В смысле на городскую? Это внезапное заявление мэра вызывает протест и ощущение, что он обнаглел. Райта же сказала, что в собственность города пекарня отошла бы только через месяц. Прошла неделя.
– Здравствуйте, – я чуть удобнее перехватываю Дэйрона, который не спит и немного недовольно возится из-за того, что голодный. – Пекарня не успела перейти в собственность города, поскольку месяц еще не прошел.
Лицо мужчины вытягивается, от удивления, а потом он возвращает себе надменный, наверное, властный, с его точки зрения, взгляд.
– Но и наследников не явилось, – произносит он, оглядывая меня с головы до ног и обратно. – А всяких приживалок и бездомных я не собираюсь привечать тут. Ищите в другом месте…
– Кто вам сказал, что нет наследников? – усмехаюсь я.
Вот ведь наглость-то, а? Похоже, облеченные властью во всех мирах одинаковые. И передо мной, кажется, тот самый мэр, который хотел оттяпать эту пекарню себе.
– У Фриды не было прямых родственников: ни детей, ни братьев с сестрами, – спокойно отвечает мужчина. – Даже оповещать о ее безвременной кончине было некого. Поэтому…
– Она уже некоторое время просила меня к ней приехать, – спокойно сообщаю я. – К сожалению, в путь с совсем крохой зимой отправляться было неразумно. Жаль, что я немного не успела.
И откуда во мне появляется вся эта уверенность? Наверное, его наглость побудила во мне протест, достаточный для того, чтобы утереть нос мэру.
– И, вообще-то, я была бы благодарна, если бы вы представились, прежде чем заявлять права на пекарню.
Ухоженное лицо мэра начинает покрываться красными пятнами.
– Я Аластор Форту, мэр Соргота, – чуть ли не рыча, говорит он. – А вот кто вы?
Я пожимаю плечами, пытаясь сохранить спокойствие на лице. А сердце-то все быстрее бьется от волнения.
– Меня зовут Летиция, я двоюродная внучка Фриды и, соответственно, наследница пекарни.
Аластор уже не может сохранить лицо и свою надменность, он сжимает челюсти, прищуривается:
– Назваться-то ею может каждый, а вот доказать…
– Документы будут доказательством?
Я отхожу, чтобы обойти прилавок и взять бумаги из сумки, мэр собирается пройти за мной, но я останавливаю его, подняв руку:
– Постойте здесь, я вам не разрешала входить.
Аластор замирает на месте, шокированно глядя на меня. Похоже, к такому он не привык. А я не привыкла впускать в свой дом непрошенных гостей – нечего им тут делать.
С лестницы спускается ещё более подросший котенок, доходит до угла прилавка и садится в позу копилки, гипнотизируя своими золотыми глазами мэра. Как будто мысленно говорит: “Я слежу за тобой, человек. Только попробуй что-то не то сделать, я тогда… Умурмяу тебя!” Далеко этот котяра пойдет.
Дэйрон начинает пыхтеть, ворочиться, искать грудь. Совсем голодный… Да только вот Алтее-то и предложить нечего, ведь она ни дня не кормила. “Грудь портится”. Глупая…
Нахожу бумаги и показываю мэру. Он хочет взять их в руки, да только я не позволяю: экземпляр один, восстановить не выйдет, если Аластору вздумается избавиться от доказательств родства.
Еще одна моя удача состоит в том, что рядом с документами Летиции находится письмо от Фриды, написанное местным писарем из храма Всеблагого. Даже с церковной печатью, поскольку они отправляли послание.
Мэр придирчиво изучает всё, вчитывается в каждую строчку, несколько раз поднимает на меня неприязненный взгляд и порывается вытащить из моих пальцев бумаги. Молчит, думает, а потом внезапно выдает:
– Нира Летиция. Ну вы же понимаете, что пекарня требует даже не просто ухода, она требует значительного ремонта. Фриде уже не хватало сил, чтобы содержать ее в приличном виде, – наставительно говорит Аластор. – Сами посмотрите: и вывески уже нет, и мебель тут весьма старая, да даже черепица уже сломана, потому крыша наверняка в сильные дожди протекает.
Тут мне сложно с ним поспорить. Как и у многих пожилых людей, особенно когда они болеют, сил хватает разве что делать так, чтобы совсем не развалилось. А лишних денег, чтобы кого-то нанять, я думаю, у Фриды не водилось.
У меня их тоже нет, потому мне придется непросто…
– Так вот, – заметив на моем лице сомнение, продолжает мэр. – Мы можем легко договориться: я найду вам более-менее приличный домик… Где-нибудь… А вы просто отдадите мне эту убогую пекарню.
Вот зря он это сказал. Протест, который только-только поугас, разгорается с новой силой. Пекарня – не убогая, а “домик где-нибудь” звучит ой как сомнительно! И на следующей фразе я убеждаюсь, что все же из Аластора переговорщик отвратительный!
– Тем более где-то ближе к окраине женщине с ребенком и без… мужа будет проще зарабатывать на жизнь. Ну разве что найти себе богатого покровителя, но… Вряд ли у вас это получится.
– Покиньте пекарню, господин Форт. Немедленно! – я даже не ленюсь открыть ему дверь и указать на улицу. – Ваши предложения оскорбительны, а я не намерена терпеть вашу беспардонность.
– Но…
Я чуть наклоняю голову и продолжаю ждать.
– Вы… еще пожалеете, – сквозь зубы произносит мэр и выходит, чуть не натыкаясь на Райту.
Соседка вопросительно смотрит на меня, заходя в пекарню и прикрывая за собой дверь.
– Этот шакал уже тут как тут? – кивает она на дверь.
– Да, – вздыхаю я, чувствуя, как весь воинственный настрой улетучивается. – Уже считал пекарню своей, поэтому мое присутствие оказалось очень некстати.
– Ох… Ходят про него разные слухи, – Райта качает головой. – Ты главное, на его предложения не соглашайся. Обманет – недорого возьмет.
– Да я уж поняла… – вздыхаю и опускаюсь на единственную скамью, потому что спина ноет неимоверно.
Райта снова протирает стол и выкладывает из корзины на него краюшку хлеба, горшочек с чем-то очень ароматным и очень съедобным и кувшинчик с молоком. Последний она ставит тоже ближе к печи, от которой уже заметно пышет теплом.
– А ведь я знаю, чего он торопится, – говорит Райта. – Хочет нажиться посильнее.
– Вы о чем?
– О празднике. У нас скоро праздник Пробуждения. В главном храме Всеблагого будет большая служба, – рассказывает она, нарезая хлеб. – Уж, извини, не такой вкусный, как у Фриды, но пока приходится брать у Леоны, в пекарне через две улицы.
Она отвлекается и находит глиняную тарелку с небольшой щербинкой на краю.
– Вы знаете, я со своими приключениями ела так давно, что я и разницы-то не почувствую, – честно признаюсь я.
– Давай мне малыша, а сама тогда скорее за стол, – Райта снова забирает Дэейрона и идет проверять молоко.
Я не спорю, потому что голодная и уставшая я точно ни с чем не справлюсь.
– Вы что-то говорили про праздник, – почему-то цепляюсь за эту новость я.
– Так да, – Райта переключается на малыша, но продолжает рассказывать. – Тебе бы как раз успеть к нему пекарню запустить. Народа много будет. Любимый праздник всех горожан: мы так рады, что именно у нас главный храм Всеблагого.
Да… Алтея что-то такое знала, но ей больше нравились не эти народные праздники, а балы и приемы во дворце короля, потому ей было все равно, Всеблагой ли, бог людей, или Праматерь, которую почитают драконы… Главное побогаче, повычурней и поближе к королю.
Так себе жизненная позиция, конечно.
– К Фриде однажды даже сам дракон заходил, так вкусно она пекла! – восторженно заявляет Райта. – Вся улица потом только об этом и говорила.
– Дракон? – от этой мысли сердце уходит в пятки.
– Конечно! Они же все тут у нас собираются на праздник. Тебе непременно надо на них посмотреть!
Все драконы?! То есть и муж Алтеи тоже?!