В производственном цехе, расположенном в просторном помещении, несмотря на полное отсутствие солнечного света, царила очень уютная атмосфера.
Взгляд цеплялся за искусно изготовленную мебель, идеально гладкие мраморные плиты с расписными вставками, кованые украшения на потолке, причудливые изгибы которых увековечили память об искусных мастерах, приложивших руки к этому великолепию. На стенах, обшитых металлом, блестели капельки разноцветных камней. Играя бликами и переливаясь всеми цветами радуги, они завершали причудливые композиции и гармонично дополняли собой работу из тончайшей гравировки. Резная мебель из цельного дерева, вероятно, очень тяжёлая, казалась необычайно воздушной благодаря причудливым формам и мельчайшим деталям.
Повсюду стояли разного рода станки и машины, о назначении которых можно было догадаться, глядя на рабочих, что трудились не покладая рук. Помещение с высокими потолками переполнялось звуками, со всех сторон слышались разговоры, доносились удары металлических предметов, пахло деревом, бумагой и краской. Повсюду толпились рабочие в одинаковых фартуках и, несмотря на большое количество процессов, делали всё степенно и совершенно не суетясь. Каждый знал своё дело, а в ловких движениях и сосредоточенных лицах ощущался некий трепет, любовь к работе и бережное отношение к труду. Полное отсутствие естественного освещения возмещалось круглыми каминами, встроенными в стены, пламя от которых яркими всплесками разливалось по всему цеху и вовсе не уступало по яркости солнечному свету. Огромные ниши, украшенные по кругу ободом из драгоценных камней и серебряных узоров, хранили в себе неугасающий огонь и наполняли всё вокруг уютным теплом, располагающим к милой, дружественной беседе. Жёлтые блики отражались в металлических пластинах и переливами мелькали по неровной поверхности, изрезанной глубокими рисунками, из-за чего казалось, что стены излучают собственный внутренний свет.
В невероятном танце звуков послышался тяжёлый скрежет открывающейся двери, которая практически сливалась со стеной и была обозначена лишь небольшими зазорами по периметру. Массивное полотно из цельного дерева, обшитое точно таким же материалом, что и всё вокруг, практически полностью сливалось со стеной.
Тому, кто её открывал, это явно стоило немалых усилий. Всем телом навалившись на край, он смог организовать лишь небольшую щель и, что есть мочи вдавив живот и надрывисто кряхтя, протиснуться в помещение, по неосторожности оставив на другой стороне левую туфлю. Пухленький карлик кряхтел и извивался в попытках достать утерянную обувь, демонстрируя при этом свои красные носки в жёлтую полоску. Вскоре его старания принесли свои плоды, и потёртый ботинок с острым носом вернулся на своё законное место. Второпях натянутый носок вылез поверх штанины и создавал несколько неряшливый образ, что, впрочем, осталось без внимания его обладателя. Толстячок поправил слегка помятый вельветовый костюм, ладонью пригладил седеющую бороду, доходившую ему до колен, и, насвистывая весёлую мелодию, в бодрой манере направился вглубь цеха.
Вприпрыжку он подошёл к столу, расположенному чуть в стороне от шумной толпы рабочих, и направил свой взгляд на толстую книгу в кожаном переплёте, лежащую в самом центре творческого беспорядка. Массивная столешница ломилась от всевозможных приспособлений. Инструменты различной формы и самого разного назначения хаотично располагались рядом с обрывками бумаги и кусками натуральной кожи. Стеклянные банки с масляной жидкостью отбрасывали свои тени на разбросанные по всему столу нитки и ремешки и украшали поверхность круглыми пятнами засохшей эмали.
Карлик потянулся за книгой, слегка коснувшись её, и тут же изменился во взгляде. Лёгкая непосредственность и суетливость уступили место необычайной заинтересованности, поглотившей всё его существо. Взяв книгу, словно новорождённое дитя, толстячок прижал её к сердцу, затем поднёс близко к лицу и полными лёгкими вдохнул запах кожи и новой краски. Затем трясущимися пальцами проскользнул по идеально ровным швам на краях обложки, исследовал надпись, расположившуюся по центру медными буквами, ещё сохраняющими тепло расплавленного металла. Жадным взглядом исследовал переплёт из чёрной кожи, наслаждаясь каждым изгибом блестящего материала, и, открыв книгу, с трепетом разглядывал желтоватые листы, медленно перелистывая одну страницу за другой. Насладившись процессом, он закрыл книгу, перед этим уложив поверх первой страницы кожаный язычок с медной бусиной, который в качестве закладки торчал снизу из-под страниц. В его следующем порывистом движении промелькнуло желание коснуться круглого отверстия в верхней части обложки, но рука зависла в воздухе на расстоянии одного сантиметра, и пальцы скользнули по воображаемой поверхности, тут же сжавшись в кулак в попытке спрятаться от соблазна.
Опомнившись от некоего гипноза, бородатый весельчак трепетно прижал книгу к себе, с силой обхватив её руками, и направился в сторону выхода. По-прежнему неуклюже он пролез в тонкую щель между стеной и дверным проёмом, теперь уже беспокоясь не только за свой живот, но и за сохранность предмета, который ему было велено доставить. Последней за стеной скрылась рука, держащая ценный груз, после чего дверь с тяжёлым звуком, но при этом достаточно легко закрылась сама, оставив в воздухе небольшое облако пыли.
Напевая уже знакомую мелодию, бородач шагал по небольшому коридору, не скрывая гордости за успешное выполнение такой важной для него миссии. Оказавшись через время в круглом зале, расположенном на пересечении нескольких ходов, он передал книгу в уверенные мужские руки, что уж скрывать, с некоторой неохотой. Зажатая тонкими пальцами, которые с трепетом повторили примерно те же движения, что и толстенькие руки рабочего пару минут назад, она будто обрела ещё большую ценность и, казалось, ожила. Взрослый и статный мужчина одобрительно кивнул, поправляя свой белоснежный халат, который шёлковыми складками растёкся по расписному полу. Блеснув своей лысиной, он слегка наклонился, выражая благодарность и отправляя посыльного. Задумчиво направляясь в противоположную сторону, он теребил одной рукой мелкие пуговицы на белоснежном жилете из плотной ткани, обшитым по краям серебряными нитями. Его лёгкие шаги эхом отражались от металлических стен круглого зала и отдавались лёгким звоном хрустальной люстры, расположенной под потолком.
Бородач, вопреки приказу, совершенно не торопился покидать это место, всем своим видом показывая, что очень хочет последовать за мастером, и, преградив ему путь, молящими глазами безмолвно просил о такой чести. Может быть, от своей мягкости, а возможно, от желания разделить приятные эмоции от предстоящего события старик согласился и лёгким, даже немного женственным движением руки дал знак следовать за ним. Его длинный халат шлейфом скользнул в один из проходов в форме арки, богато украшенной камнями, и, приглашая за собой, исчез в полумраке.
Миновав очередной длинный коридор с редко стоящими факелами, они вошли в небольшое, по меркам всего цеха, помещение. Тесное пространство формировалось деревянными полками, на которых стояли колбы с разноцветными жидкостями, словно колонна солдат, выстроенных в идеальный строй. Передвигаться приходилось крайне осторожно, потому как расстояние между рядами было довольно маленьким, из-за чего высокий худой старик немного пожалел о своём решении взять неуклюжего «напарника», который то и дело наступал ему на халат и спотыкался о свои собственные ноги.
В тёмной комнате, похожей на древнюю лабораторию, мелькали два медленно движущихся силуэта, один из которых, чуть нагибая голову перед выступами на потолке, словно плыл по воздуху, уверенно смотря вперёд, а второй, немного подпрыгивая на каждом шагу, оглядывался по сторонам, и только лишь голова, которая крутилась хаотично во всех направлениях, виднелась из-за шкафов, доходивших мужчине в белом халате до пояса.
Через какое-то время старик остановился, а весельчак, врезавшись в него на полном ходу, упал на каменный пол. Совершенно не смутившись, он быстро поднялся, отряхнулся и встал как ни в чём не бывало, уставившись на деревянный стол с одиноко стоящей колбой на краю. Идеальный порядок вокруг очень контрастировал с недавней обстановкой в цехе: всё выглядело очень стерильно и опрятно. Старик присел на единственный стул и положил книгу рядом с собой. Его спутнику оставалось только стоя наблюдать за происходящим с максимальной вовлечённостью, на которую он был способен. Карлик вставал на носочки, кряхтел, извивался в попытках вытянуть шею, чтобы хоть что-нибудь увидеть на массивной столешнице, доходившей ему примерно до середины носа.
Лысый старик, оказавшись за своим рабочим местом, чуть изменился в лице, стал более серьёзным, сосредоточился и как будто забыл, что в комнате он не один. Белоснежная гладкая кожа словно светилась слегка голубоватым оттенком, и ни одна морщинка, несмотря на внушительный возраст, не коснулась его светлого лица.
Мастер закрыл глаза и начал что-то бубнить себе под нос. Содержание не представлялось возможным разобрать, и процесс затянулся, заставив весельчака заскучать. Минут через десять, на его счастье, старец наконец открыл глаза, потянулся за колбой с синей жидкостью и, направив её на свет, посмотрел на содержимое. Немного взболтал, дождался, когда маленькая воронка в сосуде полностью остановится, открыл колбу и отложил пробку в сторону. Даже совсем неопытному наблюдателю было очевидно, что делает это он далеко не в первый раз, в чём и убедился толстячок, внемля чётким отточенным движениям мастера. Последний же с ювелирной точностью вылил содержимое в миниатюрное отверстие на обложке книги, не пролив ни единой капли, что вызвало крайний восторг у его единственного зрителя. После незамысловатой процедуры круглая щель стала медленно затягиваться и через минуту полностью исчезла, а кожаный корешок, покрывшись еле заметной рябью, наполнился жизнью и медленно задышал, периодически надуваясь. Только после этого старик позволил себе расслабиться и посмотрел на своего неуклюжего сопровождающего, у которого по щекам текли слёзы: такой сильный восторг вызвал у него факт присутствия на этой «церемонии».
– Новая душа, – только и смог пробормотать он, потирая глаза и с восторгом глядя на медные буквы по центру обложки, которые теперь переливалась всеми цветами радуги.
Старик улыбнулся, встал и пошёл к выходу, наблюдая за тем, как толстячок послушно плетётся за ним след в след. Всем привычный озорной весельчак шёл, погружённый в свои мысли, и, натянув счастливую улыбку до ушей, был спокоен и умиротворён, как никогда раньше. Шаркающей походкой он создавал почти единственные звуки в помещении, и через минуту, когда двое мужчин скрылись в запутанных тёмных коридорах, в комнате воцарилась полная тишина, лишь изредка нарушаемая треском факелов.