Дядя выносит теплый плед и укрывает меня им; ставит передо мной мягкие тапочки, чтобы мои ноги отдохнули.
– Пей. – Тихон протягивает кружку с напитком.
Пахнет ягодами.
– Что это?
– Компот. Ирма сварила перед сном.
Осторожно отпиваю. Глаза сами прикрываются от блаженства.
Свет первого этажа бьет нам в спины. Поблизости никого, вдалеке гавкает потревоженная кем-то собака. В москитную сетку то и дело бьются мотыльки, рвущиеся к лампе.
– Прости, мне не стоило этого делать.
Осторожно кошусь на дядю, боясь увидеть в его глазах осуждение, но он молчит.
– Это было глупо, – продолжаю. Раз Тихон меня не ругает, я должна как следует отругать себя сама. – И чем я только думала? Туп…
– У всех горе проявляется по-разному, – перебивает дядя. – Тебе захотелось сбежать.
Разглядываю кружку. Он прав. Горе подтолкнуло меня к побегу. В здравом уме я бы никогда так не сделала. А еще в этом виноват мой эгоизм. И, возможно, гены, раз мама тоже сбежала от семьи.
– Ты даже не спросишь, почему я сбежала? – допытываюсь я.
– Нет, если тебе от этого неловко. – Дядя сдержанно улыбается, напоминая маму.
В полумраке, когда черт лица не разобрать, Тихон похож на ее тень.
Отворачиваюсь, смахиваю покатившуюся слезу.
– Я испугалась, что вы с Ирмой свалите на меня заботу о своем ребенке. Вот почему я убежала.
– А почему вернулась?
– Потому что не могу бросить сестру одну. Если я это сделаю, она меня никогда не простит.
Дядя кивает в такт моим словам.
– Тебе не нужно нянчиться с нашим ребенком, Вер. Только если ты сама этого захочешь. – Он осторожно кладет руку мне на плечо и легонько треплет по нему, отчего я покачиваюсь.
Все не так плохо, как я себе представляла.
– Они уже знают? Что я сбежала? – киваю в сторону дома.
– Ирма знает, но я отправил ее спать. Миле мы сказали, что ты решила прогуляться.
– Она поверила?
– Надеюсь, что да. – Дядя склоняется и доверительным тоном сообщает: – Уснула она быстро.
Едва заметно растягиваю губы.
– Я уже начал переживать, что ты разучилась радоваться.
Теперь Тихон улыбается во весь рот, и сходство с маминой улыбкой исчезает. И как только родственники могут быть так похожи и непохожи одновременно? Странная штука генетика.
– Допивай и иди спать. Сегодня был долгий день. – Дядя поглаживает меня по голове и уходит.
Вскидываю голову к небу. Тучи уныния понемногу рассеиваются.
Просыпаюсь от шороха поблизости. В комнате еще темно. Провожу пальцами по ресницам, открываю глаза и вижу рядом Милу. Она сидит на табуретке и напряженно разглядывает меня.
– Чего тебе?
– Ты куда-то уходила?
– С чего ты взяла?
Сестра хмурится и поднимает с пола простыни, которые я связала ночью.
– Ты думаешь, что я совсем дула? – сестра сердито трясет ими.
– Мне хотелось развеяться.
– Ты снова хотела меня блосить, да?! – Мила швыряет в меня простыни. – Ты плохая, Вела!
Всхлипнув, сестра подскакивает и срывается с места. Выбираюсь из кровати и хватаю Милу за плечи.
– Пусти! – кричит она, размахивая руками и заливаясь слезами.
Опускаюсь на корточки, разворачиваю сестру и крепко прижимаю к себе. Поначалу она сопротивляется и пытается меня оттолкнуть, а потом сдается и ревет мне в ухо.
– Прости, Хоббит. – Глажу ее по спине и затылку. – Мне нужно было понять саму себя, чтобы присматривать за тобой.