где Тама готовит ужин.
– Жена где? – ворчит он.
– Добрый вечер, месье. Она повела Вадима к врачу… У него, мне кажется, бронхит. И еще она должна была пойти в магазин.
Он возвращается в гостиную и падает в кресло.
– Тама! – орет он.
Она все бросает и бежит в комнату:
– Да?
– Пивка принеси.
Тама открывает холодильник, берет баночку пива и несет ее Шарандону.
– Боты сними с меня, – требует он.
Он уже некоторое время, почти каждый вечер, заставляет ее это делать. Тама опускается на колени на ковер перед Шарандоном и расшнуровывает его ботинки.
– Мог бы и сам справиться! – с издевкой говорит Эмильен.
– Ты что лезешь? – отвечает его отец. – Ты уроки хоть сделал?
Мальчик опускает голову, Шарандон взмахивает рукой, отправляя его к себе в комнату.
– А вы, девочки?
– Идем, – вздыхает Адина.
Девчонки тоже исчезают, а Тама ставит ботинки в шкаф при входе.
– Иди сюда, – говорит Шарандон.
Тама встает перед ним, у нее сжимается сердце. Она готовится к самому худшему.
– У меня ноги болят.
Она понимает, что от нее требуется, и снова встает на колени. Она долго массирует ему ступни, пока тот бесстыдно ее разглядывает.
Наконец слышно, как Сефана загоняет машину в гараж. Вадим с матерью заходят в дом, ребенок бросается на шею к отцу.
– Ну что, паренек, заболел, говорят?
– Доктор сказал, что ничего такого!
– И хорошо!
– А что это Тама делает?
– Работает, милый!
Сефана встает перед мужем, хмурится, она в ярости. Затем обращается к Таме.
– Что стоишь? Иди багажник разгружай, – мрачно бросает она девочке.
– Потом разгрузит! – отвечает Шарандон.
Тама переводит взгляд с одного на другого, не зная, кого слушаться. Сефана поднимает руку:
– К машине, быстро.
– Да, мадам.
– Зануда ты! – орет муж. – Только она пригодилась, и на́ тебе…
Тама быстро спускается в гараж. Три раза ходит туда-обратно за огромными пакетами, пока Сефана сидит на диване.
– И не забудь набрать ванну для Вадима! – кричит она.
– Секундочку, мадам.
Пакеты, ужин, ванна Вадиму… Она не знает, за что хвататься.
Но для Тамы это обычный вечер.