Одиннадцатилетний мальчик по имени Джордж сидел в полном одиночестве, елозя из стороны в сторону фломастером по бумаге. Рисунок уже превратился в сплошную измалёванную кляксу ядовито-зелёного цвета, но Джордж не прекращал своего занятия. Ему строго-настрого запретили выходить из комнаты, пока не сообщат обратное. А больше он и не знал, чем себя занять, да на самом деле было особо и нечем. Чувствуя, как уже затекает нога, Джордж поднялся, решив хоть чуть-чуть размяться. Он прошёлся вдоль всего периметра своей маленькой комнатки и остановился у двери. Ему так сильно хотелось протянуть руку, провернуть ручку двери и выйти из этой комнаты! Просто выйти, неважно, что делать дальше там, за дверью, и куда идти. Джордж приложил ухо к небольшой прорези между косяком проёма и краем двери. При этом его патлатые, давно не мытые и уже довольно длинные волосы закрыли ему ухо, отчего пришлось одёрнуть их рукой. Джорджа волосы безумно бесили: лезли то в глаза, то в уши, а также, учитывая редкую периодичность помывки в целях экономии воды, сильно грязнились. Даже принюхавшийся к запаху своего давно не мытого тела мальчик всё равно чувствовал исходивший от него неприятный аромат. Но сказать об этом матери он боялся – она обреет его голову машинкой почти под ноль, как это уже было в конце прошлого года. Новой череды издевательств от одноклассников Джорджу не хотелось. Ему и так довольно часто доставалось в компаниях сверстников, и не только в школе.
Прислушавшись, мальчик различил визгливые стоны его матери и напоминавшие звериные рыки мужские выкрики, раздававшиеся из её спальни. Джордж не совсем понимал, что там происходит, но ему стало мерзко и противно. Мальчик отстранился от двери и вновь сел на пол, вернувшись к своему занятию по превращению раскраски в однотонный зелёный слой. Он старался сдерживать чувства, но они внезапно прорвались, захватывая его целиком и с болью сжимая сердце. Больше не в силах сопротивляться лезущим в голову мыслям, он думал о том, почему же умер его отец, а не мать… Ей всегда было плевать на него, с самого его детства. Еле-еле она справлялась с необходимостью забирать его вечером из детского садика, пока отец работал в очередном рейсе, что же говорить о других обязанностях этой женщины в роли матери? А отец всегда поддерживал Джорджа, старался побыть с ним даже тогда, когда возвращался сильно уставший, со слипавшимися каждую секунду глазами. И вот теперь Джордж сидит здесь, одинокий и всеми покинутый, запертый, словно в тюрьме, в своей же комнате, пока мать что-то там делает в постели с очередным хахалем, который на удивление не смылся как многие другие после первого визита к вдове и её сыну.
…Внезапно дверь распахивается и в комнату вваливается «бойфренд», как любила называть его мать. На нём надеты заляпанные семейные трусы и белая майка с рыжими пятнами пота под мышками, натянутая на довольно объёмное пузо, выдающееся вперёд.
– Привет, парень. Чем тут маешься? – спрашивает мужчина, потирая рукой буйную щетину на подбородке. – Рисуешь?
Он подходит поближе и всматривается в заполненный зелёным лист бумаги.
– Хрень какая-то. Но прикольно.
– А где мама? – боясь тишины, выдавливает из себя Джордж слегка надорвавшимся голосом.
– Спит твоя м-а-а-м-а. Неплохо я её оприходовал, если понимаешь о чём я. Гы-гы-гы, – мужчина хлопает Джорджа по плечу, не переставая подхихикивать своим скрежещущим голосом.
Мальчик смотрит на раскраску и молчит. После чего вновь берёт фломастер и начинает елозить им по листу. В это время мужчина, насвистывая, медленно обходит комнату, пробегая пустым взглядом по вещам Джорджа. На самом деле он даже не видит «интерьер» – его мысли заняты совершенно иным. В какой-то момент мужчина плюхается рядом с Джорджем почти вплотную и некоторое время смотрит на ставшие неуклюжими от волнения движения мальчика. В этой же самой тишине он вдруг кладёт руку на голову Джорджа и начинает гладить его, после чего скользит ладонью по напрягшейся спине мальчика вниз. Джордж молча отстраняется и быстро, хоть и скованно, вскакивает на ноги. После чего, даже не поднимая глаз на мужчину, направляется к двери. Хочет открыть её, но пара цепких рук оттаскивает его назад. Джорджу хочется закричать, но голос словно исчез внутри него, он не может выдавить ни звука.
– Тихо, мальчик, – елейным тоном произносит мужчина, медленно, но твёрдо увлекая Джорджа к его же кровати. – Будешь умницей, и всё у нас будет хорошо.
С этими словами он начинает раздевать Джорджа, всё ускоряя темп, и уже чуть ли не разрывает его футболку, пытаясь стащить её через голову мальчика. Абсолютно голого он бросает его на кровать, стаскивает с себя свои заляпанные трусы и ложится на Джорджа. Мальчик чувствует тяжёлое дыхание мужчины, наполненное смрадом перегара. Тот что-то шепчет ему на ухо, но Джордж уже не слышит, буквально парализованный страхом. А в следующую секунду он чувствует ужасную боль…
Джордж не спал весь остаток ночи. От боли и унижения на его глазах, не высыхая, стояли слёзы.
Когда наступило утро, обозначаемое звеневшим из спальни матери будильником, Джордж не знал, что ему делать: оставаться лежать на кровати или же пойти к матери? Рассказать ли ей о том, что произошло ночью? Поверит ли она ему? К тому же на кухне наверняка будет он… Что же ему делать?
За дверью заслышалась суета – сонный голос, перемежавшийся со взвизгами, его матери и глубокий довольный бас мужчины. Затем загремела посуда на кухне. Джордж, так и не решив, что же ему делать, продолжал лежать на своей кровати и, почти не моргая, смотреть на потолок с порядком обсыпавшейся штукатуркой. Ему нужно было собираться в школу, но он не мог заставить себя сдвинуться с места.
– Джо-о-рдж! – раздался тонкий крик матери с кухни.
Мальчик не мог не подчиниться. Он сел на кровати, вновь почувствовав сильную боль ниже спины, затем поднялся на трясущиеся слабые ноги.
– Я КОМУ КРИЧУ! – последовал ещё один немногословный клич матери.
Шатаясь, Джордж вышел из комнаты и направился в сторону кухни. Там уже сидел за столом тот самый мужчина, сделавший ему так больно этой ночью. Он беззаботно пил кофе, заедая его подносимыми матерью Джорджа бутербродами. Каждый раз, когда она проходила мимо, он хлёстко шлёпал её по заднице, что вызывало довольные смешки с её стороны. Мать бросала полный желания взгляд в сторону мужчины в сочетании с быстро хлопающими ресницами. Джордж остановился по другую от мужчины сторону стола, опустив глаза в пол и густо покраснев. Его сердце гулко стучало в груди, полное волнения и страха. Внезапно мужчина перегнулся через стол и дружески похлопал его по плечу:
– Зайка моя, кажется, мальчик плохо себя чувствует. Наверное, ему не стоит идти сегодня в школу. Пусть полежит, отдохнёт, – с этими словами мужчина весело подмигнул Джорджу.
– А-а, правда? Хорошо, – даже не посмотрев в сторону своего сына, бросила через плечо мать. – Иди в свою комнату.
– Да ладно тебе, пусть позавтракает, сладуся ты моя, – мужчина поднялся со стула и прижался к матери Джорджа, в тот же момент облапывая её руками и щипая за задницу.
– Билл! Ну ты хулиган… – игриво стала сопротивляться она, обхватив его руки своими, но даже не пытаясь оттолкнуть от себя или же хотя бы отстраниться.
И Билл с чавкающим звуком оставил ей синюшный засос на шее чуть выше ключицы.
А спустя месяц Билл Дохгоф официально стал отчимом Джорджа.