Израиль. Полная история страны - читать онлайн

Двенадцать вопросов Наполеона

Все началось с Наполеона Бонапарта, который не просто дал французским евреям гражданские права, но и вознамерился интегрировать их в новое гражданское общество. Своих мотивов император никому не объяснял, но несложно догадаться, что к подобному решению его подтолкнули два соображения – стимуляция предпринимательской деятельности евреев, которые традиционно специализировались на финансах и торговле, а также стремление к установлению полной власти государства над еврейскими общинами, жившим по своим законам и по решениям своего суда.

Евреи в революции не участвовали и ничего хорошего от нее не ждали, так как со времен завоевания Египта гиксосами[6] смена власти обычно приносила евреям новые бедствия. Даже те, кто выступал в их защиту, делали пугающие заявления. Так, например, граф Станислав Клермон-Тоннер, призывавший распространить положения «Декларации прав человека и гражданина»[7] на всех граждан, вне зависимости от их вероисповедания, в том числе и на евреев, выражал свое кредо следующим образом: «Евреев как нацию следует лишить всего, но как частным лицам евреям необходимо предоставить все». Утрата национальной идентичности в обмен на гражданские права – это очень плохой гешефт, лучше уж пускай все будет по-старому.

В апреле 1806 года Наполеон собрал видных представителей еврейского населения империи и предложил им двенадцать вопросов, касавшихся еврейского уклада жизни, начиная с того, дозволяют ли еврейские законы иметь более одной жены, и заканчивая правилами, касающимися ростовщичества. Общий смысл вопросов сводился к тому, способны ли евреи в рамках своих законов стать полноценными гражданами нееврейского государства. Ответы удовлетворили императора и он решил созвать следующее собрание – из раввинов, которые должны были подтвердить сказанное светской знатью, придав ему силу закона. В знак преемственности с древним органом высшей власти еврейского народа это собрание было названо «Синедрионом».

А.Тордье. Бонапарт в Аустерлицкой битве. 1820 год

Синедрион, собравшийся в феврале 1807 года, подтвердил готовность еврейского общества к интеграции, поскольку другого выхода не было. Раввины в очередной раз пошли давно проторенным путем – постарались сделать так, чтобы и власти были довольны, и евреям вышло как можно меньше ущерба. Но с формальной точки зрения их поведение выглядело как отказ от исторически сложившегося уклада жизни «вечных изгнанников». Со временем стремление к «отказу от прошлого во имя настоящего» все сильнее овладевало западноевропейскими евреями, которые начали считать страну проживания своей единственной родиной и не думали о возвращении в Землю обетованную.

Черта оседлости и «Правила о евреях»

На Востоке ситуация была принципиально иной (и при всех своих многочисленных недостатках, более благоприятной для воплощения в жизнь Великой мечты). После второго раздела Речи Посполитой, в результате которого восточные территории польско-литовского государства отошли к Российской империи, указом императрицы Екатерины II от 3 января 1792 года была определена территория, где дозволялось селиться евреям, получившая название «черты постоянного жительства евреев», впоследствии переименованная в «черту оседлости». Установление «черты» было продиктовано стремлением к изоляции еврейского населения, к недопущению конкуренции с православными торговцами и ростовщиками. Окончательно черта оседлости была узаконена «Положением об устройстве евреев» 1804 года. Император Александр II, положивший конец крепостному праву, сделал для евреев несколько ценных послаблений, важнейшим из которых стала отмена запрета на проживание вне черты оседлости для ряда категорий – купцов первой гильдии, врачей, аптекарей, дантистов и др. Однако в правление его сына Александра III, круто закручивавшего «гайки», ослабленные в царствование либерального отца, вышел документ «О порядке приведения в действие правил о евреях», более известный как «Майские правила», поскольку он был обнародован в мае 1882 года. Отныне евреям, проживавшим в черте оседлости, запрещалось селиться в сельской местности, приобретать недвижимое имущество вне местечек и городов, где им разрешено было жить, арендовать земельные угодья, а также торговать по воскресеньям и в христианские праздники.[8] В принятии «Майских правил» сыграло важную роль участие некоторых представителей еврейского народа в революционном движении. Движение это было интернациональным, но центральная власть не могла выпустить из рук козыря, позволявшего объявить всех евреев «заговорщиками» и «бунтовщиками». Ладно бы только новые правила, но перед их публикацией по черте оседлости прокатилась волна еврейских погромов. Попутно в гимназиях и университетах ужесточили так называемую «процентную норму», то есть уменьшили разрешенный процент учащихся-евреев. Цель подобной политики сформулировал обер-прокурор Святейшего Синода Константин Победоносцев, сказавший, что «одна треть их [евреев] вымрет, еще треть уедет из России, а остатки бесследно растворятся в среде окружающего населения».

А. Чаппель. Портрет Александра II. 1871 год

С. Левицкий. Портрет Александра III. 1880 год

«Ховевей Цион»

Уедет из России…

Вообще-то, евреи, досыта хлебнувшие горя на чужбине, начали возвращаться на Землю Обетованную еще с XII века, но все былые репатриации носили единичный, эпизодический характер. Массовым был разве что приток сефардских[9] евреев в Цфат[10] в XV–XVI веках, но никто из них не собирался возрождать Израиль, или, во всяком случае, не делал попыток возрождения еврейской государственности. Как говорится, из одного и того же молока можно сделать и творог, и сыр.

Ответом на погромы начала восьмидесятых годов XIX века стало создание «Ховевей Цион» («Ревнители Сиона»), общественной организации, имевшей своей главной задачей переселение евреев на их историческую родину в Эрец Исраэль[11]и содействие в их обустройстве. Сначала речь шла просто о переселении (Палестина в то время была территорией Османской империи), но очень скоро начала звучать идея возрождения еврейского государства.

Жители Палестины XIX века

Примечательно, что инициатор и один из основателей «Ховевей Цион» врач Лев Пинскер первоначально был сторонником интеграции евреев в российское общество, но после одесского погрома 1871 года понял, что это вряд ли возможно – и захочешь, не примут. Новые погромы и «Майские правила» сделали Пинскера ярым «государственником». В 1882 году Пинскер опубликовал воззвание к российским евреям под названием «Автоэмансипация». «Евреи, живущие среди других народов, фактически являются чуждым элементом, который не может ассимилироваться ни с одной нацией, вследствие чего ни одной нацией он не может быть терпим… – писал Пинскер. – К сожалению, равенства, существовавшего в далеком прошлом, можно ожидать лишь в настолько отдаленном будущем, что при настоящих условиях включение еврейского народа в семью прочих народов невозможно… Еврейский народ… вездесущ, но он нигде не дома. Народы никогда не имеют дела с еврейской нацией, а только лишь с евреями. Для признания евреев национальностью им недостает того индивидуального народного духа, свойственного всем другим нациям, который создается общностью территории. Этот народный дух не мог сохраниться при разбросанности Израиля. Более того, у евреев угасает даже воспоминание об утраченном отечестве… Не Святая, а собственная земля должна быть предметом нашего стремления».

Вывод один: «Чтобы нас не вынуждали переходить из одного изгнания в другое, мы должны иметь достаточно обширное убежище, способное прокормить население, сборный пункт, который стал бы нашей собственностью. В настоящее время сложились наиболее благоприятные условия для осуществления этого плана».

Лев Пинскер

Пинскер мыслил масштабно: предлагал объединить европейских евреев под эгидой создания собственного государства, а затем созвать международный еврейский конгресс для решения этого вопроса. Теоретически предложение выглядело логичным, но существовали два веских практических возражения. Прежде всего, мало кто верил, что мировые правительства станут утруждаться выделением территории для еврейского государства, скорее всего дело, начавшееся со слов, словами и закончится. А что делать людям, над которыми висит дамоклов меч очередного погрома? В общем, Пинскера удалось переубедить и переселение в Палестину началось. Осуществлялось оно через Одессу, ставшую центром «Ховевей Цион», впоследствии переименованного в «Мазкерет Моше» («Общество Моше») в честь известного филантропа и лидера британских евреев Моше Монтефиоре. В отношениях же с российскими властями «Ховевей Цион» выступало как «Общество вспомоществования евреям-земледельцам и ремесленникам в Палестине и Сирии», так было удобнее с политической точки зрения. Власти, для которых еврейское население было непреходящей головной болью, не препятствовали отъезду евреев, но и никакого содействия не оказывали, все делалось на пожертвования.

Эдмон де Ротшильд и Теодор Герцль

Главным спонсором переселенческого проекта стал барон Эдмон де Ротшильд, принадлежавший к известной банкирской династии, берущей свое начало из Франкфурта-на-Майне. «Без меня сионисты мало чего достигли бы, но без сионистов мое собственное дело погибло бы», – говорил Ротшильд, и был прав. Благотворительная деятельность Эдмона де Ротшильда особенно ценна тем, что прочие представители дома Ротшильдов относились к идее создания еврейского государства и вообще ко всему сионизму весьма прохладно и не были склонны оказывать финансовую помощь «Ховевей Цион» и прочим сионистским организациям.

31 июля 1882 года десятью семьями из Харькова было основано поселение Ришон-ле-Цион[12] – тот росток, из которого вырос современный Израиль. Почин был сделан и подхвачен, но для того, чтобы добиться успеха, его нужно было распространить на все мировое еврейство.

Эдмон де Ротшильд

Теодор Герцль

В феврале 1896 года юрист Теодор Герцль опубликовал в Вене программный памфлет под названием «Еврейское государство. Опыт современного решения еврейского вопроса». Подобно Пинскеру, Герцль не сразу пришел к идее создания еврейского государства. Он родился в практически ассимилированной семье будапештских евреев и после окончания Венского университета начал работать в суде, где его ждало первое серьезное разочарование – Герцль понял, что при всех своих стараниях он никогда не станет судьей, не говоря уже о более значимой карьере, потому что еврею в высокие юридические сферы путь заказан. Расставшись с юриспруденцией, Герцль занялся литературой, в частности – драматургией, а в октябре года стал парижским корреспондентом либеральной венской газеты «Neue Freie Presse» («Новая свободная пресса»). Здесь его настигло следующее крупное разочарование. В декабре 1894 года французский военный суд признал виновным в шпионаже в пользу Германской империи офицера французского генерального штаба Альфреда Дрейфуса, эльзасского еврея. Приговор был вынесен на основании подложных доказательств и явился следствием выраженных антисемитских настроений, царивших в тогдашнем французском обществе. Разжалованный Дрейфус был отправлен в пожизненную ссылку во Французскую Гвиану[13] (в июле 1906 года его реабилитировали).

Дело Дрейфуса превратило либерального еврейского журналиста в убежденного «государственника». Ключевая мысль его программы звучала так: «те евреи, которые хотят иметь свое государство, будут его иметь». Речь шла не только о Палестине, рассматривались и другие территории, которые не противоречили бы Трем клятвам из Талмуда,[14] в частности – Аргентина, куда европейские евреи переселялись не по национально-политическим, а по экономическим соображениям.

Всемирный сионистский конгресс 1897 года

При содействии известного архитектора Оскара Марморека и врача Макса Нордау,[15] более известного успехами в публицистике, нежели в медицине, Герцль организовал созыв Всемирного сионистского конгресса, состоявшегося в августе 1897 года в Базеле. На конгрессе была создана Всемирная сионистская организация и принята ее первая программа, получившая название «Базельской программы», целью которой стало «создание национального дома на земле Израиля». Также на конгрессе был утвержден израильский флаг, несколько отличающийся от современного. Голубые полосы располагались вертикально. Президентом Всемирной сионистской организации был избран Теодор Герцль. В своей речи он сказал: «Сионизм – это возвращение к еврейству еще до возвращения в еврейскую страну… Всякий народ должен помочь себе сам и если он не в состоянии сделать этого‚ то ему вообще нельзя помочь… Пусть повсюду узнают‚ что сионизм есть нравственное‚ законное и гуманное стремление к вековой цели нашего народа».

Начало репатриации и первые проблемы

А теперь давайте углубимся в детали.

С 1882 по 1903 годы в Палестину прибыли около двадцати пяти тысяч евреев. С одной стороны – капля в море, а с другой – приток переселенцев перманентно возрастал, хотя в самом начале возникла опасность того, что он прервется. У многих переселенцев не было опыта и знаний, необходимых для эффективного ведения сельского хозяйства. Из черты оседлости Эрец Исраэль представлялся благословенной землей, в теплом климате которой дает побеги даже воткнутая в землю палка… Только вот климат оказался чересчур теплым, прямо говоря, засушливым, а к тяготам первопоселенческой жизни добавилась необходимость защищать свои хозяйства от разбойничьих банд и от соседей (местные жители часто рассуждали так – сегодня мы получим от евреев деньги за нашу землю, а завтра прогоним их и заберем землю обратно). Искать защиты у османских властей было бесполезно – поскольку враги евреев были мусульманами, симпатии властей заведомо находились на их стороне. В большинстве случаев переселенцы нанимали охрану из черкесов или арабов, редко кто мог защищаться самостоятельно. Кроме того, большинство переселенцев не объединялись в коммуны, предпочитая обрабатывать свои участки в одиночку. Короче говоря, дело не пошло…

Положение спас Эдмон де Ротшильд, который выделил деньги на рытье колодца в Ришон ле-Ционе, прислал переселенцам французских агрономов, которые стали обучать их навыкам ведения сельского хозяйства, оплатил закупку сельскохозяйственной техники и скота, профинансировал строительство необходимых зданий, и вообще старался сделать для переселенцев все возможное, требуя при этом, чтобы его имя нигде не упоминалось (воистину, благороднейшие из людей помогают анонимно). В течение шести лет, с 1884 по 1900 годы, переселенцы получили он Ротшильда благ на шесть миллионов долларов (что в наше время примерно соответствует ста семидесяти миллионам).

Но недаром же говорят, что от сытной еды живот болит[16]. Специалисты, присланные (и оплаченные) Ротшильдом, руководили всей хозяйственной деятельностью еврейских поселенцев, начиная с рода занятий и заканчивая нюансами сбыта продукции. Зависимость от чужаков-управляющих вызывала в памяти ассоциации с египетским рабством, да и вообще любой диктат, даже если он совершается из благих намерений, может только раздражать. Даже под контролем профессионалов далеко не все шло гладко, а соседи-арабы с каждым днем выказывали все большую неприязнь к евреям «свалившимся с неба на их головы». А еще поселенцам досаждали малярия, дизентерия и другие болезни… Короче говоря, во всем мире не хватило бы черной краски для того, чтобы описать их бедственное положение, и это несмотря на помощь Ротшильда и других благотворителей. У помощи, кстати говоря, была и изнанка – некоторые поселенцы тратили полученные деньги не на развитие хозяйства, а на наем работников-арабов.

Посетив Палестину в конце 1898 года, Ротшильд сделал выводы из увиденного и принял два важных решения. Во-первых, он прекратил раздавать субсидии налево и направо; отныне поддержка оказывалась только школам, больницам, домам престарелых и прочим общественным организациям, но не отдельным хозяйствам. Во-вторых, Ротшильд передал все земледельческие колонии, находившиеся на выкупленной им земле, под контроль Еврейского колонизационного общества, благотворительной организации, оказывавшей поддержку еврейским колонистам по всему миру. Впоследствии (в 1923 году) эти территории были переданы основанному Ротшильдом Палестинскому еврейскому колонизационному обществу. Положение колонистов несколько улучшилось, поскольку контроль Колонизационного общества носил не жесткий, а скорее рекомендательный характер, но зависимость от дешевой арабской рабочей силы продолжала сохраняться. Арабское окружение и школы, устроенные по французскому образцу, препятствовали формированию и развитию еврейской культуры, без которой невозможно представить ни еврейской нации, ни еврейского государства. Колонисты нуждались в духовном руководстве, но с этим были проблемы, поскольку мудрецы не спешили в Палестину. Да и вообще многие духовные лидеры продолжали считать затею с переселением бессмысленной, и такой же ее находили сливки европейского еврейского общества. В частности, «затею с переселением» и программу сионистов критиковал такой уважаемый человек, как главный раввин Вены Мориц Гюдеман, называвший Герцля и его сторонников «оголтелыми националистами». Что ж, людей уважаемых и состоятельных можно было понять. Трудно бросать все, что имеешь, и уезжать в весьма неприглядную неизвестность.

Большие дела не делаются сразу

У правителей и политиков идеи Герцля тоже не встретили одобрения. Так, например, османский султан Абдул-Гамид II, которого Герцль пытался прельстить оздоровлением экономики его державы благодаря сотрудничеству с еврейским капиталом, выразился прямо и категорично, сказав, что он никогда не согласится отдать евреям Палестину. Для османских правителей территориальные приобретения и потери стояли на первом месте, а экономика – в лучшем случае на втором. Вполне возможно, что султан, привыкший решать финансовые проблемы посредством увеличения налогов, так до конца и не понял, что ему могут дать еврейские финансисты, кроме подношений.

Султан Абдул-Гамид II

Обиднее всего для Герцля было то, что его идеи не разделяли соотечественники, ради которых он и старался. Одни считали его радикалом, другие – прожектером, а третьи и вовсе мошенником, желающим нажиться на благом деле. Даже у Эдмона де Ротшильда, встреча с которым состоялась в июле 1896 года, Герцль не нашел понимания – о каких новых переселенцах может идти речь, если у старых дела идут еле-еле?

В сложившейся ситуации Герцлю оставалось надеяться только на созыв Всемирного сионистского конгресса, но и эта инициатива вызвала волну протеста как со стороны неевреев, так и со стороны евреев. Неевреи, в частности, немцы, считали деятельность сионистов «предательством интересов родной страны (той, в которой они проживали)». Евреи, в том числе и такая уважаемая организация, как Бней-Брит,[17]обвиняли сионистов в нарушении талмудических законов (Три клятвы) и в попытке вбить клин между евреями и неевреями, несмотря на то, что погромы и другие формы преследования евреев наглядно свидетельствовали, что такой клин давным-давно вбит. Но все же в более-менее нейтральном швейцарском Базеле удалось найти место для конгресса, на который прибыли более двухсот делегатов из пятнадцати стран – идеи Герцля, несмотря ни на что, нашли широкий отклик в массах, а сам он стал таким же популярным, как и Ротшильды. А на следующий сионистский конгресс, состоявшемийся все в том же Базеле в августе 1898 года, собрались триста сорок девять делегатов – почти в полтора раза больше прежнего. Проанализировав ситуацию в Палестине, делегаты приняли единственно верное решение – наряду с развитием палестинского ишува[18]нужно готовить так называемый «чартер», массовое переселение евреев в Эрец Исраэль, которое невозможно без согласия правительств тех стран, где проживают евреи. Переселение малочисленных групп не решало проблемы – такими темпами еврейское государство не было бы создано до пришествия Машиаха.[19]

Эрец Исраэль. Начало ХХ века

Сама собой напрашивалась идея о содействии Германии в заселении Эрец Исраэль. В Германии проживало большое количество евреев и, кроме того, у кайзера Вильгельма II были хорошие отношения с султаном Абдул-Гамидом (когда-то союзником Османской империи была Франция, но затем ее место заняла Германия). Герцлю удалось получить аудиенцию у кайзера, но дальше этого дело не пошло. Такой же безрезультатной оказалась встреча Герцля с Абдул – Гамидом, состоявшаяся в мае 1901 года.

Вильгельм II

После кишиневского погрома, произошедшего в апреле 1903 года, в Российской империи были запрещены сионистские организации и вообще вся еврейская общественная деятельность. Момент был не самым лучшим для встречи с императором Николаем II‚ но Герцль все же предпринял попытку добиться аудиенции. Он смог встретиться только с министром внутренних дел и шефом корпуса жандармов Вячеславом фон Плеве, которого еврейская общественность России считала одним из виновников (если не главным организатором) кишиневского погрома. Многие евреи осуждали Герцля за встречу с Плеве, на что тот отвечал: «А разве пророк Моисей не встречался с фараоном, радея за евреев?».

Встреча получилась обнадеживающей. Плеве сказал Герцлю, что для российского правительства «было бы весьма желательным создание самостоятельного еврейского государства‚ способного принять несколько миллионов евреев», но тут же уточнил, что от образованных и состоятельных представителей еврейской нации правительство избавляться не хочет, речь идет только о «евреях слабой и низкой интеллигентности и о малоимущих». В подтверждение сказанного Плеве дал Герцлю письмо‚ в котором говорилось о благожелательном отношении российского правительства к сионизму‚ побуждающему евреев к эмиграции, а также содержались обещания материальной и политической поддержки этого начинания. Эти слова так и остались словами. В активе у Герцля была только предложение британского правительства, которое соглашалось предоставить евреям территорию в своем восточноафриканском протекторате Уганда. Это предложение обсуждалось на третьем сионистском конгрессе, состоявшемся все в том же Базеле в августе 1899 года, вскоре после встречи Герцля с Плеве, и чуть было не привело к расколу сионистского движения. Большинство сионистов не воспринимали Уганду даже в качестве временного, промежуточного варианта. Они соглашались переселяться в Эрец Исраэль и никуда больше. Однако находились и такие, кто «предпочитал сионизм без Сиона Сиону без сионизма».[20] Точка в споре была поставлена в 1905 году, уже после смерти Герцля, на седьмом сионистском конгрессе, делегаты которого однозначно высказались в пользу Эрец Исраэль, а все прочие проекты переселения объявили противоречащими принципам сионизма.

«Невозможно представить себе ничего более печального, чем настроение колонистов…»

До начала Первой мировой войны главной задачей Всемирной сионистской организации стало распространение и упрочение своего влияния. К 1914 году в ней состояли уже около ста тридцати тысяч человек. Важное значение имело создание политических еврейских партий, таких, например, как Бунд (Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России), который совмещал классовую борьбу с борьбой за права евреев. К сожалению, сионисты не смогли найти общего языка с Бундом и вообще всеми еврейскими социал-демократами. Но сам факт прихода евреев в политику был важнее согласия (в конце концов, перед лицом очередной опасности евреи всегда объединялись).

Сионистское движение находилось на подъеме, а в Палестине положение было удручающим. К месту можно вспомнить притчу о невесте, которая «всем была хороша – и красива, и добра, и умна, и богата, только вот болела от Песаха до Пурима»[21]. Отец еврейской социологии и один из лидеров ишува Артур Руппин[22] описывал свои впечатления от Палестины 1907 года: «Невозможно представить себе ничего более печального, чем настроение колонистов, которое наблюдается повсеместно… Старшее поколение, измученное и ожесточенное двадцатью пятью годами тяжелого труда, не питало ни малейшей надежды на будущее и не испытывало ни малейшей радости от настоящего. Младшее поколение, получившее образование во французских школах, мечтало только об одном – оставить сельское хозяйство, которое не смогло обеспечить их родителям достойного существования, и найти себе занятие получше где-то на стороне».

Артур Руппин

Ситуация с переселением напоминала историю еврейского народа, в которой много раз дела шли так плохо, что хуже, казалось, и некуда, но потом положение каким-то чудесным образом выправлялось. Как говорится, «и повесили Амана на дереве, которое он приготовил для Мордехая»[23].