Ярослава Градова
– Дура.
– Угу…
– Самоуверенная идиотка!
– Ага…
– Ты… – Хованский, так и не найдя подходящих слов, глубоко вздохнул и уж совсем как-то печально протянул. – Вот оно тебе надо было, а, Градова? Ладно ты Елизарову нервы портишь, ему полезно, хоть в тонусе немного будет. Ладно, ты это гламурное чудо отшила… Но куда ты полезла танцевать с травмой? Я же правильно понимаю, это травма? – требовательно уточнил он.
От этого властного тона стало как-то неуютно. Знаете, ведь действительно глупо все получилось. Когда ты меняешь жизнь, оставляешь все в прошлом – друзей, карьеру, амбиции, стараешься навеки вычеркнуть танцы, но на второй же день новой страницы идешь и что-то доказываешь тем, что перечеркнуло твое существование надвое… Конспирация рулит, ага.
– А если я скажу, что это так, несбыточная мечта, я дома перед зеркалом тренировалась? – без особой надежды поинтересовалась я. Ну да, конечно, Илья мне поверит, свиньи полетят, а такие вот “лебляди” шустро поумнеют. Сказки случаются.
– Ярослава! – процедил староста, буравя меня многозначительным взглядом. Как бы намекающим, что за неполных два дня своими тайнами и недомолвками я умудрилась достать до печенок даже сверхтерпеливого Илью.
Не нарочно, конечно. Но вот как-то так само получилось…
– Нет, ну может, ты и тренировалась перед зеркалом, – вздохнув в ответ на мое упорное молчание, продолжил Илья. – Но никак не дома. Яра, ты мне нравишься, честно. И я понимаю, что у каждого есть право хоть на тараканов в голове, хоть на ящик Пандоры за душой… Хоть на тайны Мадридского двора! Только не во вред себе же!
Вот умеет же человек так подобрать слова, что даже моя давно и напрочь уснувшая совесть подала признаки жизни, напомнив о своем существовании. А от услышанного признания в груди разлилось тепло, согревшее меня изнутри и заставившее мягко улыбнуться в ответ. Но Хованский прав, у каждого есть право на собственные тайны, как и на выбор того, кому можно их доверить.
И теперь вопрос лишь в том, могу ли я рассказать ему, то чем даже с семьей стараюсь не говорить, потому что все еще слишком больше? При учете, что мы знакомы всего ничего?
Тихо хмыкнула, кивая собственным мыслям. Оказывается, да, могу. Сложно знаете ли, не довериться человеку, пытающемуся заботится обо мне и оберегать меня, кажется, от всего на свете. И от меня самой в первую очередь.
– Да, я занималась танцами всю свою жизнь, – тихо проговорила я. – Профессионально. Ушла из спорта по причине травмы. Вот только афишировать это мне не очень хочется. И вообще я предпочитаю об этом забыть…
Угу, сказать легко, сложнее – сделать. Ах если бы еще можно было выжечь собственную память – и обычную, и мышечную, чтобы не помнить собственные успехи, каждое па, время, которое я тратила на оттачивание движений…
Я жила этим, я дышала танцами. И вдруг оказалась на поверхности без малейшей капли кислорода.
– Хорошо, мы не будем это обсуждать, – понимающе кивнул Хованский, придя к какому-то своему решению. – Мы обсудим другое. Какого хрена ты полезла доказывать что-то этим идиоткам, хотя прекрасно знала, чем это обернется для тебя?
Хороший вопрос. Действительно, очень хороший. Я ведь сама им задавалась за секунду до того, как меня начали отчитывать. Еще б ответ на него найти, да такой, в который самой поверить получится.
– Ну…– глубокомысленно выдала я, то ли пытаясь найти, что сказать, то ли просто потянуть время. – Я не люблю идиоток?
Отмазка так себе, знаю. И по лицу Ильи видно, что в этом случае мы проявили завидное единодушие и в мыслях, и в чувствах.
– Я тоже идиоток не люблю, но что-то не пошел в центр зала крутить фуэте. Наверное, надо было, – притворно огорчился Хованский.
Я хихикнула, представив, как высокий плечистый парень начнет вместо аргументов использовать балетные па. Да, я бы на это посмотрела. Новая стадия противостояния Ильи и Елизарова – соревнование, у кого длительнее будет баллон – удержание в воздухе в определенной позиции.
– Прониклась? – поинтересовался Илья, когда я перестала откровенно ржать и смогла нормально вздохнуть. – Если да, то давай договоримся, а? Ты так больше делать не будешь, ладно?
– Ну… – снова затянула я, пытаясь трезво оценить шансы на такое развитие событий. – Давай лучше так: я не буду лезть первой. И даже разрешу тебе унести меня на руках, если опять надумаю что-то кому-то доказать не на словах, а на деле. Сойдет?
***
Константин Елизаров
Сбежать от собственной девушки – не проблема. Всего-то и надо переключить внимание дорогой заи на что-нибудь поинтереснее. Например, на то, что ееодногруппница щеголяет в точно такой же кофточке, что и сама Тамара и…
Вуаля! Искра, буря, безумие. И скандал, во время которого Костя поступил как самый настоящий мужик: собрал вещички и слинял до того, как банальная ссора переросла в совсем не банальный мордобой. И нет. Елизаров трусом не был.
Но девушек в гневе здраво опасался. Потому что страшнее злой женщины только злая женщина, решившая кому-то отомстить!
Так что, вывалившись из аудитории под вопли о “модных луках” (что это за зверь-то такой?) и обещание выдрать космы, парень поправил рюкзак с конспектами и неторопливо зашагал в сторону вестибюля первого этажа. Попутно прикидывая, к кому можно завалиться посреди дня с предложением сгонять в клуб или порубиться в приставку.
Вариантов было не так уж много, список друзей сильно сокращал тот факт, что была середина дня, да еще и рабочего. Но Костя не сдавался, упорно листая список контактов, чудом не столкнувшись лоб в лоб с кем-то из первокурсников. И остановившись как вкопанный, когда откуда-то сбоку прозвучала его фамилия.
Не то, чтобы она была такой уж редкой, но вот голос, озвучивший ее, трудно было не узнать. Как и ту часть одной старой студенческой байки, включавшей в себя неудачную попытку соблазнения одной рыжей девицы с факультета управления персоналом и социальной работы.
– И все бы ничего, – насмешливо протянул Хованский, активно жестикулируя. – Но Лисовец на то и смахивает на лису, что после первого букета и неудачной серенады, окно в свою комнату в общаге она закрыла наглухо. И нагло продрыхла всю ночь с наушниками в ушах. А Елизаров все это время был вынужден слушать коллективную петицию факультета филологии, проживающего этажом выше и не оценившего побудку в три утра. Второй раз подряд. Сама понимаешь, цензурными в этой самой петиции были только знаки препинания… И то…
– Смотря с какой интонацией читать? – захихикала сидящая на подоконнике Градова. Потянувшись, поправила воротник рубашки Хованского, осторожно пригладив пальцами тонкую ткань.
И вот вроде бы нет ничего в этом движении. И ведьма эта не сказать, чтоб красавица писаная, но Елизаров неожиданно для себя залип. На тонких запястьях, длинных пальцах и смеющихся серых глазах. Да так сильно и внезапно, что подпрыгнул от неожиданности, когда рядом раздалось чье-то настойчивое покашливание, а на плечо опустилась тяжелая рука:
– Елизаров, склонности к вуайеризму я за тобой не замечал.
– Ну у вас и чувство юмора, Валентин Сергеевич… Отпадное, блин, – насупился парень, недовольно зыркнув на преподавателя основ информатики и вычислительной технике.
Тот на это замечание никак не отреагировал. Только улыбнулся шире, потрепав его по плечу:
– Отпадное чувство юмора у моего знакомого профессора по патанатомии, Елизаров. После его шуток отпадает все, начиная от чувства собственного достоинства и заканчивая частями тела. Но вообще-то, я хотел спросить… Ты Илью Хованского не видел, случаем?
Отвечать на вопрос Елизаров не стал из принципа. Зато не постеснялся ткнуть пальцев в веселившуюся парочку. Чертов Хованский продолжал травить университетские байки, и Костя не без оснований предполагал, что главным фигурантом этих идиотских историй был именно он.
Если не всех, то подавляющего большинства точно!
– О, отлично, – Кротов довольно кивнул собственным мыслям. И выдал, вновь хлопнув его по плечу. – Тогда скажи, ему чтоб зашел ко мне в деканат. Не завтра, не на неделе, не после пар и даже не после работы, а прямо сейчас. Понял?
И прежде, чем парень успел хоть что-то возразить, незабываемый преподаватель сделал то, что кроме него удавалось только тому самому Хованскому. Он скрылся в коридорах университета с потрясающей скоростью и оперативностью, так же внезапно, как и появился. Еще до того, как Елизаров успел придумать хоть сколько-то вежливый, но остроумный отказ! И осталось только молча взирать на место, где еще секунду назад стоял преподаватель.
Вот как он это делает, а?!
– Твою… Налево, – ругнувшись себе под нос, Елизаров засунул телефон в карман джинсов и еще с минуту буравил недовольным взглядом широкую спину своего “любимого” соперника, почему-то испытывая ярое ощущение погладить того по спине лопатой. Ну так… Чисто в целях профилактики. И, да, никакие ведьмы к этому не имеют ни малейшего отношения!
Помечтал пару секунд, после чего вздохнул и, возведя глаза к потолку, отправился воплощать свою миссию в жизнь. Ну и частично и свои фантазии. Коротко разбежавшись, он врезался в ничего не подозревающего Илью, сразу же сжав его шею в братских объятиях. И, разворошив рукой гнездо на его голове, радостно заявил:
– Ну что, инквизитор? Кончились твои славные деньки?
– Слезь с меня, придурок, – задушено выдавил Хованский, пихнув его локтем в живот. Выбравшись из чужой хватки, он пригладил волосы под смеющимся взглядом Яры, насупился и поинтересовался. – Тебя что, муха цеце укусила, и ты внезапно заболел редкой инфекцией? Или шизофрения наконец прорвалась наружу?
– Меня ваш куратор покусал, он тебя обыскался, все ногти себе сгрыз, где же там его староста бродит. Теперь за локти принялся, тут на меня и наткнулся и приладил к общественно-бесполезным работам, – хмыкнул Костя. Почему-то настроение стремительно поднималось прямо пропорционально смешкам Градовой.
– Брешешь как дышишь, – отмахнулся от пятикурсника Илья.
– Ну тебе лучше знать, как это делать, – не удержался от подкола Елизаров. – Я таким не страдаю.
– И что же Кротову от меня надо? – не слишком поверил ему староста.
– Тебя в деканат на ковер требуют, срочно и прям вот щас, – ухмыльнулся Костя, недвусмысленно намекая на причины столь занимательной и длительной беседы. И мило уточнил. – Тебе пинка придать для ускорения или сам дойти сумеешь? А то я как пионер – всегда готов помочь в столь педагогоугодном деле.
– Идиот, – скривился Хованский и собрался, было, высказать все, что думает о Елизарове, но звук входящего сообщения на телефоне оборвал его на полуслове.
Вытащив гаджет, Илья пару секунд вчитывался в буквы на экране, потом вздохнул и с сожалением посмотрел на молчавшую до этого Градову:
– Извини, Яр. Этот лось не врет, меня и правда в деканате ждут. И судя по сообщению, явно не для вручения премии “Староста года”.
– Эй, ты кого лосем назвал?! – возмутился Елизаров. Почему-то при взгляде на помрачневшую физиономию девушки, настроение опять начало падать.
– Ничего, – Градова реплику Кости пропустила мимо ушей. Она вообще его очень уж старательно с ним не разговаривала, глядя только на Хованского. И это почему-то злило.
Хрен поймешь, почему, но бесило просто неимоверно.
– Не знаю, надолго ли, но постараюсь освободится как можно быстрее, – пообещал Илья.
– Ага, часов в восемь вечера он будет полностью в твоем распоряжении, но не совсем в состоянии, – прокомментировал Костя. Его реплику опять проигнорировали. Причем, и ведьма, и Хованский. Нехорошо это.
– Дождешься? Я вроде как обещал тебя проводить, – староста хмурился, вертя в руках телефон и кидая на “третьего лишнего” недовольные взгляды. Которые Елизаров стойко игнорировал, широко и довольно улыбаясь.
– Меня заберут, – Градова махнула рукой. – Так что иди. Увидимся завтра, лады?
– Лады.
Еще раз душераздирающе вздохнув, Хованский смерил своего извечного соперника убийственным взглядом и сделал то, что давно пора было. Направился в сторону деканата, оставив Елизарова один на один с этой языкастой ведьмой.
Очень недружелюбно настроенной ведьмой. Той самой, что должна ему как минимум новую футболку. Как максимум…
– Градова, а Градова…
– Я смотрю ты мою фамилию запомнил? – ведьма, вскинув бровь, уставилась на него с деланным недоумением. – Удивительное рядом, оказывается. А я-то думала, что у тебя память как у рыбки: двадцать секунд и жизнь заново начинаем.
– Стерва, – фыркнув, Елизаров снова засунул руки в карманы и качнулся с пяток на носок и обратно. После чего сделал то, чего и сам от себя не ожидал.
Наклонившись вперед, он тоном заправского заговорщика выдал, глядя прямо в расширившиеся от удивления глаза девушки:
– Ты идешь со мной на свидание. И да. Это не обсуждается.