Я все еще предавался самоуничижению, когда мы свернули на Дин-стрит и оба замерли в нерешительности. Все эти вкусные блюда, которые я съел, теперь превратились в камни у меня в желудке. Я все угробил. По полной. Мне только и нужно было, что улыбаться, быть с ним паинькой и за эти несколько часов убедить его в том, что я не совсем уж конченый тип. Но нет. Я корчился, как сбитый мотоциклом ежик на шоссе, выпендривался перед единственным человеком во всем Лондоне, который согласился сходить со мной на свидание. И теперь меня точно ждало увольнение.
Оливер откашлялся.
– Ну что ж. Спасибо тебе за… за это.
На нем было длинное пальто, вроде тех, которые носят все лондонские богачи. Только в отличие от них пальто было Оливеру по фигуре. В нем он смотрелся непринужденно-элегантным. А я стоял перед ним в своих шлюховатых джинсах.
– Да, о чем это я? – продолжал он. – Мне нужно…
Нет. На помощь! Нет. Если он сейчас уйдет, все рассыпется. Я никогда его больше не увижу. И никогда не найду себе работу! Моя жизнь будет кончена.
Мне нужен был план. А у меня его не было.
Поэтому я потерял остаток разума и набросился на него, прилип губами к его губам с грацией и обаянием рыбы-прилипалы, присосавшейся к хвосту кита. Прошло несколько секунд, прежде чем он оттолкнул меня. И в эти горячие, нежные мгновения я почувствовал, как у меня подгибаются колени, а на губах ощутил привкус лимонного поссета.
– Что это, черт возьми… Боже. – В своем стремлении освободиться от меня Оливер задел одно из растений в горшке около ресторана, но успел подхватить его, прежде чем оно упало. То есть, по сути, он предпочел держаться за этот фикус, а не за меня.
– Я просто тебя поцеловал, – равнодушно ответил я, хотя в душе у меня бушевала буря. – А что? Ты никогда не целовался? Знаешь, на свиданиях люди иногда целуются.
Он обрушился на меня с такой яростью, что я невольно попятился назад.
– Что это еще за игры? Это тебе Бриджет посоветовала?
– Что? Н-нет.
– Объясни мне, что происходит?
– Да ничего не происходит.
Наши перемещения по улице напоминали странный танец. Я вприпрыжку пятился назад, он неотступно следовал за мной, его каблуки стучали по мостовой, а полы пальто развевались. Со мной явно было что-то очень, очень не так, но мне это даже начинало нравиться.
Злобно блеснув глазами, он крикнул:
– Отвечай!
Неожиданно я споткнулся о бордюр переулка, выходившего на улицу, по которой мы двигались. Но прежде чем я рухнул на землю, Оливер поймал меня за запястье, рванул и прижал к себе. Вероятно, в тот момент он отнесся ко мне так же, как к только что спасенному растению. Но, боже ты мой, какое уютное у него было пальто.
– Люк, перестань играть со мной. – Теперь его голос звучал устало. Даже немного грустно. – Что тебе на самом деле нужно?
Блин. Он все никак не унимался.
– Я… про меня недавно написали в газетах. И теперь мне нужно найти себе приличного парня, иначе я потеряю работу. Бриджет предложила тебя.
И, разумеется, Том был прав. Звучало это ужасно. Я опустил голову, не в силах смотреть Оливеру в лицо.
– Извини, – совсем уж безумным голосом продолжил я. – За обед я заплачу.
Он проигнорировал мои слова.
– Бриджет решила, что я подхожу для тебя?
– Ну, – ответил я и махнул рукой в его сторону, – сам посуди. Ты… ты же просто идеальный.
– Что, прости?
– Забей. – Я не имел никакого права притрагиваться к его замечательному пальто, но, тем не менее, уткнулся ему в плечо. И он не оттолкнул меня. – Ты держишься так, словно считаешь себя лучше меня.
Я услышал, как он тихо вздохнул.
– Так… вот что ты думаешь?
– Да, это правда. Ты такой. Теперь доволен?
– Ни капельки.
Последовавшая за этим тишина засвистела у меня в ушах, будто я снова начал падать.
– Объясни мне еще раз, – сказал наконец Оливер, – зачем тебе нужен парень?
По крайней мере, на этот вопрос я должен был ответить.
– В основном из-за большого мероприятия по сбору средств, которое мы проводим в конце апреля. Наши спонсоры считают меня плохим геем.
Он нахмурился.
– А кого они считают хорошим геем?
– Кого-нибудь вроде тебя.
– Понятно.
– Не переживай. – Я все-таки нашел в себе силы оторваться от его пальто. – Это не твоя проб…
– Я согласен.
От удивления у меня так резко открылся рот, что я услышал, как хрустнула челюсть.
– На что?
– Понимаешь, мне тоже скоро предстоит посетить одно мероприятие, на которое лучше прийти не одному. Так что я сыграю роль твоего парня, а ты – моего.
Это было безумие. Он точно был чокнутым.
– Это не одно и то же.
– Ты хочешь сказать… – его серые глаза снова стали холодными, – что даже если я помогу тебе и схожу с тобой на тот вечер, ты мне помогать не станешь?
– Нет. Боже, нет. Просто ты крутой адвокат…
– Я – барристер, ведущий уголовные дела. Большинство людей считает таких, как я, подлецами и мерзавцами.
– А я – опозорившийся сын опозорившейся рок-звезды. Я… я не знаю меры в выпивке. Я жутко язвителен и часто – не по делу. Я совершал ужасные поступки. Не думаю, что тебе захочется иметь такого спутника, как я.
Он вздернул подбородок.
– И тем не менее таковы мои условия.
– Ты же понимаешь, что сам можешь попасть на первые полосы газет, если проведешь со мной достаточно много времени?
– Мне все равно, что обо мне говорят другие.
Я рассмеялся и даже сам удивился тому, каким горьким был этот смех.
– Это ты сейчас так думаешь. А вот когда про тебя начнут распускать сплетни, твое мнение может измениться.
– Я готов рискнуть.
– Правда? – Боже. У меня закружилась голова, и снова захотелось ухватиться за его пальто.
– Да. Но если мы все-таки пойдем на это, нужно сделать все надлежащим образом.
Я удивленно уставился на него. Выражение «надлежащим образом» несло для меня какой-то зловещий оттенок. У меня редко получалось сделать что-нибудь надлежащим образом.
– Знаешь, я довольно скверный актер.
– Я хочу, чтобы ты постарался выглядеть убедительным. Мне плевать на твое прошлое или на сплетни в интернете, но, – его губы плотно сжались в тонкую линию, – у меня нет желания объяснять родителям, почему мой парень просто притворяется.
– Подожди. Твоим родителям?
– Да, в июне у моих родителей рубиновая свадьба, и я не хочу присутствовать на ней один.
– Ее, – не удержался я, – будут справлять в Провансе?
– В Милтон-Кинсе.
– И ты серьезно хочешь взять меня с собой? Познакомить со своими родственниками?
– А почему нет?
Я снова рассмеялся.
– Боюсь, мне придется слишком долго объяснять почему.
– Если ты не хочешь этого делать, Люк, так и скажи.
Оливер никогда больше не назовет меня Люсьеном, ведь так? Он с уважением отнесся к моей просьбе, как и полагается зануде.
– Нет, нет. – Я быстро замахал руками. – Я согласен. Но мне кажется, что ты совершаешь ужасную ошибку.
– Это уж мне решать. – Он замолчал, и легкий румянец стал расползаться по его высоким, словно вырезанным скульптором скулам. – Конечно, ради достоверности нам придется поддерживать определенный физический контакт. Но, пожалуйста, не целуй меня больше. По крайней мере, только не в губы.
– А почему? Ты как Джулия Робертс из «Красотки»?
Он покраснел еще сильнее.
– Нет. Но настолько интимную близость я допускаю только с людьми, которые мне действительно нравятся.
– А. – Иногда после сильных душевных страданий тебе начинает казаться, что все случившееся стало для тебя своего рода вакциной. И у тебя выработался иммунитет. А потом ты слышишь нечто подобное и понимаешь, что никакого иммунитета у тебя нет и в помине. Я выдавил из себя саркастическую усмешку: – У меня, как ты уже смог убедиться, с этим проблем нет.
Вид у Оливера тоже был не особенно счастливым, и меня это немного утешило.
– Это точно.
– Но не переживай. Несмотря на все, что произошло, я умею держать свои губы при себе.
– Хорошо. Спасибо.
Гнетущее молчание, словно большая клякса, расплылось между нами.
– Итак, – спросил я, – что теперь?
– Как насчет бранча у меня? В воскресенье?
Встречи два раза в неделю? Я успею надоесть ему еще до того, как начнутся «Жучиные бега». Да и он мне может надоесть. Или нет. Это «или нет» пугало так сильно, что в тот момент даже не хотелось об этом думать.
– Если мы все-таки договоримся, – он мрачно посмотрел на меня, – то нам нужно будет получше узнать друг друга, Люк.
– Можешь называть меня Люсьеном, – выпалил я.
– Но, кажется, ты говорил, что не…
– Давай этим именем меня будешь называть только ты. Я хочу сказать, – внезапно у меня перехватило дыхание, – пусть это будет как бы прозвище, которое ты мне дал. У пар ведь так бывает, правда?
– Но я не хочу называть тебя прозвищем, которое тебе так сильно не нравится. – И опять сквозь сталь его холодных глаз пробился легкий серебристый свет. – Нормальные парни так себя не ведут. Даже фиктивные.
– Все в порядке. Я тогда сморозил глупость. На самом деле мне все равно.
– Довольно странный аргумент.
– Я хотел сказать, что не возражаю. – Он что, ждал, пока я начну умолять его? Впрочем, кого я обманываю? Я уже был готов сделать это.
Вот почему мне так тяжело строить отношения. Сначала они поступают так, чтобы у тебя возникла потребность во всякой ерунде, без которой ты прекрасно мог бы обойтись. А потом эту ерунду у тебя отнимают.
Он посмотрел на меня своим испытующим и невероятно искренним взглядом.
– Ну хорошо, если ты так хочешь.
Я кивнул, чувствуя прилив ненависти к самому себе.
– Да, я так хочу.
– Значит, до встречи в воскресенье… – Он улыбнулся. Оливер Блэквуд улыбался. Мне. Ради меня. Из-за меня. – …Люсьен.