Ледяной ветер поздней осени пронизывал Сьюзи до самых костей, заставляя ёжиться и всё увеличивать скорость шага, чтобы хоть как-то согреться и не замёрзнуть до смерти. Что было довольно неудобно делать в туфлях на высоком тонком каблуке, которые входили в неофициально-обязательную униформу на работе. Не согревала ни кожаная короткая курточка, ни тонкая форма официантки, дополненная лишь капроновыми колготками – единственным элементом, оставшимся от её утренней одежды. Если и было хоть что-то положительное в этот момент, так это отсутствие такого же дождя, вернее, даже ливня, который шёл утром. Собственно, из-за него хотя бы чуть-чуть более тёплая одежда Сьюзи теперь сохла в небольшой раздевалке, на двери которой было так церемонно и формально написано большими буквами: «СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ». Лишь колготки, в которых она проработала весь вечер, успели высохнуть. Остальное же было почти таким же мокрым, что и до «сушки». Спасибо столь заботящемуся о каждом центе Эрни, владельцу паба и по совместительству бармену, выключившему обогреватель. Даже кроссовки были словно только что вынуты из стиральной машины.
Единственное, что радовало её и согревало, хотя бы мысленно, так это то, что оставалось пройти ещё совсем немного. Сьюзи прекрасно знала эту дорогу. Десять минут на автобусе, последний рейс которого был уже часа три назад, и тридцать, если пешком, учитывая пару быстрых перебежек, срезавших витиеватый автобусный маршрут в черте города по дворам. После чего её ждало блуждание за городом по еле видимым вытоптанным тропкам между участками, огороженными покосившимися по большей части деревянными заборами. Обочину слабо освещали одинокие фонари, располагавшиеся на расстоянии метров двадцати друг от друга, из-за чего пару шагов приходилось делать почти в кромешной тьме. Помимо фонарей на некоторых прилегавших к обочине частных участках стояли домишки – в один, максимум два этажа, – в окнах которых горел какой-никакой свет, а также помогала уже спадающая луна, изредка выплывавшая из-за вихрем закрученных, несущихся куда-то в необъятную даль облаков.
– Почему я не согласилась? – стуча от холода зубами, обрывисто прошептала она, но тут же отмела эту безумную мысль.
Чего можно было ожидать от компании двух уже изрядно выпивших мужчин в машине? Конечно, ей знаком был один из них – Патрик, тот, что поменьше и с чуть более человеческим, в сравнении с остальными, лицом и вечно слегка приподнятым правым уголком губ. Сьюзи знала его почти с самого детства. Они вместе поступили в первый класс, вместе окончили школу. Даже дружили с седьмой по девятый класс, на паре занятий сидели за одной партой. А потом… потом, когда они стали подростками, он предложил ей пойти на свидание. Только уже тогда между ними разверзалась пропасть, расширявшаяся изо дня в день. Она всей душой стремилась вырваться из этого унылого городишки, поэтому всё свободное время проводила за книгами и учебниками, мечтая после школы поступить в юридический институт и уехать навсегда. Патрика же если и не устраивала жизнь здесь, то он просто-напросто смирился. Тратил своё время на бесконечные брожения по улицам и подъездам, всё чаще прикладываясь к бутылке, вскрывая одну пачку сигарет за другой, и, как ходили слухи, уже баловался дурью покрепче. Её в достаточных размерах всей их компании поставлял парень на пару лет старше, уже с четырнадцати лет стоявший на всевозможных учётах правоохранительных органов. И Сьюзи отказала Патрику. Оскорблённый до глубины души, он начал распускать за её спиной грязные слухи, выставляя всем известную тихоню той ещё развратницей и нимфоманкой, готовой отсосать любому за одно лишь ласковое слово. Разумеется, дружба их была разорвана безвозвратно.
Через пару лет Сьюзи исполнила свою мечту и после окончания школы уехала из города получать высшее образование. Казалось, весь мир был открыт перед ней, но судьба распорядилась иначе. И, как зачастую бывает, распорядилась жестоко. Отец Сьюзи скончался в результате аварии при возвращении с военной службы, а её мать от пережитого при получении известия инсульта стала инвалидом, в результате чего не могла теперь ни помочь дочери получить образование, ни даже прокормить саму себя. Поэтому-то свой двадцать первый день рождения, так и не окончив даже второй курс колледжа, Сьюзи проводила в столь ненавистном ей городишке, устроившись официанткой в не менее ненавистном пабе.
Внезапно из-за поворота выехал автомобиль, осветив лишь одной ярко горевшей фарой Сьюзи. Девушка отошла к дальнему краю обочины и остановилась, не сильно веря в трезвость водителя в столь поздний час, а также не желая быть обрызганной грязной водой из колеи, образовавшейся вдоль всей дороги и усугублявшееся бесчисленными ямками. Сьюзи достала телефон из узкого кармана короткой коричневой юбочки, решив написать сообщение матери о том, что минут через десять она будет дома – ведь мама всегда так волновалась в те дни, когда Сьюзи приходилось столь поздно возвращаться с работы. На часах отобразилось время: 2:49. Сьюзи уже начала набирать первые буквы сообщения, как неожиданно осознала, что свет от фар больше не движется, а машина так и не проехала мимо неё. Девушка подняла голову и увидела фигуру, уверенным шагом направляющуюся к ней. В свете фары она не могла рассмотреть её, да это было и не нужно, ведь Сьюзи уже знала ответ на любую предлагаемую ей помощь от этого человека, кем бы он ни был.
– Спасибо, но мне не нужна помощь! – крикнула она, чтобы человек расслышал её, правда, слегка дрогнувшим и осипшим от холода голосом.
Но фигура продолжила приближаться. Девушка почувствовала нарастающую в ней тревогу и отступила на пару шагов назад. В голове пронеслась мысль развернуться и побежать, но Сьюзи здраво оценила её: в такой неудобной обуви она не убежит, а если незнакомец не желает ей ничего плохого, это будет выглядеть абсурдно. А может быть, это и не незнакомец? Выставив руку вперёд, стараясь закрыть глаза от нещадно лупившего света фары, Сьюзи попыталась разглядеть человека. В какой-то момент он сам своим грузным телом закрыл её от света, и девушка осознала, что, кажется, знает его.
– Джордж?
Произнеся имя, Сьюзи с ужасом заметила, как изменилось лицо этого человека. Теперь она была уверена, что это именно Джордж, безобидный странноватый парень, которого многие считали местным дурачком, никогда не вписывающимся ни в одну компанию. Тот самый, что чуть ли не каждый вечер заходит к ним в паб и может несколько часов тихо сидеть в уголке в одиночестве со стаканом дешёвого виски или же даже просто водки, вперившись взглядом в деревянную столешницу самого дальнего столика в углу. Он всегда был предельно вежлив по отношению к Сьюзи: тихонько благодарил и как-то глупо улыбался, ни разу так и не подняв на неё глаза, когда она подходила принять или же принести заказ.
Но теперь она видела безумный оскал, ожесточивший мягкие, слегка оплывшие черты его лица. Столь же безумный взгляд смотрел прямо на неё. Джордж не моргал, не щурился, его глаза будто застыли. В какой-то момент Сьюзи почувствовала себя слабой и беззащитной перед этим человеком, чья фигура была шире её минимум раза в два, а ростом превосходившая на целые две головы.
Чувствуя захлёстывающую её панику, Сьюзи резко повернулась и побежала прочь от этого человека. Но не успела она сделать и пары шагов, как её нога подвернулась, неудачно угодив в небольшую трещину в асфальте. Неудобная обувь никак не помогла смягчить эту оплошность – резкая боль в голеностопе застелила Сьюзи глаза пеленой слёз. Она упала на землю, схватившись за стопу, но как только увидела, что Джордж тем же мерным шагом приближается к ней, попыталась подняться на ноги и побежать. И снова упала. Чувствуя, как сердце готово вырваться из груди, Сьюзи обернулась к Джорджу и уже хотела сказать, спросить, закричать – она не знала что, в ней лишь теплилась последняя надежда, что он ответит человеческим голосом, а не таким, какой бы соответствовал его звериному оскалу… но не успела она повернуть головы, как получила тяжёлый удар кулаком в районе скулы. Будучи от рождения хрупкой и нежной, а также никогда не получавшей таких ударов, Сьюзи в один миг обмякла, а её сознание провалилась в бездонную пустоту. И лишь сердце продолжало биться в том же безумной ритме, готовое разорваться от страха и боли.