– Что за издевательство? – Я зарываюсь лицом в подушку, пытаясь защитить глаза от яркого утреннего солнца, льющегося в окна моей спальни. – Почему здесь нет жалюзи?
Солнце отражается от желтых стен моей новой комнаты. Нужно спросить Стиви, какого черта она покрасила эту комнату в такой несносный утренний цвет, потому что я знаю, что мистер Нелюбящий Цвета ни за что на свете этого не сделал бы.
Я не знаю, который час. Я ничего не устанавливала в своей новой комнате, включая будильник, и одному только богу известно, где может быть мой телефон, но по неприлично яркому рассвету, проникающему в мою комнату, я могу сказать, что еще чертовски рано.
На работе у меня сегодня ночной перелет, первый в сезоне, и мне нужно выспаться. Я и так-то не жаворонок, а особенно – в те дни, когда приходится всю ночь лететь.
Я спала как убитая. На полу с одной подушкой и двумя покрывалами. У меня пока нет кровати или матраса, а после вчерашнего фиаско моя упрямая задница отказалась заваливаться на диван Райана.
Мне нужно пройтись по магазинам и кое-что купить. Странно начинать все сначала, но ни одна часть меня не хочет, чтобы матрас или постельное белье были оттуда, где я увидела Алекса с другой.
Одна мысль о его имени пробуждает в моей груди боль, которая предпочитает прятаться на какое-то время, пока простое напоминание не делает ее подобной цунами.
Обнаружив, что телефон упирается мне в спину, я прищуриваю глаза, стараясь не ослепить себя ярким экраном.
Я: Ежедневные новости – почему, черт возьми, эта комната цвета маленького утенка?! Жаль, что ты не оставила свою кровать. Зандерс достаточно богат, чтобы купить другую для твоей гостевой спальни. О, и твой брат – придурок.
Стиви: Ну, по крайней мере, это удержит тебя от желания с ним переспать!
Я: Когда это я такое говорила? Я читаю любовные романы. У меня слабость к придуркам.
Она не отвечает, и мне интересно, сколько ежедневных новостей потребуется, чтобы Стиви заблокировала мой номер.
Зарывшись с головой в подушку, я закрываю глаза, надеясь поспать еще несколько драгоценных часов, но как только в мою комнату проникает запах свежего кофе, я прихожу в полную боевую готовность. Запах и так соблазнительный, а когда к нему добавляется легкий аромат хрустящего бекона, я встаю с постели и, спотыкаясь о свой хлам, добираюсь до кухни. Я такое не ем, но, боже, пахнет потрясающе.
– Доброе утро, – говорит Райан, не потрудившись повернуться ко мне лицом.
– Доброе, – бормочу я, усаживаясь за кухонный стол.
Укороченная футболка и баскетбольные шорты подчеркивают его фигуру, но его наряд не излучает той энергетики парня из братства, которую я ожидала. Футболка, кажется, настолько старая и поношенная, что ему пришлось отрезать рукава просто потому, что на ткани было слишком много дырок – удивительно для такого чистоплотного человека, как он. Как бы то ни было, я не жалуюсь, потому что его гладкие, изгибающиеся косые мышцы идеально выглядывают из глубоких вырезов по бокам, а выпуклые мышцы бедер заставляют мое воображение танцевать, представляя, на что способны эти мощные ноги.
Боже, как он подтянут.
Райан наконец поворачивается ко мне лицом, ловит мой восхищенный взгляд и скользит глазами по моей груди. Наверное, следовало надеть лифчик. Благодаря этой тонкой майке со смайликом я не единственная, кто этим утром приветствует моего нового соседа по комнате.
– Не любишь бюстгальтеры?
– Я? Лично я не люблю носить их под пижамой, но ты, видимо, любишь. – Я поднимаю руки в знак капитуляции. – Зона, свободная от суждений.
Он бросает на меня равнодушный взгляд и ставит передо мной на стойку обжигающе горячую кружку черного кофе, а следом тарелку с яичницей-болтуньей, беконом и пшеничными тостами.
Я поднимаю взгляд, чтобы встретиться с ним взглядом. Сине-зеленые глаза впиваются в мои, ожидая, что я что-нибудь скажу, но я не могу выдавить ни слова. Тень разочарования, которая осеняла его прошлым вечером, немного рассеялась, и он выглядит мягче, добрее.
– Ты хотела позавтракать вместе, – напоминает он, кивая в сторону моей тарелки.
Он помнил, хотя я совсем позабыла об этом после своего небольшого срыва. Я-то думала, что после вчерашнего вечера меня встретят уведомлением о выселении, а не домашним завтраком.
Это блюдо – оливковая ветвь. И хотя он был королевским придурком, я бросила туфлю в его дверь, так что я не уверена, что это он должен извиняться.
– Это была та, ярко-розовая? – спрашивает он, заставляя меня отвести взгляд от своей спальни.
– Хм?
– Туфля, которую ты бросила в мою дверь. Это были твои розовые шпильки? – Он указывает на беспорядок в моем дверном проеме.
Наверное, мне должно быть стыдно, но я не смущаюсь.
– Наверное. Это мои туфли «не выношу наездов».
Легкая улыбка приподнимает уголки его губ, но я не питаю особых надежд на искреннюю улыбку. Я быстро усвоила, что Райан Шэй не находит меня ни забавной, ни очаровательной.
Стоя напротив стола, он протягивает мне вилку, но перед тем, как приступить к завтраку, моет две сковородки, которыми пользовался, вытирает их и возвращает на законное место.
– Извини за вчерашнее, – наконец извиняюсь я с набитым ртом. – Я уберу эту царапину с твоей двери.
Райан не отвечает, переключая внимание на свою тарелку и приступая к завтраку.
– Не любишь бекон? – Он указывает вилкой на мою тарелку.
– Я вегетарианка.
Он с ужасом смотрит на меня, а потом подцепляет мой бекон и засовывает его между своими восхитительно полными губами.
– А кофе ты пьешь?
– Я люблю кофе. Но я не пью горячий кофе. Я жду, пока он остынет, и добавляю немного льда. И сливки. Много сливок.
Он хмурит брови, вероятно, задаваясь вопросом, как ему удалось заполучить самую сложную на свете соседку по квартире.
– Ты пьешь только кофе со льдом? А как насчет зимы?
– Может быть минус двадцать, и я буду держать в руке кофе со льдом, разве что надену зимние перчатки.
– Девушка из «Старбакса»? Индиана, тебе не кажется, что это немного банально?
При звуке этого имени мои глаза слегка сужаются.
– Когда-нибудь слышал фразу «она не такая, как другие девушки»?
Он слегка кивает головой.
– Так вот, это не про меня. Я такая же, как все остальные цыпочки. Настолько простая, насколько это возможно. У меня был период «угги». У меня был период узких джинсов. Мне нравятся мои романтичные книги, в моем кофе больше сливок, чем кофеина, и я даже делаю эстетичные снимки своей еды всякий раз, когда бываю в ресторане.
Его грудь слегка поднимается, и я мысленно похлопываю себя по спине за то, что вырвала у Райана Шэя хотя бы такой тихий смешок.
Мы заканчиваем завтрак в тишине. Райан не поднимает на меня глаз, но я не могу отвести блуждающий взгляд от него, пока он ест. Действительно красивый мужчина. Квадратная челюсть с легкой щетиной. Губы немного пухлые, и я не могу перестать думать о том, какие они мягкие на ощупь. Глаза светлые и ясные, манящие, даже если он этого не хочет. Он не самый приятный, не самый общительный, но тем не менее привлекательный. Самое странное в нем, наверное, то, что он этого не осознает.
– Что? – не поднимая на меня глаз, спрашивает он.
Меня не смущает, что меня поймали с поличным, поэтому я не отрываю от него своего внимания.
– У тебя есть друзья?
– Да.
– У тебя на кухне не так уж много всего. Что, если твои друзья придут на ужин, а у тебя не окажется лишних тарелок или столового серебра?
– Я не провожу здесь время со своими друзьями.
– А где ты проводишь с ними время?
– На тренировках или на наших играх.
– Ты имеешь в виду твоих товарищей по команде.
– Я слишком много работаю, чтобы не считать своих товарищей по команде своими друзьями. Стиви – тоже мой друг.
– Твоя сестра-близнец.
– И Зандерс.
– Твой вероятный будущий шурин.
– Инди, к чему ты клонишь? – в его тоне слышится раздражение.
Я небрежно пожимаю плечами:
– Да так. Просто пытаюсь узнать тебя получше. Какой твой любимый цвет?
– Черный.
– А я-то думала, что роботам должен больше нравиться серебряный.
Он одаривает меня натянутой улыбкой:
– Как мило.
– Почему у тебя нет собаки или домашнего питомца, чтобы составить тебе компанию? Тебе, наверное, здесь одиноко.
– У меня аллергия на собак. И я не одинок.
– Ах, точно. Я забыла о твоей аллергии. Ты действительно разозлил большого парня наверху, чтобы заработать эту аллергию, да? Тогда как насчет кошки? Кто-то, о ком нужно заботиться.
– Мне не нужно ни о чем и ни о ком заботиться, и мне не нужна дополнительная компания. Мне нравится быть одному.
– А я люблю цветы. Хочешь, подарю? Или растение. Может быть, с растением ты почувствуешь себя более мужественным. Что-то, что будет гармонично сочетаться с горькой холодностью твоей личности.
– А ты вполне… дерзкая для того, кто приехал сюда только вчера и до сих пор не подписал договор аренды. И задаешь много вопросов.
– Считаешь, что я вполне?
– Услышала первые три слова и пропустила остальное мимо ушей, да? – Он вздергивает бровь, явно не впечатленный моей реакцией.
– Я просто пытаюсь узнать тебя получше.
Он мгновение изучает меня взглядом.
– Отлично. Теперь моя очередь.
Я сажусь прямее.
– О, это весело! Сближение с соседом по квартире. Валяй.
– Расскажи мне о своем бывшем и почему тебе негде жить.
Вот черт. Сильное начало.
– Мой любимый цвет? Я так рада, что ты спросил. Лавандовый.
– Я об этом не спрашивал.
Я глубоко вздыхаю.
– Ты и так считаешь, что я не в себе. Ты уверен, что тебе нужны подробности?
– Да.
Он, не дрогнув, выдерживает мой пристальный взгляд. Понимая, что такая честность может быть непременным условием проживания здесь, я начинаю рассказывать.
– Мы с моим бывшим долгое время жили вместе. Долго встречались, и все это закончилось около полугода назад, когда я неожиданно раньше времени вернулась домой из рабочей поездки и обнаружила его в нашей постели с другой.
Челюсть Райана дергается, как будто он скрежещет коренными зубами.
– Бо́льшая часть этого мне известна. Долго – это сколько?
– Шесть лет.
Глаза цвета морской волны расширяются.
– Вы были вместе шесть лет?
– Да, но мы знакомы всю жизнь.
– Шесть лет, и вы все еще не были ни женаты, ни помолвлены?
– Мы приближались к этому. Он купил кольцо. Я ждала, когда он будет готов к следующему шагу.
Я продолжаю смотреть в свою тарелку, потому что это унизительно. Когда-то мне нравилась наша история любви. Она делала нас уникальными, связанными самой судьбой. Друзья детства женятся. Я так хотела когда-нибудь показать на нашей свадьбе наши фотографии из детского сада.
Но сейчас? Сейчас это унизительно. Мы знакомы двадцать два года, шесть из них встречались, и я так и не смогла заставить парня жениться на мне. Я даже не смогла заставить его хранить верность.
– Никогда не стоит умолять кого-то быть готовым к будущему, – произносит он, и слова звучат нежнее, чем, я думаю, он сам ожидал.
– Обстановка твоей квартиры черно-белая, но жизнь не всегда такая, Райан.
– Она такая, когда дело доходит до любви. Либо вы любите друг друга, либо нет. Шесть лет и целая жизнь воспоминаний – более чем достаточный срок, чтобы это понять. Он тянул время. Тебе нужно двигаться дальше.
– Господи. Как резко. Я вроде пытаюсь.
– Нет, не пытаешься. Ты плакала прошлой ночью из-за него. Ты можешь утверждать, что это потому, что я полый засранец, и то, что я сказал, обидело тебя, но это было из-за него. Ты живешь здесь из-за него, и это ранит твои чувства. Он не хотел тебя. Он доказал это, прождав шесть лет, прежде чем сделать предложение, и он практически прокричал на весь мир, когда решил в твоей постели заняться сексом с другой. Так что да, Индиана, это черное и белое. Тебе нужно двигаться дальше. Он не заслуживает ни тебя, ни твоих слез.
Я игнорирую прозвище, которое он мне дал, но во мне закипает гнев.
– Может, поработаешь над более мягким тоном, сосед. Ты понятия не имеешь, каково это, когда все твое будущее вырывают у тебя из-под ног, заставляя начинать сначала.
Он сглатывает, не сводя с меня глаз.
– Поверь, мне это известно лучше, чем кому-либо другому.
Вот черт. Уязвимость, кроющаяся в чертах его раздражающе красивого лица, говорит мне, что я задела за живое. Я смягчаю тон.
– Знаешь, меня зовут не Индиана. Так что прозвище не имеет абсолютно никакого смысла. Не говоря уже о том, что оно длиннее, чем Инди.
– Твое настоящее имя Инди?
– Вообще-то Индиго. Но я предпочитаю Инди.
– Индиго? Как синий цвет?
– Да, как цвет. Когда я родилась, у моих родителей был непростой период. У них родился единственный ребенок, и они выбрали Индиго.
– Так, значит, тебя зовут Блу[11]?
Я впервые слышу, как он искренне смеется. Несмотря на то что он смеется надо мной, а не вместе со мной, мне нравится, как это звучит.
– Меня зовут Инди, – напоминаю я. – Может, хватит называть меня Индианой, раз это, черт возьми, не имеет никакого смысла?
Он улыбается. Широко и безудержно, не сдерживаясь. Вот везучий сукин сын – у него даже ямочки на щеках!
– Конечно. Я остановлюсь на прозвище Блу.
– Нет. Точно нет. Инди, просто Инди.
Он берет мой кофе, теперь уже комнатной температуры, и сливает немного в раковину, а потом возвращается к холодильнику и наполняет мою кружку льдом. Достав из холодильника маленькую упаковку молока, ставит ее передо мной.
– У меня нет сливок, так что, надеюсь, подойдет молоко. У тебя ведь нет непереносимости лактозы?
Он смотрит на меня с нервным блеском в глазах, как будто не может смириться с еще одним блюдом, которое я не буду есть или пить.
– Молоко – это отлично! Спасибо.
– Давай поговорим о твоей аренде.
– Ты все еще хочешь позволить мне жить здесь после того, как я бросила туфлю в твою дверь и рассказала тебе, какая колоссальная хрень случилась у меня в жизни?
– Не знаю, стоит ли использовать слово «хочу», но это только временно. Пока ты не встанешь на ноги.
Временно. Я покончила с тем, что вся моя жизнь временна. Я хочу стабильности и будущего, но меня на сто процентов устраивает, что эта жизненная ситуация временна. Райан в любом случае не сможет долго жить со мной. Я уверена.
– Хорошо, давай обсудим аренду.
Он берет мою, теперь уже пустую, тарелку вместе со своей и начинает мыть их в раковине.
– Сколько ты можешь позволить себе платить?
Я нечасто смущаюсь, но два моих самых неловких момента произошли именно с Райаном Шэем, так что давайте просто добавим это к списку. Как мне сказать одному из самых привлекательных мужчин, которых я когда-либо встречала, сколько денег я зарабатываю? Если посмотреть на его квартиру, становится ясно, что он никогда не чувствовал себя стесненным в средствах, по крайней мере, с тех пор, как подписал контракт с «Чикаго». Его квартира феноменальна, а я не зарабатываю даже на то, чтобы арендовать бельевой шкаф.
Опустив глаза, я спрашиваю:
– Ты имеешь в виду мой максимальный бюджет или сколько я могу себе позволить, при этом продолжая питаться и заправлять машину?
– Сколько ты могла бы платить в месяц, чтобы по-прежнему откладывать деньги на собственное жилье и чувствовать себя комфортно со всеми остальными расходами? – Райан ставит наши тарелки и вилки на сушилку рядом с раковиной.
– Тысячу?
Это вопрос, а не утверждение. Это слишком много, если у меня есть всего семь месяцев на то, чтобы скопить деньги, но я могла бы выжить, питаясь раменом в пакетиках.
Он вопросительно поднимает бровь.
– Сестра говорила, что у тебя финансовые проблемы. За тысячу ты можешь найти другое жилье. Смысл твоего пребывания здесь – в том, чтобы сэкономить деньги.
Четырнадцать тысяч. У меня есть семь месяцев, чтобы скопить четырнадцать тысяч долларов, и это если все пройдет гладко.
Я знала, что лечение бесплодия стоит дорого, и отдавала себе отчет в том, что, скорее всего, мне оно светит в будущем. Чего я не планировала, так это того, что мне придется платить из своего кармана за замораживание яйцеклеток в возрасте двадцати семи лет после того, как моя любовь длиною в жизнь и тот, кто, как я думала, станет отцом моих детей, решил переспать с другой.
Мой врач предупреждал меня, что нам следовало начать пробовать много лет назад, но Алекс был не готов. Я не виню его, потому что я тоже не была готова, но он постоянно подчеркивал, что «хочет начать пробовать в ближайшее время». Вот почему я не обратилась за замораживанием яйцеклеток раньше, пока у меня еще была страховка родителей. Нет, он дождался момента, когда страховка уже год как перестала действовать, чтобы засунуть свой член в кого-то другого.
Уменьшенный овариальный резерв – такая формальная фраза, чтобы сказать, что мои яичники стареют быстрее, чем остальные органы моего тела.
Несмотря на то что моему телу под тридцать, мои яйцеклетки находятся на грани выхода на пенсию благодаря генетической линии моей матери. Если я хочу сохранить возможность когда-нибудь иметь биологических детей, мне нужно что-то сделать с этим вчера, и, поскольку я не могу позволить себе взять отпуск на работе, мой план – экономить, экономить и экономить до следующего лета – хоккейного межсезонья.
Райан достает из ящика блокнот и ручку. Я бы предположила, что это его «ящик для бардака», но у парня ручки выложены в ряд и каждой мелочи отведено определенное место. Психопат.
Он пишет в верхней части блокнота: «Соглашение Блу о временной аренде».
Дважды подчеркивает «временной».
Я не знаю, что раздражает меня больше – откровенное напоминание о том, что он не хочет, чтобы я здесь находилась, или прозвище, которое я заработала за завтраком.
Он выводит первую строчку: «Аренда».
– Что скажешь насчет пятисот баксов в месяц? – Он водит ручкой по странице, опираясь на предплечья.
Обдумывая его предложение, я изо всех сил стараюсь не пялиться на вздувшиеся вены, сбегающие по мускулистым рукам, но это определенно отвлекает.
Пятьсот баксов в месяц? Плата явно недостаточная. Возможно, этого даже не хватит на оплату дополнительных коммунальных услуг, которые я буду списывать с его счетов.
Может быть, он действительно хочет, чтобы я была здесь, и это его способ заставить меня остаться? Пятьсот долларов в месяц я себе позволить могу.
– Только… – продолжает он, в то время как я продолжаю ломать голову над возможным скрытым смыслом его слов. – Если ты будешь откладывать еще пятьсот долларов в месяц и класть их на сберегательный счет для своего собственного жилья.
И не надейся. Он собирается брать с меня почти ничего, чтобы я съехала как можно скорее. Тем не менее это щедро, а я не мученица. Если он хочет оплатить мне проезд, я с радостью ему это позволю. У него явно есть деньги. Вряд ли он знает, что, хотя мой сберегательный счет и будет пополнен, распределяться он будет иначе.
– Идет.
Его глаза светлеют, в уголках глаз появляются небольшие морщинки, но он не улыбается полностью.
– Ты не собираешься спорить со мной по этому поводу? Не собираешься предложить платить больше?
– Нет. – Я пожимаю плечами. – Думаю, ты вполне можешь позволить себе содержать меня, Райан Шэй.
Его внимание возвращается к блокноту, и уголки его губ приподнимаются, когда он пишет: «500 долларов + 500 долларов сбережений рядом с арендной платой».
Следующий пункт – «Правила».
Вот оно.
– Дай угадаю. Тихий час начинается в 8:30 вечера, и перед каждой домашней игрой ты проводишь небольшое человеческое жертвоприношение, о котором никто не должен знать.
– Как мило.
Я с улыбкой опираюсь щекой на ладонь.
– Продолжай так говорить, Шэй, и я, возможно, получу здесь большое удовольствие.
– Никаких гостей, – говорит он, записывая эти слова.
– Мне нельзя приглашать друзей?
– Стиви может прийти.
Я посмеиваюсь, не веря своим ушам.
– И Зандерс, – предлагает он, как будто дает мне больше возможностей. – И пара моих товарищей по команде.
Я взволнованно приподнимаю брови.
– Квартира, полная парней из НБА? Я тоже участвую!
– Это не для тебя.
– С тобой неинтересно.
– Я не хочу, чтобы сюда приходили, – продолжает он. – Итак, никаких ночных гостей.
– С тобой действительно неинтересно. Уже ревнуешь, Райан? Мы прожили вместе всего двенадцать часов, и ты не можешь видеть рядом со мной другого мужчину. Ты серьезно?
Он водит указательным пальцем по кругу, обводя мое лицо.
– У тебя это работает? Получаешь все что хочешь, благодаря этому?
– Ты имеешь в виду мое очарование? Работает двадцать семь лет, малыш.
Еще одно легкое движение его губ. Черт меня побери, если это не самая захватывающая вещь, которую я когда-либо видела.
– Я не собираюсь портить тебе малину. Делай что хочешь, – говорит он, и эти слова мне не нравятся. Мне понравилась идея о том, что он – мой чрезмерно собственнический сосед по квартире, который не выносит присутствия рядом со мной другого мужчины, потому что сам хочет меня.
– Только не делай этого здесь, – продолжает он. – Я не хочу, чтобы здесь были незнакомцы. Не хочу показаться тираном, но я никуда не могу пойти, чтобы меня не узнали. Моя квартира – это мое убежище, мой единственный настоящий момент уединения, и я не хочу его терять. Так что никаких гостей. Это не обсуждается.
– Я понимаю, – отмахиваюсь я. – Я работаю с профессиональной хоккейной командой, не забыл? Я понимаю, что такое фокус внимания.
– Нет, не понимаешь. Это другое. Более экстремальное, чем все то, что испытывают ребята из «Рапторс».
На мгновение между нами повисает тишина, он непреклонно выдерживает мой взгляд. Я не проводила свой обычный сеанс интернет-слежки за Райаном Шэем, но, возможно, мне стоило это сделать. Кажется, он пытается сказать что-то еще, не выставляя себя при этом самоуверенным профессиональным спортсменом, и теперь я жалею, что не поняла невысказанных слов.
Когда я шесть месяцев назад познакомилась с братом Стиви, мне пришлось сдерживаться, чтобы не набрать его имя в интернете. Он, несомненно, оказался самым привлекательным мужчиной, которого я видела, но более того, я ему не нравилась. И это беспокоило меня больше, чем я готова признать. Я не хотела знать о нем, потому что он не хотел знать обо мне.
– Никаких гостей, – соглашаюсь я.
– Обещаешь?
Очевидно, для него очень важно не впустить в свой дом совершенно незнакомого человека. Я не осознавала этого. Я отношусь к этой жизненной ситуации легкомысленно, но он, очевидно, – нет.
Я сажусь прямо, надеясь, что он видит, насколько я сейчас серьезна.
– Обещаю.
Он выдыхает и пишет в правилах: «Никаких гостей».
И продолжает писать: «Никаких друзей. Никакой еды. Никакого беспорядка». Очевидно, это после моего ужасного «третьего впечатления».
Ну, будь я проклята. У Райана Шэя есть чувство юмора.
– А как насчет твоих гостей? – спрашиваю я, пока мы не отошли от этой темы. – Где ты… развлекаешься с ними?
Он поднимает на меня глаза, затем проходится взглядом по моему лицу, скользит по шее и чуть дольше задерживается на груди. Прикусывает нижнюю губу, и мои соски твердеют от его внимания, напрягаясь под тонкой майкой.
Заметив это, он усмехается, и, черт возьми, это великолепно.
– О чем именно ты спрашиваешь?
Господи, его голос стал хриплым.
Я сглатываю, закидывая ногу на ногу, чтобы приглушить внезапную пульсацию между ног, вызванную его улыбкой.
– Я спрашиваю… – я колеблюсь, как будто мысль о том, чтобы узнать, где Райан Шэй занимается сексом, не вызывает мучительной боли у меня между ног. Прочистив горло, я начинаю снова. – Мне было интересно…
Он наклоняется ближе через весь кухонный стол, не сводя с меня глаз.
– Блу, ты спрашиваешь, где я занимаюсь сексом?
Нет. До этого мы не дойдем. Он не единственный, кто умеет держать контроль. Я заставляю его чувствовать себя некомфортно из-за своего общительного характера. Но он со своей странной манерой контролировать ситуацию не может вот так запросто спросить этим знойным голосом, интересуюсь ли я его сексуальной жизнью. Да, боже, да, но – нет.
– Вообще-то нет. – Я выпрямляюсь. – Не похоже, что это то, что я хочу знать.
– Ты в этом уверена? – он кивает на мою грудь.
Мои соски чертовски хотят знать, где занимается сексом Райан Шэй. Они практически разрывают мою майку, желая это выяснить. Два смайлика на ткани идеально выровнены, и они так сильно выделяются на фоне остальной части футболки, что практически кричат моему соседу, что очень хотели бы выяснить, где он занимается сексом, если это не здесь.
Раздраженно потирая их ладонями, я пытаюсь заставить их успокоиться.
– Какого черта, Райан? Предполагается, что ты должен быть застенчивым, когда речь заходит о девушках.
– Я не застенчивый. Ты просто удивила меня своей чертовской прямолинейностью, когда мы встречались первые два раза. – Он выпрямляется. – Но здесь у меня не бывает гостей на ночь. Я думаю, это все, что тебе нужно знать.
Что ж, ладно. Четкая грань подведена.
Он добавляет третий пункт, который кажется последним: «Подпись».
Через весь стол пододвигает ко мне блокнот и протягивает ручку.
– И это все? – скептически спрашиваю я. – Я плачу тебе пятьсот долларов в месяц и не вожу гостей?
– Плюс постарайся вести себя тихо, когда поздно возвращаешься домой из поездок, и я сделаю то же самое. Будь любезна с моим швейцаром, и, возможно, мы сможем разобраться с этим беспорядком.
Я приподнимаю бровь:
– Теперь ты просишь слишком многого.
Переключая свое внимание на блокнот передо мной, я решаю подписать, прежде чем он добавит еще правила, с которыми я не смогу ознакомиться. Пока они просты, и я бы хотела, чтобы так и оставалось.
Он отрывает верхнюю бумагу и с помощью магнита прикрепляет наш договор аренды на холодильник, чтобы мы оба могли его видеть. Каждый день. До тех пор, пока я здесь живу.
– Увидимся, когда вернешься из своей поездки. – Он берет с собой в комнату свежий кофе.
– Подожди, это все? Прошло всего тридцать минут. Тебе не обязательно прятаться в своей комнате.
– Я в порядке.
– Я могла бы… я могла бы приготовить нам ланч! – быстро предлагаю я, и в моем голосе слышится отчаяние от нехватки времени. Это звучит жалко.
– У меня тренировка.
– А, ладно.
Остановившись в дверях, он снова поворачивается ко мне, оглядывая меня с головы до ног, а я сижу на табурете, отчаянно нуждаясь в чьем-то внимании. Может ли он почувствовать, насколько я зависима от чужой компании, или он полагает, что мне нужно именно его время? Потому что дело не в нем. Я просто не хочу быть одна.
Его губы снова изгибаются, но на этот раз в его легкой улыбке нет веселья. Он жалеет меня.
И в третий раз с тех пор, как я встретила Райана Шэя, он прячется в своей комнате, подальше от меня.