То самое чувство, когда все мечты детства в одной коробочке на блюдечке с голубой каёмочкой. Он стоял передо мной, как… Как… Господи, почему в голову в такие моменты лезут только кони? Нет, он был совсем не похож на копытное, хотя ноги вытер с таким грохотом, словно подкован на все четыре из двух. И форма на нём сидела идеально, как седло на арабском скакуне. Да, блин, откуда взялся весь этот ипподром? Алиса, очнись и веди гостя в гостиную. И чай предложи. А ещё руку и сердце.
Я выдавила из себя радушную хозяйку с милой, надеюсь, что с милой, улыбкой. Хотела слегка присесть в реверансе, но вовремя передумала. Какой гость? Какой чай? Меня ограбили, а это вовсе не принц, а совсем даже наоборот. Что наоборот, я додумать не успела, потому как оперуполномоченный Сергеев Антон Сергеевич начал в нетерпении рыть копытом. Ну вот опять…
– Проходите, пожалуйста, на место преступления, – голосом придушенного котёнка промямлила я. Ну почему, когда рядом он, мне надо так глупо мяукать? Я сержусь на себя и от этого становлюсь собраннее и, местами, солиднее и басовитее. – Готова дать показания.
– Девушка, какие показания? Где вы видите допрос? Давайте просто побеседуем и выясним, есть ли вообще состав преступления или вам всё померещилось, – принц, то есть Антон Сергеевич вёл себя как-то не по-рыцарски. Как он может подозревать меня… Подозревать… Короче, ничего мне не привиделось. Что я ему и продемонстрировала.
– Вот, – торжествующе предъявила ему под его прекрасный нос разорённую шкатулку. – Вот, смотрите, своими зелёными глазами.
– И что я должен увидеть, наблюдательная вы моя, – ухмыльнулся оперуполномоченный и посмотрел на меня с интересом.
– Нет ничего, – для убедительности я демонстративно пошарила в шкатулке и показала пустую руку.
– А был ли мальчик? – не менее прекрасные чёрные брови встали на высоком, бледном лбу домиком.
– Какой мальчик? А… Горького я как-то не очень. При чём тут мальчик вообще? Здесь лежали драгоценности. Бабушкины. Много.
– А кто может это подтвердить?
– Я, – настроение упало ниже точки замерзания. Кстати, точку я эту так и не запомнила и вообще по физике у меня была тройка. Или точка из химии? Впрочем, без разницы – по химии у меня тоже тройка. Зато по литературе и русскому языку – круглые пятёрки, но это в данной ситуации тоже роли не играет. На чём я остановилась? Ах да – настроение упало. Подтвердить наличие пропавших вещей могу только я и вор. Жидкие хлопки, занавес закрывается, пьеса провалилась.
– Никто не может, – я резко захлопнула крышку шкатулки. – Спасибо за визит, я вас больше не задерживаю.
– Это я вас, девушка, не задерживаю. За ложный вызов. Вот моя визитка, – Антон Сергеевич положил беленький прямоугольничек на стол, – звоните, если что.
Оперуполномоченный Сергеев бодро прогарцевал к двери и вышел. Из квартиры и боюсь, что и из моей жизни. В печали присела я на обувницу и тут же свалилась с неё, испуганная телефонным звонком. Ну, что ещё в ночи грядущей меня должно ошарашить?
– Слушаю, – рявкнула я, даже не посмотрев на номер наглого абонента.
– Алиска? – голос был вроде знаком. – Алиска?
– Крыска вам Алиска, а я Алиса Генриховна. И слушаю вас ровно минуту, потому что через 60 секунд превращусь в тыкву, – громко и чётко проговорила я в трубку и зачем-то показала язык.
– Ну ты, коза, даёшь! Не зря мать твоя всем рассказывает, что ты чокнутая, – хохотнул до боли знакомый женский, противный и до сих пор мною неопознанный голосок. – Не узнала? Богатой буду, в отличие от тебя. Дело есть. Мамаша твоя всем жалуется, что ты в наследство хоромы получила, а с ней не делишься. Пусти пожить. Ты же теперь невеста с жилплощадью, не жмись – поделись.
– Уважаемая. Наверное. И, видимо, знакомая, представьтесь уже наконец, чтобы мы могли продолжить эту совершенно бесполезную беседу, – еле сдерживаясь проговорила я.
– Марта я, ты чё? Мы с тобой мамнадцать лет на одной площадке росли.
– Марта? Марта? – я захлебнулась от возмущения: мне среди ночи звонит мой детский кошмар и просит приютить?
– Заело тебя, что ли, Алиса Греховна?
– Генриховна, – на автомате поправила и тут же куснула себя за язык: зачем? – Слушай меня внимательно, Марта. Ты меня терроризировала с младых ногтей, шагу без подножки ступить не давала, а теперь просишься ко мне пожить? Иди ты, Марточка, к котам на помойку. Спокойной ночи.
Я скинула звонок, не став слушать проклятия, посыпавшиеся на меня из рога нецензурного изобилия словарного запаса соседки. Помогла выбраться Семёну из наблюдательного шкафчика и протрубила «утро вечера мудренее», оборвав все попытки Сёмы обсудить принца и бабу-Ягу. Дракон расположился в той самой вазе, которая послужила ему родильной палатой – свернулся клубочком, как котёнок, и через секунду захрапел, выпуская из ноздрей пар колечками. Позавидовав такой скорости отключения, я ещё порядком покрутилась в кровати, представляя различные варианты развитий наших отношений с Антоном. Заснула на моменте выбора института для нашего сына.
– Пора, красавица, проснись: открой, сомкнуты негой взоры, – такой побудки у меня ещё не было. Истерические крики матери, пищание будильника, предусмотрительно поставленного в другой конец комнаты, но декламирующего пушкинские строфы дракона – такого нет, не было.
– Семён, признавайся, ты – собака? – я открыла один глаз.
– Нет, – растерялся дракон и выронил из правой лапы томик стихов.
– Значит, выгуливать тебя не надо. Зачем ты меня тогда разбудил ни свет ни заря? – закрыла я глаз и натянула на голову одеяло.
– К-какой заря? – Сёма спикировал мне на спину мешком картошки и попытался заглянуть под моё укрытие. – Солнце в зените. Извольте, барышня, выбраться из берлоги и заняться поиском пропитания. Хотя бы для меня – драконам необходимо правильное питание.
– А людям, думаешь, правильное питание не нужно? – обречённо вздохнула я и героическим усилием воли вынула одну руку из-под одеяла. – Дай мне пять минут и телефон. Он на столе.
Дракон хоть и не собака, но просьбу мою выполнил не хуже лабрадора, носившего в зубах рюкзак моей бывшей одноклассницы. Но и не лучше: весь чехол Сёма знатно обслюнявил. Скользкий телефон оказался весомым доводом для приведения меня в вертикальное положение: я потащилась на кухню за салфетками. Заодно поставила чайник на плиту и провела тщательный анализ запасов. Долго дракон протянет на одних кашах? Он что-то говорил о быстрой приспособляемости к условиям… Ага, с моими доходами ему придётся привыкать к трёхразовому питанию: понедельник, среда, пятница.
– Сём, а в твоей памяти предков случайно нет каких-нибудь простых рецептов типа «по щучьему велению»? – спросила я, печально помешивая геркулес в кипятке.
– Не очень понимаю про что ты, но чувствую, что это какой-то фольклорный юмор, да? Некоторые магические способности я, конечно, получил по наследству, но ещё не знаю какие. И вряд ли они относятся к кулинарии. Могу предложить… – Семёна перебил звонок телефона.
– Алло. Да, давала. Нет, дома не показываю, давайте встретимся в кафе на Садовой. Да, «Чайка». Хорошо, в семь мы, то есть я буду там, – я закончила разговор и продолжила помешивать кашу, не обращая на приплясывающего от любопытства дракона. Эх, не получится из меня актриса: не умею держать паузу. – Сёма, у нас сегодня будут деньги. Звонил покупатель, встреча…
– В семь, в «Чайке», – закончил за меня Семён. – Не боишься, что это опять будет вор? И что ты ему понесёшь? А как туда пойду я?
– Шкатулку, он хочет шкатулку. Я специально такое людное место выбрала. Ты не пойдёшь и не делай такое лицо. Кстати, у драконов лицо или морда? Судя по палитре эмоций – лицо. Вот и не куксь его. Блин, каша пригорела…
Оставшийся день мы с Семёном производили ревизию моего наследства. Вещей, которые можно было бы выставить на продажу, набралось вагон и маленькая тележка. Решили отнести их в бабушкину спальню – всё равно я пока была не готова пользоваться этой комнатой полноценно. Дракон смешно цокал языком на каждый откладываемый раритет и рассказывал какую-нибудь историю с похожим предметом.
– Семён, ты так интересно рассказываешь, что хочется за тобой записывать. Может, пойдёшь ко мне в соавторы? – спросила я почти серьёзно после его очередной байки. – Представляешь, как удивится мир, когда узнает, что писатель – настоящий дракон?
– Тебя, Алиса, не поймёшь, – развёл крыльями Сёма, – то ты в шкаф меня запираешь, то хочешь мировой знаменитостью сделать.
– Сильно-то губы не раскатывай, до знаменитостей нам с тобой ещё ой-ё-ёй. И вообще, мне уже пора собираться на встречу. Два часа всего осталось.
– Всего? И ты собираешься сто восемьдесят минут собираться? Вроде говорила, что кафе неподалёку?
– Чего бы ты понимал в женских сборах, – вздохнула я и поплелась мыть голову.
Причёска и макияж много времени не заняли. Волосы у меня обычно в двух вариантах прибывают: распущенные лохматые и распущенные прилизанные. Первые чаще. Я не специально, правда. От всяких там заколочек и резиночек жутко болит голова. Но мама говорит, что это во мне папа беснуется: вечно у него всё в бардаке. Ну не знаю… Точнее, не помню, он нас в раннем детстве бросил. Моём, конечно. Думаю, что сбежал он от вечно нудящей жены, а не от меня, хотя мама говорит, что ребёнком я была несносным. И выросла не лучше… И лохматая. В общем, волосы я тщательно расчесала, а губы намазала гигиеничкой, другой помадой пользоваться мама не разрешала. Вопрос с нарядами тоже не стоял – из одежды у меня было только то, что на мне. Оставшиеся полтора часа я репетировала встречу: как сяду, что скажу, как буду торговаться.
– Понимаешь, Семён, – призналась дракону, – я абсолютно не умею стройно вести беседу. Меня вечно уносит в какие-то тридевятые дали. Мой учитель литературы всегда шутил на этот счёт: «у вас, милочка, перманентные приступы завихрений ассоциаций». Начинаю за здравие, а заканчиваю бузиной, понимаешь?
– Скорее, догадываюсь, – Сёма явно ничего не понимал, но уточнять либо стеснялся, либо боялся, что ещё больше запутается от моих объяснений. – Если тебе надо порепетировать, то я согласен быть твоим визави.
– Ого, какой у тебя богатый лексикон, так уже почти никто не говорит. Ладно, пойду пораньше. Посижу в кафе, попью чаю… Слишком много «по» – не находишь? Хм. А ты остаёшься за страшного – всех впускать и никого живым не выпускать. Шучу.
Я завернула шкатулку в бабушкину шаль и затолкала этот свёрток в рюкзак. Телефон в правый карман, ключ в левый. Ещё разок пробежаться по волосам или не надо? Всё равно на улице моя причёска превратится в сноп – причешусь в кафе. Послав к чёрту семёновское ни пуха, я для конспирации выключила везде свет, вышла и тщательно заперла дверь. Постояла, повздыхала – после печального опыта с домушником было страшновато встречаться с покупателем даже в людном месте.
Солнце палило беспощадно, и я пожалела, что не взяла кепку. Но кто бы мог подумать о таком в седьмом часу вечера? Благо идти, и правда, было совсем немного. Да и на Садовой растут огромные старые липы, в тени которых можно спрятать весь город. А уж в «Чайке» будет и свеже-кондиционированный воздух, и холодный лимонад. И покупатель… М-да, не герой я, не герой. Посмотрела на руки – трясутся. Мне не прохладительные напитки нужны, а валерьянка. Надеюсь, хоть места свободные у окошка будут.
«Ча́йку» я люблю с детства. Я говорила, что Нась-Вась моя не очень соответствовала классическим бабушкам? Пирожки она предпочитала покупать, а не печь. А из всех видов пирожков лучшие, по её мнению, были круассаны с черникой. Или блинчики с варёной сгущёнкой. Ой, аж слюна потекла. Короче, бывали мы в этом заведении с бабулей часто. И садились всегда у окошка. Нась-Вась учила меня наблюдать. Это была моя самая любимая игра в детстве: насмотреть мешочек впечатлений, а вечером, когда мама наорётся, закрыться в комнате и писать, потихоньку вынимая насмотренное.
Дверь в кафе привычно секунду посопротивлялась, а потом втянула меня в прохладное помещение. Посетителей почти не было. Странно, обычно в это время зал полный. Плюхнулась за любимый столик и посадила рюкзак на соседний стул. Надо было взять какую-нибудь книжку – до встречи ещё минут тридцать. Ладно, поиграю в старую игру: я уставилась на улицу и собралась насматривать материал, как говорила бабушка.
– Алиса? – меня окликнули так неожиданно, что сначала я даже не поняла, что обращаются ко мне. – Вы же Алиса? Я по объявлению, насчёт шкатулки.
– Вы рановато, – брякнула зачем-то я и притянула к себе рюкзак. – Присаживайтесь. Здравствуйте. Да, Алиса. Вот.
– Алиса, вы боитесь меня, что ли? – покупатель не выглядел опасным, скорее смущённым. – Не стоит. Я не представляю для вас угрозы. Впрочем, я ни для кого не представляю… Принесли?
Я достала из рюкзака свёрток, долго копалась, разворачивая его, и едва не уронила шкатулку. Мужчина бережно провёл по крышке тонкими длинными пальцами. Какими-то слишком тонкими. Он и сам весь был какой-то узкий и почти прозрачный. Бояться следовало не его, а за него: как он такую тяжесть понесёт?
– Кстати, я не представился, – покупатель протянул мне свою руку, больше похожую на сухую веточку. – Василий Петрович Свиридов, директор музея сказок и мифов.
– Да ладно! – опять не слишком воспитанно удивилась я. – А такой есть в нашем городе? Не знала. А где он находится? А я пишу что-то типа сказок. Даже уже опубликовала несколько. А скоро напишу большой роман. Фэнтези. У меня знаете сколько идей. Ой, извините. Нравится вам шкатулка?
– Очень. Сразу видно, что не новодел. И история у неё, наверное, есть, – Василий Петрович посмотрел на меня вопросительно. – Приходите ко мне в музей. Расскажите про шкатулку, посмотрите экспонаты. Вот моя визитка. А деньги я сейчас вам электронно переведу, хорошо?
Я согласилась и на электронно, и на визитку. Через минуту блямкнуло оповещение от банка, и Свиридов откланялся. Вот прям – откланялся: встал и склонил голову, приложив руку к груди. Потом аккуратно, словно стеклянную, взял со стола шкатулку и ушёл. Я купила два круассана навынос – отпразднуем с Сёмой удачную сделку вкусненьким, и тоже покинула кафе.
Я уже упоминала про липы на Садовой? Они не просто большие – их кроны смыкаются ароматной аркой над пешеходной дорожкой. Идти, никуда не торопясь, под этими исполинами – одно удовольствие. Шагать и мысленно прописывать аутлайн нового рассказа…
– Куда колготки несёшь, красотка? – грубо вернул меня на землю мужской голос. – Зачем такая юная прынцесса и одна?
– Молодые люди, – оглядела я группу пареньков, пытающихся взять меня в кольцо. – Не отягощайте свои личные дела избыточными све́дениями о нелицеприятных поступках. Хотя нелицеприятность тут ни при чём, мы ошибочно употребляем это прилагательное в негативном ключе, а между прочим, в словаре…
– Ты идиотка? – парень справа больно стукнул меня в плечо. – Давай телефон, кошелёк и вали к своим словарям.
– Не могу, – развела я руками. – Телефон мне нужен для работы, а кошелька нет.
– Точно, идиотка. Телефон гони, говорю, – драчун схватился за лямку моего рюкзака и дёрнул так, что я полетела лицом вниз, подминая под себя свежие круассаны.
– А ну, разойдись, шпана, – спокойно, но грозно прозвучало надо мной и парней сдуло, как ветром. – Давайте руку, Алиса Генриховна.
– А? – продолжая валяться на пакете с десертом, я посмотрела вверх. – Антон…Сергеевич. Добрый вечер. Всё в порядке. Я сама.
– Сама… Угу, – покивал оперуполномоченный и не очень ласково схватил меня за плечи и рывком поставил на ноги. – Целая? Ну, пойдём, провожу.
– Мы теперь на ты? – деланно удивилась я, а сама уже повисла на предложенной руке и заранее жалела, что дом близко, и пригласить Антона в гости нельзя – там неспрятанный дракон обитается.