Конёк-горбунок снова и снова крутился с мечами. Я наблюдал за ним. И в какой-то момент понял, что он подтянулся и окреп.
Он больше не походил на сказочного персонажа. Теперь передо мной была крепкая выносливая лошадка, точнее, жеребец. Боевой жеребец, который будет биться наравне с хозяином.
И он вкалывал. Он снова и снова в моём воображении призывал мечи и крутился, круша невидимых врагов. Он делал то, что лошади по природе не свойственно. Но он тренировался, и у него получалось.
И мне стало стыдно. Я гоняю в своём воображении придуманного коня, а сам столько не тренируюсь.
Я вздохнул и сбился с картинки.
– Кеншин, – тут же отреагировал отец. – Тебе удалось увидеть дух?
Я кивнул. Потому что конька я видел хорошо. Во всяком случае до того, пока не потерял концентрацию.
– Ты должен узнать его имя, – сказал отец.
– А если у него имени нет? – спросил я, понимая, что у моего конька имени точно нет.
– Тогда дай ему имя. Назови его! Это даст тебе над ним власть, – ответил отец.
Я снова принял позу для медитации и постарался мысленно вернуться к своему жеребцу.
Тот стоял и спокойно щипал травку.
Самурай в это время доедал попкорн, выбирая из ведёрка последние крошки.
Как только ведёрко опустело, оно исчезло, растворилось в воздухе.
Я тряхнул головой, прогоняя лишние мысли и повернулся к коньку.
– Как же мне тебя назвать? – спросил я у него.
Конь в ответ только повёл ушами и продолжил щипать травку. Очень важное занятие для воображаемого коня.
Самурай допил колу и встал – стакан и табуреточка растворились вслед за ведёрком. Шагнул к коню и посмотрел на меня.
– Что, прокатиться хочешь? – спросил я у самурая.
Он кивнул.
Я глянул на жеребца и подумал: а почему бы и нет? В конце концов, возить людей для коня более естественное занятие, чем размахивать клинками. К тому же и конь воображаемый, и самурай, если не брать во внимание тот случай, когда он появился на дорожке, но там я не уверен, что не привиделось… самурай тоже воображаемый.
Поэтому я разрешил:
– Ну давай, посмотрим, как ты в седле держишься.
Самурай протянул руку к коню и позвал:
– Джинома… – Голос под маской прозвучал приглушённо и мягко.
Это были первые слова, которые я услышал от самурая. Было даже как-то странно. Но ещё удивительнее было то, что конь отозвался на имя. Он шагнул к японскому воину и положил голову ему на плечо.
Джинома. Значит, вот как зовут моего жеребца.
Потряхивая ушами, Джинома ткнулся носом в протянутую руку.
У самурая на ладони появилось яблоко.
Конь аккуратно губами взял яблоко и смачно захрустел.
Самурай погладил коня по морде, и вдруг оказалось, что на того уже надета уздечка, есть седло. Более того, на морде коня теперь тоже красуется алая маска – рогатого дракона или демона. А круп укрывает кольчуга в ячейках, напоминающих чешую. И удила – двухцветные ленты – белая с красной. И стремена по формк как шлёпанцы, но металлические, и расписанные красно-белым узором.
Пока я осознавал изменения в облике моего коня, самурай взлетел в седло, и конь взвился на дыбы.
– Хей! – крикнул самурай, ударил пятками в бока жеребца и тот понёсся галопом.
Я смотрел на них и мои чувства двоились. С одной стороны, я зверски завидовал самураю – я тоже хотел вот так же верхом лететь по степи, и чтобы грива развивалась на ветру, а копыта высекали из камней искры. А с другой, – я чувствовал, как ветер уже бьёт мне в лицо, а душу переполняет восторг. Я чувствовал, как ноги упираются в стремена, задница касается седла, руки сжимают поводья. Словно это я сейчас несусь галопом по степи, а не самурай. Получается, я чувствовал то же, что и он?
Сделав круг, самурай подъехал ко мне, спрыгнул с лошади и вдруг встал передо мной на одно колено и прижал руку к груди.
– Акаи Акума! – твёрдо произнёс самурай и добавил, склонив голову: – Господин.
Я растерялся. В мои планы не входило приручать самурая. Мне нужно было призвать духа, одарившего меня, и узнать его имя, но я видел, что самурай действительно счастлив от того, что ему удалось покататься на моём коне, на Джинома. А если кто-то искренне счастлив, то это же хорошо.
Я похлопал самурая по плечу и сказал ему:
– Всё норм! Не парься. Конь твой! Дарю! Мне нужен был дух меча. Но Джинома… – я вспомнил, как придумывал конька-горбунка. – Джинома явно он.
Выслушав меня, самурай ещё раз ударил себя кулаком в грудь:
– Я Акаи Акума. Дух меча. Ты мой господин! Приказывай!
И тут я сел.
Не в прямом смысле. В прямом я и так сидел на деревянном помосте и медитировал.
Я сел там, в своей медитации.
– Охренеть! – это всё, что я смог сказать.
Внезапно налетел порыв ветра. Акаи Акума моментально обнажил меч и развернулся навстречу ветру.
Я автоматически открыл глаза и увидел приближающихся Ронина-сэнсэя и Тоширо.
На лице Тоширо было презрительное выражение. Что-то гнусное промелькнуло в его глазах.
Самурай внутри меня не сводил глаз с Тоширо.
– Что, брат, какую-то пакость обдумываешь? – спросил я, отчасти из-за реакции Акаи Акума, а отчасти чтобы сбить с брата спесь.
И действительно, Тоширо смутился.
– С чего ты взял? – дёрнулся он.
Но мне хватило его небольшой заминки, чтобы оценить реакцию самурая – агрессия со стороны брата действительно была, и самурай её почувствовал!
– Тоширо, Кеншин, – прервал нас отец. – Не забывайте о цели вашей тренировки.
– А какая у нас цель? – поинтересовался я, имея ввиду Тоширо – его-то точно в моих планах не было.
– Проведём поединок, – ответил отец. – Может, опасность заставит твой дух отозваться.
Я хотел, было, сказать, что мой дух отозвался уже, но почувствовал, что самурай не хочет, чтобы брат знал об этом, и потому промолчал.
Отец махнул на площадку:
– Идите!
Я направился к деревянным мечам, но отец остановил меня:
– Призывайте оружие ваших духов.
Тоширо демонстративно поднял руку, и из его кисти тут же вырос клинок.
Твою мать! Я вспомнил, что ни во время драки с Хидеки около его машины, ни тогда, когда мы с Акиро прятались в складском помещении и я сжимал в руках швабру, меч не появился. Где гарантия, что появится сейчас. Но даже если появится, я не умею обращаться с оружием. Совсем не умею.
И тут заржал Джинома, мой самурайский конь.
Я усмехнулся – не дождётся Тоширо, чтобы я струсил. А потому мысленно оседлал Джинома, расправил плечи и бросил брату:
– Нападай!
Тоширо, раскручивая меч и разминая тем самым кисть, пошёл по кругу. Он красовался, демонстрировал своё превосходство.
Мне было пофиг. Как бы брат ни выпендривался, я был выше.
На самом деле в центре площадки я стоял на земле, но в своём воображении был верхом на Джинома. И это было странное ощущение – я смотрел на Тоширо сверху вниз.
Его это бесило. Он явно нервничал.
Не закончив круг, Тоширо бросился на меня.
Джинома тут же развернулся, убрался с дороги, и Тоширо пролетел мимо – провалился.
Раздосадованный, он снова пошёл по кругу. Его глаза метали молнии.
Я верхом на Джинома следил за его движениями.
Мой конь не зря столько тренировался. Он двигался грациозно и экономно. Едва Тоширо собрался снова нападать, Джинома стеганул его хвостом – прямо по глазам.
Тоширо запнулся и дёрнул руку к лицу. И с удивлением оглянулся. Он не видел, кто его атаковал, но, судя по реакции, удар хвоста Джинома достиг цели.
Как бы там ни было, Тоширо потерял концентрацию.
Я воспользовался этим и зашёл ему за спину. Подсечка под колени, и…
Нет, брат не упал. В последний момент он отскочил, развернулся, и я увидел летящее на меня лезвие. Дежавю какое-то.
Спас меня самурай. Оттолкнул в сторону. Я даже испугаться не успел, как оказался на земле.
И снова брат не понял, что произошло – промахнулся, когда не должен был.
Взбешённый Тоширо занёс надо мной меч.
Я не успевал вскочить.
– Довольно! – крикнул отец, и я облегчённо выдохнул.
Для кого как, а для меня этот спарринг был показательным: мне не хватало концентрации, я был физически слаб. Я не сразу понял, что в тот момент, когда шагнул за спину Тоширо, потерял связь с Джинома. Я так увлёкся открывшейся возможностью, что потерял своё преимущество.
– Отец, – спросил Тоширо. – А у Кеншина точно есть дар?
– А ты не почувствовал? – удивился отец.
– Что я должен был почувствовать, – вспылил Тоширо. – Как Кеншин дурака валяет?
Отец нахмурился.
Со своего места вскочил Ронин – во время поединка он сидел рядом с отцом и следил за ходом битвы.
– Простите, Мичио-сан, – поклонился он отцу. – Я буду лучше учить Тоширо.
– Ронин, – спросил отец. – А ты почувствовал дух меча Кеншина?
– Да! – снова поклонился учитель моего брата. – Он защитил Кеншина от удара.
– И всё? – нахмурился отец.
– Всё! – подтвердил Ронин.
Я понял: моего коня он не почувствовал. А вот отец…
Отец, задумчиво скользнув по мне взглядом, сказал Ронину:
– Идите. Мне нужно подумать.
Когда Тоширо и его учитель ушли, отец похлопал на помосте рядом с собой:
– Садись, Кеншин.
Я сел.
– Я не сразу узнал имя духа, одарившего меня, – начал рассказывать отец. – Мне только исполнилось пять лет. Четверо лоботрясов загнали меня в тупик. Просто потому что могли. Мне было страшно, но я не собирался сдаваться. Я готов был драться за честь рода, хоть мне и было всего пять лет. Я стоял один против них и вдруг почувствовал рядом монаха с посохом. Он посмотрел на меня и спросил, нужно ли их убить? Мне стало жалко мальчишек. Они ведь просто глупые дети. И я сказал монаху, что убивать не хочу, но хочу, чтобы они поняли: если кажется, что человек ничего не может сделать, совсем не означает, что так оно и есть. Я просто хочу их проучить! И тогда монах поклонился мне в знак уважения и назвал своё имя. У меня был игрушечный меч. Мне его подарил отец, и я везде ходил с ним. Собственно, из-за него мальчишки и пристали ко мне. Я поднял свой деревянный меч, и он превратился в металлический. Потом по нему пробежала молния, вспыхнул огонь.
Отец замолчал. Задумался. Ушёл в воспоминания.
Я тоже молчал – не хотелось прерывать его размышлений, хотя я чувствовал: история ещё не закончена.
Наконец, отец взял деревянный меч и провёл по нему рукой. Меч заблестел металлическим блеском.
– Дух моего меча, – продолжил рассказ отец, – по моему желанию наполняет любой клинок стихией. Я могу взять обычный ученический меч и наполнить его стихией ветра, и он прорежет воздух и всё, что будет у него на пути. Или стихией огня, и тогда огонь разрежет всё, что может гореть. Стихия воды позволит моему мечу проникнуть туда, куда может проникнуть вода. Меч может стать каменным, грозовым. Естественно, металлическим. Или деревянным.
Отец продемонстрировал все стихии.
Я смотрел с восхищением. Это было круто – обладать такой силой.
– Значит, монах может управлять стихиями? – спросил я у отца.
– Силу даёт дух. Выглядеть дух может как угодно. Монах, бродяга, дракон, тигр, воин… – отец испытующе взглянул на меня.
– А какие духи есть? – спросил я, не обращая внимания на взгляд отца.
Отец задумался на минуту. Потом сказал:
– Расскажу я тебе, пожалуй, про мир духов. Видимо, память к тебе не вернулась. Возможно, поэтому у тебя не получается призвать своего, хоть он и помогает тебе. Кстати, я пробовал увидеть его во время вашего с Тоширо поединка. Какая-то странная картина. Такое ощущение, что… – отец замолчал.