Грядут перемены.
Лето вернулось. В небе резвились на ветру черные стрижи. Палисадник у Мириам отдаленно напоминал мне сад любимой бабушки – великое и беспорядочное разноцветие из тюльпанов и георгин, роз, магнолий, форзиций. На крошечном газоне валялся синий детский велосипед. Я с облегчением отметила: машины Мартина перед домом нет. Значит, я успела и застану подругу одну. Я нажала кнопку звонка. Под ней висела глиняная табличка с изображением ежика и с неуклюжими, выведенными рукой первоклассника буквами: мама, папа, Юстус и Эмили. Я еще не успела убрать со звонка руку, а в дверях уже показалась Мириам.
– Боже правый, – вырвалось у нее. – Ну и видок у тебя!
Я не стала возражать, я предвидела такую реакцию: удивление, возможно, даже шок. Прическа говорит о многом.
Но Мириам справилась с собой и сказала:
– Прости. Я имела в виду другое. Ты выглядишь…
Она помедлила.
– Ты выглядишь потрясающе. Совсем по-другому. Вроде бы старше, и в то же время моложе. Даже не знаю, как сказать, но мне нравится.
Я благосклонно улыбнулась.
– Спасибо.
– Заходи для начала, – пригласила Мириам. – Мальчики наверху.
Я переступила порог красивого и чуточку хаотичного дома, который так безгранично любила. Здесь всегда спотыкаешься об игрушки, здесь непременно стоит где-нибудь на полу ваза с пестрыми цветами из собственного сада. Навстречу мне тянулся легкий запах приготовляемой пищи, с верхнего этажа долетали громыхающие звуки, типичные для мальчишеских игр, участники которых того и гляди взорвутся от переизбытка энергии.
– Эй, ребята, утихомирьтесь! – крикнула Мириам, но ответа не последовало.
Она закатила глаза, и это вызвало у меня невольную улыбку. Я любила приходить сюда. Это был совершенно нормальный дом. Совершенно нормальная семья. Эмили, шестимесячная сестра Юстуса, наверное, уже мирно спала в своей кроватке, не проявляя никакого интереса к проказам восьмилетнего братца и его закадычного приятеля.
– Это Зара? – вдруг услышала я голос Мартина, а уже через секунду из-за угла появился и он сам, с дрелью в руках.
Я разочарованно вздохнула. Но может, оно и к лучшему.
– Вот это да! – воскликнул Мартин, увидев меня. – Короткие волосы, вот это круто!
Я засмеялась.
– Ишь ты, – откликнулась Мириам с притворной обидой, – когда я хочу подстричь только самые кончики, ты идешь на меня войной, а у Зары, значит, это круто?
Мартин добродушно рассмеялся. И тут же спохватился, вспомнив про дрель, которую все еще держал в руках.
– Вот, я достал ее, как и обещал.
Он потряс дрелью в воздухе, а потом положил возле двери, чтобы я ее не забыла.
– Отлично, спасибо, – поблагодарила я.
Если в моем доме назревали какие-нибудь ремесленные работы, Мартин всегда вызывался помочь, но я предпочитала все делать сама. Мне нравилось забивать гвозди в стены, сверлить дырки, я любила дюбеля и шурупы. Любила всякие инструменты. Любила, когда совершается некое действие и получается ясный, заранее предсказуемый результат. Так создается порядок. Так устанавливается контроль над вещами. Я любила порядок. Любила контроль.
– И какие у нас новости? – спросил Мартин, все еще улыбаясь.
– Что ты имеешь в виду?
– Разве не говорят, что если женщина остригла волосы, значит, тут замешан мужчина? «Новая любовь – это как новая жизнь», или вроде того?
– Мартин! – возмутилась Мириам.
Она знала: с тех пор как Филипп пропал, у меня никого не было. И она считала своим долгом за меня заступаться.
– Да все в порядке, – сказала я. – Мартин известный сплетник, любопытства ему не занимать.
Мартин, довольный моей реакцией, удовлетворенно хмыкнул.
– Тренируешься? – спросил он.
– А как же!
На пару с Мартином я когда-то готовилась к своему первому марафону. Но потом из-за проблем с коленями он покончил с бегом, и с тех самых пор я переключилась на триатлон.
– Ты просто молоток, – заключил он.
– Да ладно тебе.
Я мельком взглянула на Мириам, иногда меня серьезно беспокоило, не действует ли ей на нервы чрезмерное внимание со стороны Мартина, но ничего такого. Мириам вроде бы даже рада. Наверное, все еще жалела меня, хотя прошло уже столько лет. Скорее, подруга сама попросила мужа обращаться со мной поласковее и немного пособлять по хозяйству.
– Поужинаешь с нами? – спросила Мириам.
– Нет, у меня же сегодня гости, – ответила я. – Я только хотела забрать Лео.
– Ну конечно же, вечеринка с коллегами, – вспомнила Мириам.
Я начинала нервничать. Но Мириам как будто ничего не замечала.
Сверху послышался приглушенный смех.
– Пойду-ка взгляну. – С этими словами Мартин стал подниматься по лестнице, насвистывая песенку «Новая любовь как новая жизнь», потом подмигнул мне и скрылся.
Мириам закатила глаза, показывая, до чего муж ей действует на нервы, но на самом деле она его любила, таким, какой он есть. Мартин – весельчак. Она знала, кто он. Не искатель приключений, не романтик, не соблазнитель. Зато он, ее Мартин, – весельчак. Мартин большой охотник до гриля. Мартин, хотя и приближается к полтиннику, все еще носит дома футболки с символикой своих рок-кумиров, любит детей и откалывает шуточки, над которыми сам громче всех смееется, но никто на него не в обиде, потому что он ужасно милый. Одним словом, Мартин. Он не из тех, кто подарит цветы или огорошит тебя романтическим сюрпризом, и Мириам иногда на это жаловалась. А я тогда думала: не каждый мужчина такой, как Филипп. Но отвечала ей: «Да кому нужны букеты от флористов, когда у тебя целый сад, полный чудесных цветов».
На лестнице показался Лео, прервав мои мысли.
– Привет, мам, – бросил он мне, подбежал, прижался, но только на секунду, и напрочь проигнорировал мою стрижку.
Потом он увидел дрель, и я опять оказалась вне игры.
– Клево, – завороженно выдохнул он, вскинул дрель как лазерный пистолет, навел на воображаемого противника и выстрелил. – Пиф-паф! Пиф-паф!
– Ладно, – сказала я подруге, целуя на прощание. – Нам пора идти.
– Счастливо! – воскликнула Мириам.
Я с улыбкой посмотрела на нее, забрала у сына дрель и крикнула:
– Пока, Мартин!
Из-за перил на верхнем этаже показалась голова Мартина.
– See you later, alligator![1] – крикнул он мне.
Я уже не видела, но знала наверняка, что в эту секунду Мириам усмехнулась и закатила глаза.
И чувствовала легкость, когда вместе с Лео, сидевшим сзади, катила по городу, хотя выговориться и облегчить душу так и не получилось. Да и вряд ли я смогла бы. Некоторые вещи чертовски трудно произнести.