Глава 13
Оливер мыл посуду, а я по большей части путался у него под ногами. Впрочем, по-другому заниматься домашними делами у меня никогда не получалось.
– Кхм, – сказал я, засунув большие пальцы в карманы брюк и стараясь выглядеть непринужденным. – Спасибо за еду. Спасибо, что не выгнал на улицу. Думаю, мне пора…
Оливер тоже засунул большие пальцы в карманы брюк, а затем тут же вытащил их, словно сам не понял, зачем он это сделал.
– Можешь остаться. То есть если ты не… Думаю, нам нужно кое-что обсудить. По поводу реализации нашего плана.
Это уже было больше похоже на привычного Оливера. По крайней мере, того Оливера, к которому привык я. Похоже, он просто решил на время пожалеть меня, когда узнал о болезни отца.
– Реализации? Такими разговорами ты способен вскружить голову!
– Люсьен, я не собираюсь кружить голову. Но я должен убедиться, что нам все это не выйдет боком.
Я небрежно махнул рукой и свалил крошечную вазу с цветами, которую Оливер только что снова поставил на стол.
– Вот черт. Извини. Но неужели все так сложно? Разве мы не можем просто жить своими жизнями, а если нас кто-то спросит, отвечать, что встречаемся?
– Как раз именно об этом я и хотел поговорить. Мы будем так говорить всем, кто начнет нас спрашивать? А как насчет Бриджет?
– Да, – я пытался поставить цветы обратно в вазу, но ничего не выходило, – она уже знает о нас всю правду.
– И ты собирался рассказать мне об этом? Или же предпочел, чтобы я выставил себя перед ней дураком, рассказывая выдуманную нами ложь?
– Бридж – исключение. От Бридж у нас не должно быть секретов. Она моя лучшая подруга-натуралка. С ней так нельзя.
Оливер наклонился и двумя легкими жестами поправил букетик так, что из лохматого пучка – немого укора моей криворукости – он превратился в нечто прекрасное и восхитительное.
– Но всем остальным будем говорить, что мы встречаемся.
– Именно. Да, забыл сказать, есть еще один парень на работе, который, типа, тоже в курсе происходящего.
– Парень с работы, ради которого вся эта афера и была придумана?
– Да нет, на самом деле это он все придумал. Так что это неизбежно. Но зато, – я снова хотел взмахнуть рукой, но вовремя одумался, – у него суфле с голубикой вместо мозгов, так что, возможно, он уже все забыл.
Оливер вздохнул.
– Ладно. Значит, для всех, кроме Бриджет и того джентльмена с твоей работы, мы с тобой встречаемся?
– Еще я не могу обманывать маму.
Очередной вздох.
– Значит, для всех, кроме Бриджет, джентльмена с твоей работы и твоей матери, мы встречаемся?
– Остальные мои друзья тоже могут не поверить. Потому что я говорил им, что терпеть тебя не могу. А еще им может показаться подозрительным, что после стольких лет, когда моя личная жизнь напоминала сплошную катастрофу, у меня вдруг наладились стабильные продолжительные отношения, причем в тот момент, когда они мне были особенно нужны, чтобы не вылететь с работы.
– И, – Оливер изогнул брови с многозначительным и ехидными видом, – они скорее поверят, что ты придумал изощренный план разыграть фиктивные отношения, чем в то, что изменил свое мнение по поводу меня?
– План не был изощренным. Это ты делаешь его таким.
– А ты, получается, совсем его не продумывал?
– Да. Такой уж у меня стиль жизни.
Он с мрачным лицом скрестил руки на груди.
– Если ты еще не забыл, то мы оба состоим в фиктивных отношениях. И у нас ничего не выйдет, если мы не будем прикладывать усилий.
– Господи, Оливер, – от раздражения я снова сбил букет, – лучше бы уж я в самом деле стал с тобой встречаться!
После этих слов он оттеснил меня от кухонного стола и стал прибираться на нем, как мне показалось, в состоянии пассивной агрессии.
– Мы ведь пришли к согласию, что оба не хотели бы ничего подобного.
– Ты прав. Это было бы ужасно. – За исключением французских тостов. И уютного джемпера. И тех коротких мгновений, когда он забывал о том, что на самом деле считает меня придурком.
– Раз уж мы с тобой взяли на себя эти обязательства, значит, нужно все сделать достойно. – Он так энергично воткнул тюльпан обратно в вазу, что сломал стебель. – И мы никому не скажем о том, что наш роман – всего лишь жалкая фальшивка, которую придумали два одиноких человека. А еще нам придется проводить время вместе, как если бы мы на самом деле встречались.
Я начал опасаться за судьбу остальных цветов, поэтому подошел к столу и вынул их из его пальцев.
– Прости, что немного проболтался насчет нашего секрета. Но больше такого не повторится.
Он долго стоял молча, поэтому я начал снова вставлять цветы в вазу. Выглядел букет не слишком красиво, зато ни один цветок больше не сломался.
– И, – неохотно добавил я, – можем обсудить реализацию и все прочее, если, по-твоему, это так необходимо. Только скажи, когда ты соберешься это делать… и я весь буду к твоим услугам.
– Думаю, лучше будет обсуждать проблемы по мере их поступления. Но ты все равно можешь остаться. Если хочешь. Если у тебя нет других обязательств.
Обязательств? Ох, Оливер.
– Меня пригласили на один вечер с танцами еще в 1953 году, но я решил пропустить его.
– Должен предупредить, – сказал он и холодно посмотрел на меня, из чего я сделал вывод, что его совсем не впечатлило мое блестящее остроумие, – у меня очень много работы, которую я должен сделать.
– Тебе помочь? – Если честно, я не особенно люблю помогать. И предложил это только из вежливости. А потом, я был готов на что угодно, лишь бы не возвращаться в пустую, заброшенную квартиру и думать о том, что мой отец, к которому я питал смешанные чувства ненависти и безразличия, может скоро умереть.
– Спасибо, не надо. Речь идет о конфиденциальной информации, к тому же у тебя нет юридического образования, и ты уже мне помог – развел ужасную грязь, пока прибирался.
– Ладно. Тогда я… просто посижу тут? Надо же нам как-то научиться уживаться друг с другом.
– Ну зачем так уж прямо? – Похоже, он решил забить на попытку поставить цветы в вазочку. – Располагайся, чувствуй себя как дома. Можешь почитать, посмотреть телевизор или… Извини, понимаю, я не самый лучший хозяин.
Я пожал плечами.
– На самом деле я чувствую себя здесь почти как дома. Разве что обстановка тут получше, а на мне – побольше одежды.
– И будет здорово, если ты не начнешь тут раздеваться.
– Не волнуйся. Я усек правила: никаких поцелуев, никаких непристойных фоток, никакой наготы.
– Да. Понимаешь, – он рассеянно взмахнул руками, – я думаю, что такие моменты могут добавить лишние сложности в наши фиктивные отношения.
– А меня никак не назовешь ни лишним, ни чересчур сложным.
Повисла неловкая пауза.
– Так, – сказал он наконец, – ты все-таки останешься?
И одному богу известно почему, но я кивнул.
Мы расположились в гостиной: я развалился на диване, Оливер сел, скрестив ноги, на полу, вокруг него были разложены документы, а на коленях – ноутбук. Не скажу, что я чувствовал себя не в своей тарелке, но и расслабиться толком не получалось. Наше общение по-прежнему сводилось к перебранкам, и эта попытка просто посидеть рядом и насладиться тишиной стала для нас чем-то новеньким. Или, по крайней мере, для меня. Оливер с головой ушел в свою юриспруденцию: он склонился над ноутбуком, его пальцы порхали по клавиатуре, и у меня сложилось впечатление, что он уже забыл о моем существовании.
Я отыскал пульт, включил телевизор, робко настроил его на просмотр уже вышедших программ канала Ай-ти-ви, пролистал самые свежие и нашел шоу «Идеальный кандидат». Надо же – уже два выпуска. Здорово.
Я нажал на воспроизведение.
И сразу же на меня выскочил тридцатисекундный клип, в котором рассказывалось о том, каким мой отец был крутым: кадры его выступлений чередовались с фрагментами интервью других музыкантов, наверняка знаменитых, но то ли слишком старых, то ли слишком молодых, чтобы я их мог узнать, и все хором повторяли: «Джон Флеминг – легенда шоу-бизнеса», или: «Джон Флеминг – выдающийся рок-музыкант, ему по силам все: прогрессив-рок, фолк и даже классический рок», или: «Джон Флеминг – мой герой вот уже тридцать лет». Я едва не выключил телевизор, но тут на экране появился новый ролик, и я понял, что примерно то же самое говорили о Саймоне из группы Blue.
Когда они наконец прекратили так беззастенчиво рекламировать участников жюри, действие перенеслось в студию, где все четверо исполнили довольно странную версию песни «Всегда» дуэта Erasure, после чего зрители разразились такими бурными аплодисментами, словно они стали свидетелями какого-нибудь грандиозного события: то ли фестиваля «Лайв Эйд»[24], то ли Нагорной проповеди. На мой неквалифицированный, но весьма критический взгляд, соло на флейте там было хоть и лишним, но вполне сносным, а вот рэп-вставка от Профессора Грина – уже ни в какие ворота.
Затем началось собственно шоу – это был самый первый эпизод, поэтому они начали долго и нудно рассказывать про его формат, причем я понял только половину из того, что они говорили, а ведущая – я точно был уверен, что это не Холли Уиллоби[25], но могу и ошибаться, – не поняла вообще ничего. Там было что-то про очки, про торг, про то, что судьи могут получить шальную карту, которая позволяет им похищать участников шоу, что участники имеют возможность выбирать кого-нибудь из судей, хотя обычно они этого не делают. И наконец, кто-то вышел на сцену и завопил агрессивную и крайне эмоциональную версию песни «Аллилуйя»[26], пока его не перебила одна из участниц группы Pussycat Dolls.
Выпуск продолжался около часа с перерывами на рекламу. Все участники подпадали под один из шести основных типажей, фигурирующих в подобных шоу: дерзкий пацанчик с завышенным самомнением, которое никто не разделает и никто не желает его выбирать; пустое место, которое все-таки выберут, но срежут в первом же туре; человек с трагической историей; чудак, который доберется до четвертьфинала и даже выступит лучше победителя; тот, кого, по идее, должны недооценить, однако этого не случится, потому что в действие вступит феномен Сьюзан Бойл[27]; красивый и талантливый, которого зрители будут дружно ненавидеть за красоту и талант. Между выступлениями и приторно-сладкими роликами, в которых показывали семьи и дома участников, судьи обменивались репликами, типичными для людей, никогда прежде не встречавшихся и не имевших ничего общего, кроме того, что карьера всех их достигла той стадии, когда судейство в реалити-шоу – самый лучший из возможных вариантов.
Я хочу сказать, что это шоу, конечно, дико раздражало меня, но было вполне смотрибельным. Даже Оливер время от времени поглядывал на экран телевизора, а иногда и комментировал происходящее. И, похоже, до него не дошло, что к подобным телепрограммам нужно относиться исключительно с иронией, потому что он мог сказать нечто вроде:
– Я очень переживал за ту робкую девушку в очках и с брекетами. Она так исполнила «Золотые поля»[28], что у меня сердце растаяло.
В такие моменты я начинал жалеть о том, что у меня под рукой не было голубики, которой можно было бы запустить в него.
Наконец, мы добрались до момента, где Джон Флеминг сделал серьезную ставку на девушку с губной гармошкой (она была из разряда странненьких, тех, кто дойдет только до четвертьфинала), но Саймон из Blue разыграл свою шальную карту и забрал девушку себе. Это был самый крутой момент. Отец старался сохранять спокойствие, но было видно, как он взбешен. За эти тридцать секунд я стал фанатом Саймона, хоть и не смог бы вспомнить ни одной из его песен.
Сам не знаю почему – можете назвать это мазохизмом или стокгольмским синдромом, а может быть, потому, что меня вдруг охватило какое-то странное теплое чувство, но я включил второй выпуск. Он мало чем отличался от предыдущего: судьи по-прежнему не понимали, о чем им друг с другом говорить, ведущая, похоже, так и не разобралась в правилах, а участники все так же рассказывали душещипательные истории об умерших бабушках и о том, как им приходилось подрабатывать в супермаркете «Теско». Мы даже начали сопереживать им: нас выгоняли из шоу вместе с мамой троих детей, которая вложила всю душу в двухминутную версию песни «Наконец-то»[29], но за нее никто не проголосовал, хотя потом судьи и сокрушались, что зря они так поступили, надо было проголосовать, но вскоре про нее все забыли. Потом мы с интересом смотрели выступление семнадцатилетнего паренька, который робко выглядывал из-под своей невероятно лохматой и длинной челки, его пальцы с ногтями, выкрашенными в черный цвет, крепко сжимали микрофон, когда он на удивление трогательно и нежно исполнял песню «Взбегая на холм»[30].
– Ого, – заметил Оливер, отрывая взгляд от своего ноутбука, – это было здорово.
Судьи, похоже, разделили его мнение, потому что Эшли Робертс и Профессор Грин устроили настоящую войну ставок за этого участника. В конце концов Эшли Робертс сдалась, но в этот момент Джон Флеминг – преисполненный драматизма, отточенного за долгую карьеру, которая, если верить вводной части, успешно продолжалась вот уже пять десятилетий – вскочил со своего места и разыграл свою шальную карту. И тому парню – Лео из Биллекрея – надо было выбирать между профессором и моим отцом.
Разумеется, тут же началась реклама, и после того, как мы просмотрели ролик компании, занимавшейся автострахованием, снова заиграла напряженная музыка, и Джон Флеминг приготовился произнести речь, которая подтолкнула бы участника сделать выбор в его пользу.
Он уселся на свое место, опустив руку на подлокотник кресла и подперев пальцами щеку, и стал внимательно рассматривать Лео из Биллекрея своими зелено-голубыми глазами.
– О чем ты думал, – начал он с едва уловимым провинциальным говором, благодаря которому ему удавалось произвести впечатление умудренного жизнью, но вместе с тем искреннего человека, – пока пел эту песню?
Лео смущенно сморщил лоб под своей челкой и пробормотал что-то мимо микрофона.
– Не спеши, сынок, – сказал ему Джон Флеминг.
Камера быстро показала других судей: все они сидели с напряженными и невероятно серьезными лицами.
– Об отце… – выдавил из себя Лео, – …он умер. В прошлом году. У нас с ним было много разногласий. Но музыка всегда сближала нас.
Затем последовала идеальная телевизуальная пауза. Джон Флеминг наклонился вперед.
– Ты чудесно выступил. Я вижу, как много значит для тебя эта песня, сколько души ты вложил в ее исполнение. Я уверен, что отец гордился бы тобой.
Что.
За.
Хрень.
Ладно, мне правда было жаль этого Лео из Биллекрея – очевидно же, что он сильно переживает утрату, несмотря на дерьмовые отношения с покойным отцом. Но это никак не отменяло того, что мой, покинувший меня отец ведет душеспасительные беседы о ценности семейных уз с каким-то придурком из Эссекса на национальном телевидении, пока я смотрю на все это, сидя на диване в доме моего фиктивного парня.
Оливер посмотрел на меня:
– С тобой все хорошо?
– Ага, да зашибись, как же может быть иначе?
– Слушай, я ничего не хочу сказать, но если тебе вдруг станет не по себе, и ты, ну не знаю, захочешь это обсудить, обращайся, я всегда к твоим услугам.
На экране телевизора Лео из Биллекрея отчаянно кривил рот, чтобы не расплакаться, и это придавало ему мужественный и благородный вид, который наверняка помог парню завоевать сердца зрителей. Между тем Джон Флеминг продолжил разоряться на тему того, как ему хотелось заполучить Лео в свою команду.
– Это известно немногим, – сказал он, – но я никогда не знал своего отца. Он погиб на Западном фронте еще до моего рождения, и я всегда сожалел о том, что его не было в моей жизни.
Нет. Это известно не немногим. Я не знал об этом. И теперь Лео из Биллекрея, а также Саймон из группы Blue и еще черт знает сколько миллионов зрителей, смотревших шоу в прямом эфире, оказались ближе моему отцу, чем я. Мне все сложнее было сдерживать свое злорадство из-за того, что этот ублюдок болен раком.
Как бы там ни было, но Лео из Биллекрея выбрал своим наставником Джона Флеминга. Я уже хотел положить конец моим страданиям и прервать просмотр, но, как ни странно, мне показалось, что таким образом я позволю отцу победить. Я даже точно не знал, каково это – ощущать, что он победил, но был полон решимости не допустить этого. Поэтому тупо уставился в экран, на котором вновь закрутилась карусель талантов.
Кажется, у меня разболелась голова. Оливер, Джон Флеминг, Лео из Биллекрея, угроза увольнения – все это уже было чересчур для моего мозга. И чем старательнее я пытался разобраться хотя бы с одной из проблем, тем быстрее крутились все эти мысли, словно глина на гончарном круге у неумелого гончара. Поэтому я просто закрыл глаза и сказал себе, что, когда снова их открою, все происходящее уже не будет казаться мне такой бессмыслицей.