Собравшись с духом, я вцепилась пальцами в почерневший стол. Уже в тот момент, когда Фенелла вошла в паб, я поняла, что не покину этот город живой. В ее серебристых глазах отражалась лишь одержимость и мрачная покорность судьбе. Фенелла не хотела убивать меня, но, насколько она могла судить, другого выхода не было.
– Подожди. – Торин отбросил один из кинжалов и повернулся к Фенелле, закрывая меня своим телом. У меня защемило сердце. Я не заслуживала его сочувствия. – Мы можем вытащить Тессу из города так, чтобы никто не узнал, что она была здесь. Нет никакого смысла в убийстве.
Нив пристально посмотрела на меня, щуря яркие фиалковые глаза.
– О, Торин. Хотела бы я, чтобы это оказалось правдой. Есть причина, по которой мать Кэла обязала его дать тот обет. По мнению Беллисент Денар, тот, кто возвратил богов к жизни, неким образом устанавливает с ними нерушимую связь. Это означает, что пока этот человек жив, мир в опасности. Виновник должен умереть, иначе мы никогда не сможем изгнать богов из нашего мира.
Я сглотнула.
– Устанавливает связь?
– Да, с помощью магии, – кивнула Нив, – чем-то напоминает то, как работает связывающий магический обет, нерушимая клятва. По крайней мере, мы так думаем.
– Ты уверена в этом? – печально спросила я, но тучи в моем сознании рассеялись ровно на столько, чтобы сквозь туман смогло прорасти семя надежды.
– Что ж, Беллисент очень расплывчато рассказывала о пророчестве, – нахмурилась Нив. – Но о взаимосвязи богов и человека, что освободит их, она выразилась ясно. Кто-то установит связь с богом, нерушимую никаким способом, кроме смерти.
– Я не заключала никаких уз, – быстро сказала я, с усилием хватаясь за покрытый сажей стол и пачкая руки. – Однажды я дала клятву Калену, и знаю, каково это – чувствовать магию. Я вообще ничего не почувствовала, когда драгоценный камень на ожерелье Оберона был уничтожен. Ничего, кроме сожаления, но это к делу не относится.
В этот момент Торин повернулся ко мне с надеждой во взгляде, пока Фенелла все еще сжимала кинжалы.
– Да, я пронзила Оберона клинком, но… На самом деле я этого не хотела. Что ж, я угрожала ему, но колебалась. Он вел себя так странно и рассказывал мне о хранилище. – Воспоминания нахлынули, и я покачала головой. – Он начал кричать, а затем, спотыкаясь, двинулся на меня. Это было похоже на то, что его… будто его подтолкнули.
Внезапно дверь паба распахнулась настежь, и в дверном проеме появилась мощная, окутанная туманом фигура Калена. Морган стояла прямо за ним, и в ее глазах плясал странный огонек. Я вздрогнула от того, как она посмотрела на меня.
Но это было ничто по сравнению с бурей эмоций Калена. В его чертах отражались ярость и отчаяние. Сапфировые глаза сверкали. Вокруг нас заклубился густой туман, окутывая комнату так, что я начала задыхаться.
– Кэл. – Торин сдвинулся в сторону, чтобы Кален не мог меня видеть.
Несмотря на выражение его лица, несмотря на то, что он, вероятно, дал нерушимую клятву уничтожить меня, мое сердце все равно трепетно подпрыгнуло. Кален был пугающим и красивым – поглощенный туманом, который угрожал моему существованию, сколько себя помню. Но я любила Калена – каждую его черточку.
– Отойди с дороги, Торин, – приказал он властно. В каждом слове сквозила боль.
Фенелла нахмурилась. Краем глаза она все еще следила за тем местом, где, прислонившись к дальней стене паба, замерла я.
– Тебе не обязательно проходить через это, Кэл. Я могу взвалить на себя это бремя вместо тебя.
– Никто не несет этого бремени. – Голос Калена превратился в рычание. Он обошел Фенеллу и Нив, и его горящий взгляд остановился на моем лице. – Вы что, не слышали? Тесса не убивала Оберона. Он покончил с собой. В том, что произошло, нет ее вины, и она не умрет за то, чего не делала. – Он шагнул ко мне, его тело гудело. – Никто не поднимет на нее руку, включая меня.
Мои колени чуть не подогнулись. Я в смятении уставилась на Калена – не ослышалась ли? Это были те слова, которые я ждала от него, но… конечно, не могло быть все так просто.
– Но твой обет, – сказала Морган, стоя в дверном проеме. – Тесса – та, кто вернул богов, так что…
Глаза Калена сузились, и он резко повернулся к Морган.
– К черту клятву. Тесса не была той, кто вернул богов. Это был Оберон. Он мертв, а это значит, что я наконец-то избавлен от нескончаемой пытки. Главный вопрос в том, кто ты такая, во имя луны?
Мое сердце сжалось, когда Кален, Нив и Фенелла повернулись к Морган. Прямо за ее спиной Аластер встал в стойку, чтобы преградить путь к бегству. Морган вздернула подбородок и с вызовом посмотрела на меня. Так вот что имел в виду Кален… Я была так отвлечена кометой, смертью Оберона и страхом перед ужасным будущим, что забыла о послании, которое Морган передала нам при помощи ворона.
Оберон планировал перенести Беллисент в тело фейри. И этой несчастной должна была стать Морган. Когда он захватил меня в плен, казалось, что он не довел дело до конца, но…
Что, если он все-таки сделал это? Что, если бы перед нами стояла Беллисент Денар?
– Я Морган Галлах, – сказала она ровным голосом. – И я наконец свободна от контроля короля Оберона над моей жизнью. Как вы осведомлены – он постоянно заставлял меня лгать. Он сам приказал мне послать Калену того ворона, чтобы устроить ловушку. Я не виню вас за то, что вы больше не можете мне доверять, но такова правда. Вы действительно считаете, что он позволил бы мне связаться с Каленом без разрешения?
– Но ты общалась с нами в течение нескольких месяцев. Даже лет, – сказала Нив, склонив голову набок и глядя на бывшую стражницу Оберона.
– Верно, – кивнула Морган. Ее волосы серебрились во мраке. – А потом он узнал, чем я занимаюсь, и запретил мне когда-либо делать это снова.
– Докажи это, – рявкнул Аластер у нее за спиной. – Как звали твою мать?
Морган побледнела.
– Кира.
Фенелла наклонилась вперед и прижала свой маленький клинок к горлу Морган.
– Это слишком просто. Беллисент могла знать эту информацию. Попробуй что-нибудь другое. Что-то, что могла знать только Морган Галлах. Что-то, чем она никогда бы не поделилась с Обероном или его королевой.
Морган отвела взгляд в сторону и зашипела.
Кален подошел ко мне и обнял рукой за спину, притягивая ближе. Его туман окутал меня, успокаивая, но сам Кален не сводил тяжелого взгляда с Морган. Мне потребовались все силы, чтобы не упасть от усталости. Когда я бродила в тумане, наблюдая, как комета проносится по небу, я была готова отдать все, чтобы только увидеть Калена. Еще раз. И вот теперь он был здесь.
– У меня есть идея, – сказала я, напрягшись, когда все взгляды обратились в мою сторону. – Если Оберон все-таки решился воскресить королеву, у Морган на спине осталась метка. Такая же, как у меня, – одноглазый дракон. Это часть ритуала.
Морган улыбнулась.
В выражении ее лица было что-то снисходительное и нервирующее. Хотя, казалось, высказанная идея была не так уж и плоха. Оберону приходилось вырезать на коже будущего сосуда метку и прижигать ее пылью древней кометы. Это создавало магию, которая позволяла осуществить перенос. Если бы Морган была Беллисент, у нее была бы такая метка. Но выражение ее глаз показалось мне неправильным – как будто мы попали прямо в очередную ловушку.
Фенелла вонзила острие клинка в шею Морган и зашипела ей на ухо:
– Слышала? Покажи нам свою спину.
Струйка крови потекла по бледной коже. Морган подняла руки и встретилась со мной взглядом.
– Я не могу повернуться спиной, если мне пытаются перерезать горло.
– Фенелла, – предупредил Кален.
Она отступила назад и фыркнула:
– Ты не заслуживаешь нашего милосердия, особенно если ты – это она.
Я взглянула на Калена, заметив, как напряглись его челюсти и потемнели глаза. Я могла только представить, что он сейчас чувствует. Всего несколько недель назад он считал, что его мать мертва уже много веков. С тех пор грозовая туча за грозовой тучей – слухи, домыслы и раскрытые тайны – заволакивали над ним небеса и обрушивались штормом – осознанием правды. Его мать была жива – или когда-то была. И она была в сговоре с Обероном: использовала силу бога, чтобы продлить свою жизнь. Сейчас она, возможно, стоит перед нами, притворяясь кем-то совершенно другим.
На его месте я была бы в нескольких секундах от того, чтобы разорвать небо на части.
С непоколебимым спокойствием Морган расстегнула стальные наручи. Она медленно снимала броню и снаряжение и бросала на землю, наконец оставшись в испачканной тунике, которая прилипла к ее мокрой от пота коже. Потом, вновь взглянув на меня, она стянула тунику и показала свою спину.
Ее кожа была чистой и гладкой. На ней не было ни единой царапины.
Из горла Калена вырвался свистящий вздох, и он крепче сжал мою талию.
– Ты не она, – сказал он грубым голосом. – Ты не моя мать.
– Прости, Кален, – сказала Морган, одеваясь. – Твоя мать мертва.
Рука, которой Кален прижимал меня к себе, дрожала, но он не подал и вида. Тем не менее я услышала разочарование в его голосе. Часть его надеялась, что мы найдем метку на плечах Морган. Это означало бы, что Беллисент жива. Спустя многие годы он смог бы снова поговорить с ней.
У меня защемило в груди. Я понимала, что он чувствует, больше, чем хотела бы признать. Мой отец совершил столько ужасных поступков, которые я до сих пор не осознала до конца. Возможно, никогда не смогу осознать. Он причинил мне боль. Он причинил боль Нелли. И все же я не могла его ненавидеть. Я все еще хотела увидеть его снова, хотя бы для того, чтобы попрощаться.
Хотя бы для того, чтобы забыть обо всем этом.
– Я все еще не доверяю ей, – сказала Фенелла, схватив Морган за руки и заломив их за спину. Мгновение спустя на запястьях бывшей стражницы Оберона защелкнулись оковы, и Фенелла вытащила ее из паба, потянув за тяжелую цепь. Где она их взяла? – Мы заберем ее с собой и запрем в подземелье, пока не решим, что с ней делать.
– Кален, – резко сказала Морган, исчезая на улице. – Ты же с этим не согласен.
Нив и Торин последовали за Фенеллой. Кален закрыл глаза, и дверь захлопнулась.
А потом мы остались в пабе вдвоем, прижавшись друг к другу. Прошло мгновение, прежде чем я нашла нужные слова.
– Хорошо, что это не она, – тихо сказала я. – Было бы больнее, если бы это оказалось так.
– Я знаю. Но все равно больно.
Еще мгновение прошло в тишине, сердце сжималось от беспокойства. Мне не хотелось разрушать наше воссоединение, но я не могла избавиться от вопросов, которые роились в голове. Независимо от того, на чем настаивал Кален, я знала, что натворила. Я уничтожила Оберона и ожерелье…
– Кален.
– Хм?
– Ты уверен, что я не представляю угрозы? Что я не та, о ком говорилось в твоей клятве?
И в этот момент он открыл глаза, и на его выражении его лица вновь отразилась ярость. Он взял меня за плечи и повернул к себе.
– Послушай меня. Ты не сделала ничего плохого, и я не стану слушать никого, кто говорит иначе.
– Повтори мне клятву еще раз. Слово в слово, как ее произнесла твоя мать.
Кален тяжело вздохнул, и я испугалась, что он откажет. Но затем он повторил:
– Если увидишь в небе комету, это означает, что боги вернулись. Ты должен убить того, кто стал этому причиной. Этот человек должен умереть.
Я начала говорить, но он прижал палец к моим губам.
– Ты не была причиной. Это сделал Оберон.
Я отвела его руку в сторону.
– Это лазейка и ничего больше.
– Нет, – прорычал он. – Я не причиню тебе вреда. Я никому не позволю навредить тебе, ты меня слышишь? Во всем виноват Оберон, и он мертв. Моя клятва выполнена. Ты действительно думаешь, что я смог бы стоять здесь и обнимать тебя, если бы это было не так?
В его словах был смысл, но что-то все же казалось неправильным. Когда речь заходила о чем-то столь ужасающем и меняющем мир, как возвращение богов, то все не могло решиться вот так просто. Пророчества и многовековые нерушимые клятвы. Ожерелья из оникса, спрятанные в хранилищах, и комета, несущаяся по ночному небу. Все это казалось невероятно большим и важным.
Разве мог быть всему причиной несчастный случай?
– Надеюсь, ты прав, – вот и все, что ответила я. – Во всяком случае, это явно не конец. Комета все еще в небе.
Он погладил меня по щеке и улыбнулся.
– Это не конец, но с тобой ничего не случится. Я этого не допущу. Мы победили Оберона. Мы найдем способ справиться с тем, что будет дальше.
Его слова вселяли надежду. Возможно, он был прав. Может быть, сквозь внутреннюю тьму я просто не могла разглядеть, что самое худшее уже позади.
Но тут во дворе раздались сердитые крики, и вся надежда рухнула.