– Да здесь разит богатыми придурками.
Для пущей убедительности я наморщила нос, а моя лучшая подруга тихонько рассмеялась и отпила шампанское из бокала, который придерживала кончиками пальцев. Бриллианты на ее смуглом запястье мерцали в тусклом свете люстры, но какими бы роскошными ни были ее драгоценности, они и в подметки не годились длинному черному платью. Оно облегало ее тело и романтично ниспадало на пол шлейфом из переливающейся мерцающей ткани.
– А знаешь ты это на собственном опыте, потому что пару раз уже нюхала богатеньких козлов?
– Это вообще ни к чему. Достаточно просто находиться с ними в одном помещении.
То самое помещение, в котором мы сейчас находились, напоминало бальный зал с изысканными люстрами, безупречными мраморными полами и величественным сводчатым потолком, расписанным в стиле итальянской часовни. Это здание располагалось в Иборе и называлось старинным общественным клубом – и сегодня здесь проводился роскошный прием.
Когда в начале вечера мы подошли к парадной лестнице, я пришла в дикий восторг от золотых и кроваво-красных оттенков, которые были здесь повсюду. Эти цвета и дорогая деревянная мебель создавали впечатление, будто мы прямо сейчас оказались в восемнадцатом веке.
Роскошный зал готов был лопнуть от количества богатых и знаменитых людей Тампы, с иголочки одетых в смокинги и платья, каждое из которых стоило целое состояние. Мой наряд идеально подходил сегодняшнему случаю только благодаря Ливии, которая отличалась особой любовью к дизайнерской одежде. Это увлечение появилось еще до того, как она стала самым высокооплачиваемым дантистом в штате. Ее зубоврачебная практика заключалась не столько в пломбировании и регулярной гигиене зубов – хотя тут Ливия возразила бы, что и этим часто занимается, – сколько в лечении поистине жутких травм ротовой полости, коими славились профессиональные хоккеисты.
Подруга пришла в восторг от возможности стянуть с меня старую одежду, которую она упорно называла шмотками для хиппи. Лично я бы отдала предпочтение своим свободным нарядам от Free People, чем облегающему платью, расходящемуся книзу, в которое впихнула меня сегодня Ливия. Хотя этот великолепный желтый оттенок был моим любимым. Он прекрасно оттенял мой насыщенный светло-коричневый тон кожи, и чтобы не отвлекать внимание от платья, я уложила волосы в гладкий конский хвостик.
Ливия прислонила руку к груди и снова поднесла к губам бокал с шампанским.
– И что же это за запах?
– Грязные деньги, дизайнерская кожа и Bond No. 9, – без труда ответила я. – С легким намеком на тот особый аромат, который можно встретить только в лобби многоквартирных домов, где каждая комната стоит баснословных денег.
– Так воняет в вестибюле моего дома?
– В твоем смердит резче, чем во всей Тампе.
Ее накрашенные коралловой помадой губы изогнулись в приторной улыбке, и я поняла, что подруга восприняла мои слова как комплимент.
– Тогда хорошо, что ты здесь только для того, чтобы осветить мероприятие и рассказать, сколько эти богатенькие козлы соберут сегодня на благотворительность, – сказала Ливия. – Я бы не хотела, чтобы твое платье подцепило этот запах.
Она в шутку подтолкнула меня локтем, и я, улыбнувшись, вытащила из клатча телефон и включила режим видео с киноэффектом, а потом крупным планом сделала несколько снимков замысловатого украшения, переливающегося на низком столике, возле которого мы стояли.
Отсняв ролик, я убрала телефон и взяла в руки камеру, висящую на шее. Подкорректировала настройки и сфотографировала стол, а потом Ливию – она подмигнула и допила шампанское.
Когда люди видели нас вместе где-то вне стен подобных мероприятий, то наверняка не допускали мысль, что мы можем дружить. Ливия родилась и выросла в штате Нью-Йорк, на Лонг-Айленде, ее родителям принадлежал дом отдыха в Хэмптонс. Я же была из другой социальной прослойки и вела непритязательную жизнь в пригороде, удаленном от Тампа-Бэй. Ливия на четыре года старше и уже получила докторскую степень, а я только-только справилась с бакалавриатом.
И все же с самой первой встречи мы хорошо друг друга понимали. Такое может произойти только с тем, кто видит тебя настоящую и не ждет, что ты изменишься. Этот редкий, особенный дар я никогда не воспринимала как должное.
Ливия Янг – лучшее, что досталось мне от самых травмирующих отношений в жизни.
Словно почувствовав, о чем я задумалась, Ливия мягко коснулась моего плеча.
– Ты в порядке?
Я прогнала неприятное ощущение в животе и ответила подруге.
– В полном. Хочешь, сниму тебя с одним из тех жеманных спортсменов? – пошутила я, подняв камеру.
Ливия улыбнулась мне, словно знала что-то, чего не знала я, и с легкой улыбкой покачала головой.
Я не хотела быть предвзятой, когда дело касалось подобных мероприятий, но все усложняло мое воспитание, а если припомнить события, произошедшие в личной жизни, можно сказать, что я еще никогда не ошибалась в своих суждениях.
Мои родители были закоренелыми нонконформистами. Они познакомились во время службы в Амери-Корпусе[1] и посвятили жизнь работе на благо общества. Я росла, довольствуясь малым, с извечным напоминанием быть благодарной за все, что у нас было. И я была искренне благодарна. Меня буквально переполняла благодарность за то, что у меня есть родители, которые заботятся обо мне и наполняют наш дом любовью, за их бескорыстность и доброту.
И только в колледже, влюбившись в спортсмена из состоятельной семьи, я начала испытывать неприязнь к тем, кто жил лучше нас.
Я моргнула, решив сегодня не терзать себя мыслями о нем и о прошлом. Этот вечер был началом новой главы для меня, возможностью, из которой я извлеку выгоду.
Это мое первое мероприятие в качестве «Крошки Тампа-Бэй».
Несмотря на слащавое название, «Крошки Тампа-Бэй» были хорошо известны в городе своими аккаунтами в социальных сетях, а потом стали самым прослушиваемым подкастом в Бэй. Они освещали все: где делают покупки, где обедают и ночуют самые влиятельные жители города, брали у них интервью – будь то деятели из сферы политики, медицины, науки, истории, недвижимости или поп-культуры.
Трудясь не покладая рук для создания собственного онлайн-бренда в городе, теперь я стала новым членом команды, и моя специализация заключалась в освещении спорта Тампа-Бэй – что довольно забавно, учитывая, что я скорее десять раз прочитаю словарь от корки до корки, чем посмотрю хоть один бейсбольный матч.
Это не моя конечная цель. Для меня важнее всего рассказывать о тех, кто редко хочет быть в кадре, – людях, помогающих обществу: молча, бескорыстно и без признания.
Но пока это мой путь. И я счастлива.
– Мне нужен еще бокал, – сказала Ливия, взмахнув пустым бокалом. – А еще я, наверное, должна появиться у VIP-столиков. Наш директор любит хвастаться мной как призовым поросенком.
– Из тебя вышел очень милый поросенок, – проворковала я, проводя пальцами по пряди ее шелковистых прямых волос.
Она смахнула мою руку и закатила глаза.
– Скоро вернусь.
– Я пока поснимаю предметы молчаливого аукциона, – сказала я. – Там и встретимся?
Ливия кивнула, а затем прошла сквозь толпу, как Моисей, разделивший море, и все повернули головы в ее сторону.
Я неторопливо обошла столики с выставленными на торги предметами, мысленно составляя планы фото- и видеоматериалов, которые подготовлю за сегодняшний вечер. Я сделала видео с разных ракурсов и с разными переходами, зная, что после не смогу вернуться и все переделать. Мои родители часто посмеивались над моей работой – не потому, что издевались, а потому, что искренне ее не понимали. Как и многие.
Скажи любому, что твоя работа связана с социальными сетями, и первым делом над тобой посмеются.
Я любила свое дело, несмотря на то что не знала, как сложится потом моя жизнь. Особенно ценно то, что у меня была аудитория, которая разделяла те же ценности, которая хотела познакомиться с теми, кто меняет правила в их сообществе, с невоспетыми героями. Благодаря этой миссии у меня появились верные последователи, и с «Крошками Тампа-Бэй» я хотела достигнуть больших высот.
Но сначала нужно отбыть срок в качестве человека, освещающего спорт.
Добравшись до столов и уверенно держа телефон перед собой, я медленно пошла вдоль предметов, выставленных на аукцион. Званый вечер в «Гибсоне» организовали спортивные команды в Бэй – редко хоккейные, бейсбольные и футбольные команды объединялись, чтобы собрать деньги для благотворительных организаций, которые они поддерживали. Соответственно, большинство предметов было связано со спортом – от подписанных мячей, хоккейных шайб и джерси до билетов в VIP-ложу и возможности провести вечер с игроком.
Как жаль, что на меня не производят впечатление возмутительные ценовые предложения, которые уже вписали в журналы перед каждым предметом, и я не испытываю от них благоговейный трепет. Напротив, я с трудом удержалась, чтобы не закатить глаза при виде каждого человека в этом зале. Они чувствовали себя невероятно щедрыми, просто посетив мероприятие, а в действительности не знали, каково это – действовать во благо общества, предстать перед нуждающимся и протянуть руку помощи.
Приблизившись к довольно уродливой и чересчур высокой вазе, которая выделялась на фоне окружавшей ее спортивной атрибутики, я остановилась и хмуро осмотрела ее. Ваза была странной формы: горлышко искривленное, как часы на картине Дали, а корпус деформирован, словно его расплавили, вместо того чтобы вылепить до совершенства. Она была похожа на гончарный предмет, слепленный ребенком, который впервые пробовал свои силы. Вещица была полностью лишена цвета и должной обработки. Это просто серая бесформенная куча глины, которую выдают за что-то ценное.
– Вы ценитель искусства?
– Так вот чем это должно быть? – спросила я и повернулась к человеку, задавшему вопрос низким, плавным голосом. Когда я оглянулась через плечо, чтобы приправить шутку улыбкой, она резко померкла при виде Винса Танева.
Не нужно даже немного интересоваться хоккеем, чтобы узнать нашего великолепного новобранца, который стремительно завоевывал город, заняв место на всех первых полосах в предсезонном периоде. Вскоре он привлек всеобщее внимание своими голами и передачами. И это внимание удерживал на себе яркими похождениями вне льда, историями о том, как вваливался к себе домой с тремя девушками под руку. Еще он случайно оказывался в популярных магазинах и ресторанах, тусовался с фанатами так, словно был обычным человеком.
Вообще-то он и был обычным человеком, напомнила я себе и стерла с лица улыбку.
Я знала Винса не только по всем этим причинам, но и потому что он часто появлялся в местных новостях в качестве общественного героя. Но я-то знала, что подобные мероприятия – всего лишь показуха и пиар, а Винс был слишком рад делать вид, словно ему есть дело до всего этого, но ровно до тех пор, пока его не переставали фотографировать.
Винс Кул.
Тампа наградила его ласковым прозвищем, вдохновившись Джо Кулом, другой ипостасью Снупи, а остальные американцы быстренько подхватили. Винс был сексуальным, молодым, самоуверенным и, что хуже всего, тем самым игроком, который с легкостью мог очаровать любого.
Потому что с каждой долбаной игрой он становился все лучше и лучше.
Мне не пришлось слишком долго изучать его взглядом, чтобы заметить, что его обычно непослушные волосы сегодня были укрощены и лежали гладкими волнами, которые подчеркивали его привлекательное лицо. Этим скулам поэты могли бы посвятить работы всей своей жизни. Вкупе с густыми ресницами и губами, которые всегда были немножко выпячены, как у богатенького мальчишки, Винса невозможно не считать очаровательным. Те, кого привлекало что-то мужественное, особенно сходили с ума от небольшого шрама над правой бровью, что придавал его красивому лицу достаточно резкости, чтобы девушки задавались вопросом, свяжет ли их Винс в кровати.
Он был непоколебимым и резким – мужчиной, который источал силу, не произнося ни единого слова.
Его пухлые губы немного изогнулись под моим пристальным взглядом – особенно когда я перевела взор на белую шею, которую оголяли две небрежно расстегнутые верхние пуговицы рубашки. Ни одна шея не имела права быть такой сексуальной.
Наконец наши взгляды встретились, и чем дольше мы смотрели друг на друга, тем сильнее пылал огонь в его карих глазах. Я не понимала, они золотые или скорее зеленые, потому что два этих цвета боролись друг с другом, когда уголки его губ приподнялись еще выше.
Моя улыбка померкла, и я отвернулась к вазе, а Винс встал рядом со мной в уверенной и расслабленной позе, засунув руки в карманы брюк.
И хотя мои каблуки были достаточно высокими, Винс все равно был как минимум на фут выше меня, потому я приосанилась и вздернула подбородок.
– Она довольно уродливая, – сказал Винс.
Я немного расслабилась – хотя бы в одном мы были согласны.
– И все же какой-нибудь богатый придурок внесет возмутительную ставку и всю дорогу домой будет себя нахваливать.
– Почему ставка за уродливую вазу делает кого-то придурком?
– Такие люди считают, что благотворительность – это разбрасывание унаследованных денег, – со смешком выпалила я. – А потом они лучше спят по ночам, чувствуя себя божьим даром всему человечеству.
Винс немного наклонил голову.
– Полагаю, лучше так, чем тратить деньги на алкоголь и проституток?
– О, уверена, этого им тоже вдоволь хватает.
– Многие благотворительные учреждения получают финансовую поддержку от подобных мероприятий.
– Ну конечно! – невольно прикрикнула я, легонько скрежетнув зубами. Ливия частенько была со мной сурова, как может вести себя только лучшая подруга, и говорила, что у меня есть склонность производить впечатление стервы на того, кто не очень хорошо меня знал, – особенно в разговорах о справедливости и благотворительности.
Но эта правда приводила в ярость. Любая женщина, которая не улыбалась, не смеялась и не кивала головой, считалась стервой.
Я носила это оскорбление с гордостью.
– А многие из присутствующих здесь жертвуют, возможно, одним процентом из заработанного за год, а потом хвастаются друзьям, как помогают обществу.
Винс повернулся ко мне, и тогда я, высоко подняв подбородок, встретилась с ним взглядом.
– Выходит, все, кто не посвящает жизнь и деньги активизму, просто отбросы человечества? Вы, должно быть, идеальный ангел – современная Мать Тереза.
– Во всяком случае, я не участвую в общественных мероприятиях ради пиар-хода, – парировала я, скрестив на груди руки. Это привлекло внимание к камере, еще висящей у меня на шее, и Винс приподнял бровь.
– Верно. Вы просто освещаете эту пиар-акцию и прикидываетесь, что выше ее.
– А, вы рассчитывали, что я упаду к вашим ногам и стану лебезить, насколько вы поразительны, как это делают почитающие вас папарацци? – выпятив нижнюю губу, спросила я. – Как это мило. Вперед. – Я подняла телефон и сделала вид, будто записываю. – Расскажите о вашей благотворительной работе, а я прикинусь, что вы занимаетесь этим, потому что хотите, а не потому что это хорошо отразится на репутации команды.
Когда Винс смотрел на меня, его карие глаза напоминали камень, а уголок губ приподнялся, словно он хотел улыбнуться. Но челюсти были сжаты, брови сведены к переносице, как будто я была противником, вышедшим на его лед.
– Похоже, вы меня раскусили.
– Подождите, идеальный снимок, – продолжила я, убрав телефон и взяв камеру. – Крутой новобранец «Тампы» и Самая уродливая ваза на свете.
В ответ уголки его губ и впрямь немного приподнялись, всего чуточку, и я почувствовала себя в высшей степени довольной, сделав снимок Винса, который стоял перед аукционным столом, по-прежнему непринужденно засунув руки в карманы.
Когда я снова отпустила камеру, мы замолчали, разглядывая друг друга. На моем лице была такая же ухмылка, как у него. Во всяком случае, пока Винс не разорвал зрительный контакт и не обвел взглядом мое тело. Он даже не прикинулся пристыженным – просто оценивающе заглянул в глубокий вырез и еще выше изогнул бровь, заметив высокий разрез на платье, который приоткрывал мое верхнее бедро.
Шею обожгло румянцем под его взглядом, но этот огонь и вполовину не был таким горячим, как мой гнев. Я уже готова была накинуться на Винса, как вдруг сзади кто-то взял меня под руку.
– Извини, – сказала Ливия. – Увязла, рассказывая страшные истории толпе, которую развлекал наш директор. О, вижу, ты познакомилась с Мальчишкой Танни.
Винс обратил внимание на мою лучшую подругу и расплылся в улыбке. Она так отличалась от лукавых ухмылок, которые он кидал в мою сторону, что у меня чуть не перехватило дыхание.
– Привет, Ливви, – поздоровался он и наклонился, чтобы расцеловать ее в щеки. Поскольку Ливия до сих пор держала меня под руку, Винс оказался чуть ближе ко мне. – Давно не виделись.
– Тебе же лучше, – задумчиво произнесла она. – Береги свои виниры[2], не дай еще одной шайбе прилететь тебе в челюсть, и сможем проводить время вместе в более веселой обстановке.
Он снова сверкнул белоснежной улыбкой, и я задалась вопросом, какие из этих зубов были настоящими.
– О, но я скучаю по твоему креслу, – сказал Винс и окинул ее таким же оценивающим взглядом, что и меня несколько минут назад. – Знаешь, мы даже ждем, когда нам выбьют зуб, ведь знаем, что это приведет в твой кабинет.
Меня так и подмывало фыркнуть, но Ливия, похоже, привыкла к такому беспардонному флирту. Она только закатила глаза и с улыбкой махнула на Винса рукой.
– Прошу прощения за вмешательство, – произнес тонкий голос, и мы повернулись к юной девушке с розовыми щечками. На ней было простое черное коктейльное платье и золотой бейдж, подсказавший мне, что это волонтер, работающий на мероприятии. – Но вы же мистер Танев?
– Он самый, – ответил Винс.
Застенчиво улыбаясь, девушка показала на вазу, стоявшую за спиной Винса.
– Идеально, спасибо, что пришли. Мне очень жаль отвлекать вас от вечера.
– Вы вовсе меня не отвлекаете. На самом деле, пока это самое яркое событие, – сказал он и посмотрел мне в глаза, после чего направился за девушкой, которая повела его к столу.
– Если вы сможете просто подписать фотографию рядом с вашим творчеством, мы разместим ее в рамке и приложим к лотам.
Я нахмурилась, пытаясь понять смысл ее слов, когда она протянула маркер.
– С удовольствием, – ответил Винс и, быстро подписав фотографию, где он, мокрый от пота, празднует гол, положил маркер на стол и повернулся к нам с Ливией. – Хотя не ожидаю, что вы получите много за это уродство.
Говоря эти слова, он не сводил с меня глаз, а я всячески пыталась не сглотнуть и не спасовать под его пристальным взглядом.
– О, уверена, вы ошибаетесь, – сказала волонтер. – Нечасто профессиональный спортсмен обладает творческими наклонностями. Такой работой любой коллекционер будет гордиться.
– Вазу сделал ты? – спросила Ливия, округлив глаза под впечатлением. – Как красиво. – Она покачала головой и снова бросила оценивающий взгляд на предмет. – Прибереги немного таланта и для нас, ладно?
Я закатила глаза, отчего Винс торжествующе ухмыльнулся.
Волонтер вернулась к своему прежнему занятию за столиками, а Винс продолжал смотреть так пристально, что мне пришлось отвести взгляд.
Когда я наконец отвернулась, Винс поправил запонки на запястьях и кивнул Ливии.
– Лучше вернуться, – сказал он. – Приятного вечера, дамы.
Больше он и взглядом меня не удостоил, быстрой походкой минуя толпу. И если перед Ливией море расступалось, то с Винсом была обратная история. Он без единого слова притягивал к себе каждого человека, мимо которого проходил. Винс отошел буквально на пару метров, когда его окружили люди, вытаскивая телефоны, чтобы сделать снимки. Как только он закончил с ними, его дернула за рукав одна девушка, а может, две или три, конкурируя за внимание хоккеиста.
– Вообразить не могу, какой жизнью он живет, – с пытливой улыбкой произнесла Ливия.
– А я могу, – огрызнулась я. – Тщательно организованной.
– Ладно, ворчунья. Не все порочны, пока не докажут свою святость, – посмеиваясь, сказала подруга. А потом потянула меня к сцене. – Пойдем. Найдем наш столик, пока не началась речь.
Я пошла за подругой, сделав несколько вдохов, чтобы избавиться от волнения, вызванного этим глупым мужланом.
А добило меня то, что к концу вечера ваза ушла с молотка за десять тысяч долларов.