Вопрос о военной операции на Украине состоит не в том, были ли мы правы, вводя туда войска. Этот вопрос не имеет смысла, так как мы вынуждены были это сделать. Однако другой аспект этой военной операции состоит в том, что её могло и не быть. С точки зрения нынешней российской власти и патриотический части общественности, последовательность событий, предшествовавших вводу войск, была следующей:
1) Западный мир старается подчинить себе Россию в 1990-е годы. 2) Россия благодаря В. В. Путину восстанавливает свой авторитет и международное положение. 3) Запад нам не прощает этого и начинает искать способы ослабить Россию, в том числе через организацию на Украине переворота и создание там антироссийского политического режима. 4) Россия вынуждена ответить на вызов украинского преступного режима, начав военную операцию.
Однако, на мой взгляд, последовательность событий могла быть и несколько иной:
1) В России в 1991 году рухнул прежний политический режим, Запад воспользовался этим событием для расширения рынка сбыта (такое расширение заложено в фундаменте западного общества – в капитализме) и отозвался на желание части российского общества перенять западные ценности. К сожалению, отечественные либералы, будучи истинно русскими людьми, своими реформами увлеклись и чуть было не довели страну до падения в пропасть. 2) Россия в 2000‑е годы быстро оправилась от шока либеральных реформ, но не смогла вовремя остановится, и восстановление страны постепенно переросло в широкомасштабную реакцию. 3) Россия, стремясь к восстановлению статуса великой державы, берёт курс на конфронтацию и бросает вызов Западу на Мюнхенской конференции. Последующая попытка сделать вид, что ничего не было – приведение во власть либералов и «перезагрузка» отношений с США – не помогла. Запад не поверил. Все иллюзии окончательно рассеялись после того, как В. В. Путин вернул себе верховную власть. 4) США и Европа по разным причинам (см. выше) ищут способ ослабить Россию, в том числе через организацию на Украине переворота и создание там антироссийского политического режима. 5) Россия вынуждена ответить на вызов украинского преступного режима, начав военную операцию.
В итоге, вопрос о специальной военной операции состоит в том, не была ли она в конечном счёте вызвана внешнеполитическими амбициями России, её неверным пониманием ситуации в мире и мотивов различных действующих сил? Насколько необходимо было бросать вызов Западу, и насколько это соответствовало задачам развития страны? Наконец, насколько геополитический вызов Западу соответствовал и соответствует общемировым задачам развития? Разумеется, я не призываю к капитуляции, я не оправдываю внешнеполитических интриг Запада или преступлений бандеровцев на Украине, точно так же, как не обесцениваю усилия русского народа в ходе нынешней военной операции; я лишь хочу поставить вопрос о том, насколько продуманно мы действуем и насколько отдаём себе отчёт в искренности наших мотивов. Я боюсь, что искажённое восприятие действительности и российские внешнеполитические амбиции приведут нас к патовой ситуации, к затягиванию конфликта, из которого мы не выберемся никогда.
В том, что Запад не понимает и не принимает факта присоединения новых территорий к России, в убеждении, что это есть не более, чем оккупация части территории суверенной страны, есть железная логика. Запад не верит в свободный выбор населения этих регионов, так как идеология Русского мира была сформулирована почти на десятилетие раньше, чем имело место воссоединение Крыма и России, и на пятнадцать лет ранее начала специальной военной операции. С формальной точки зрения Запад прав, ведь сначала была сформулирована теория, оправдывающая захват новых территорий, а затем началось собственно насильственное присоединение. Чтобы в такой ситуации доказать то, что вступление в состав России новых субъектов федерации – это выраженное и осознанное желание населения, что В. В. Путин не Саддам Хусейн, а реинтеграция Советского Союза – это закономерный исторический процесс, нужно будет приложить немалое количество усилий. Российская власть сама дала в руки своим противникам превосходные козыри для критики своей позиции.
В 2013–2014 годах, в ходе так называемого Евромайдана, позиция России выглядела поистине жалкой. Мы громко кричали о роли западных кураторов в осуществлении государственного переворота, о противоправности действия радикалов, о закулисной подоплёке событий. В то же время в глубине души мы понимали, что, по существу, нам нечем ответить Западу в этом столкновении. Нам нечем было помочь ситуации, кроме как ссылками на законодательство и большой суммой денег, выданных режиму В. Ф. Януковича. Всё, что у российского государства сегодня есть – это отсылки к правопорядку и много денег, причём и тем и другим мы стараемся закрыть все возможные проблемы внутренней и внешней политики. Но кому, как ни нам, наследникам революционного СССР, понимать, что не всегда всё делается по закону, что иногда привычный порядок вещей нарушается, происходит полный разрыв традиций и строгой юридической логики. Законы важны лишь до тех пор, пока люди хотят их соблюдать, а у власти есть силы их защищать.
Вся постмайдановская политика российской власти – это выражение ужаса от сознания того, что нам нечем ответить западному вызову, что подобное может произойти и с нами. Я не отрицаю важности закона об иностранных агентах и запрета ряда западных Интернет-сайтов, если следовать логике мысли нынешнего федерального правительства, однако я полагаю, что обеспечивать суверенитет страны можно не только усилением пограничного контроля, но и путём формирования иного мировоззрения, скрепления общества прочным каркасом внутреннего единства, а не только внешней бронёй. Сегодня мы обеспечиваем защиту от Запада нагнетанием психоза, мы показываем «истинный» лик западного либерализма, мы стремимся очернить Запад, вызвать у народа рефлекторное отвращение к нему. Однако этот путь порочен, он нас никуда не приведёт, он обрекает нас на одиночество в этом мире и сужает наш умственный горизонт. Хуже того, обиженно и испуганно закрываясь от внешних угроз, мы не раскрываем свой богатый внутренний потенциал, мы не даём человечеству того, в чём оно так остро нуждается. Мы вроде бы и говорим о всемирном значении русской культуры, но не понимаем сути нашей силы и нашего богатства. Наши нынешние консерватизм и ксенофобия – это не более чем неуверенность в собственных силах, непонимание красоты русской души и её бесспорного величия.