Конечно же, Нив это послышалась, а может, он пошутил, ведь никто, особенно представитель знати, не мог быть таким бессовестно грубым.
Но когда она заставила себя рассмеяться, настроение не улучшилось. Молодой человек стоял, скрестив руки и устремив на нее глаза-ножи, в которых светился вызов и мелькала очевидная ловушка.
Только дурак клюнет на эту приманку.
– Нив О’Коннор! – Она сделала реверанс как можно ниже, надеясь, что так правильно. Ох, почему она не слушала, когда Эрин рассказывала о манерах высшего общества авлийцев и их абсурдных формальностях? – Для меня большая честь познакомиться с вами.
Да, явно не тот ответ, который он ожидал услышать. Наоборот, ее слова вызвали еще больше его недовольства.
– Это понятно, – кисло сказал он и повернулся к принцу-регенту. – Зачем я здесь?
– Познакомься, – сказал принц-регент с едва сдерживаемым раздражением, – твоя швея, Кит.
Его швея? Кровь отхлынула от ее лица, когда она осознала свое положение. Ужасный, грубый человек – брат принца-регента, второй сын короля Авалэнда, принц Кристофер, герцог Клируотера. Жених!
Кит не удостоил ее взглядом:
– Ах, это засада.
– Я не думал, что знакомство окажется для тебя таким ужасным испытанием. – Принц-регент понизил голос. – Ты должен простить меня за то, что я решил, что ты захочешь переговорить со швеей до того, как я попрошу ее снять с тебя мерки.
– Действительно, с чего бы тебе думать иначе? – Выражение лица Кита стало прямо-таки мятежным, а в каждом слоге сквозила обида. – Слушаю и повинуюсь.
В этот момент Нив услышала резкий звук, словно чашка упала на пол, и негромкий треск. Она повернулась на звук и едва не выпрыгнула из кожи: стоявший в углу комнаты остролист задымился, и прожилки на его листьях засветились золотым магическим светом. Корни с яростью пробивались сквозь трещину в вазе. Новые ростки тянулись вперед и складывались в идеальные многослойные топиарии. Казалось, гнев принца был столь же аккуратен и разборчив, как и все остальное в нем.
Нив достаточно оправилась от шока, чтобы молиться о том, чтобы ее челюсть осталась на месте. С каждым новым поколением магия слабела, и теперь редко можно встретить столь сильное волшебство.
Она выросла на страшных историях о могуществе авлийской королевской семьи, о том, как их магия вызвала Порчу, истощив почву. А во время войны махлийцев за независимость шиповник вырывался из земли и вонзался в людей, как живые штыки. Нив всегда подозревала, что эти легенды преувеличены. Теперь же она не была так уверена в том, на что способны Кармины.
Как отец принца-регента мог так бездушно распоряжаться властью? Если бы он этого не сделал, возможно, ее семья не познала бы таких трудностей. Может быть, ей не пришлось бы бросить все, чтобы заботиться о тех, кого она любила. Гнев вспыхнул в ней так внезапно, что она сама удивилась.
Но принц-регент, казалось, был слишком озабочен своим братом, чтобы обращать на нее внимание. Он вздохнул, золотые искры потускнели в его глазах, и он снова стал образцом самообладания. Словно по волшебству, из тени вынырнул лакей и достал из нагрудного кармана ножницы. Он принялся за работу, подрезая остролист до приемлемых размеров, и мерное щелканье лезвий разорвало тишину. Появился еще один слуга, чтобы подмести разбитые осколки вазы, которые в считаные секунды исчезли.
– Мы закончим это обсуждение сейчас. Поговорим позже наедине.
Принц-регент, явно не желая больше общаться с Китом, повернулся к Нив. Выражение его лица было таким серьезным, как будто он разговаривал с оскорбленной высокородной дамой, а не с махлийской девушкой. После мрачных размышлений и того, как пренебрежительно обошлась с ней экономка, это выбило Нив из колеи.
– Мне очень жаль, мисс О’Коннор. Мой брат забылся.
Кит издал звук, который нельзя было назвать смехом.
– Что бы ты ни хотел мне сказать, ты можешь сказать это здесь.
Негодование захлестнуло ее. Она была человеком, а не предметом мебели или пешкой в его нелепой войне чужими руками. Возможно, ему стоит дважды подумать, прежде чем обращаться к брату, фактическому правителю королевства, с таким вопиющим неуважением в присутствии посторонних. Не успев додумать эту мысль, она спросила:
– Я так понимаю, мода вас не интересует?
Воздух зазвенел от напряжения. Оба принца смотрели на нее с неприкрытым удивлением, и она изо всех сил старалась не дрогнуть под их взглядами.
О боги, что она натворила!
Кит снова нахмурился:
– Нет. Я думаю, это пустая трата времени.
Его резкий отказ ошеломил ее. Он даже не потрудился проявить вежливость, оскорбив дело всей ее жизни. Как можно бодрее она ответила:
– А я очень увлечена этим делом.
– Неужели? – В его голосе прозвучало удивительное любопытство, которое порадовало ее достаточно, чтобы обдумать ответ.
На этот вопрос можно ответить по-разному, потому что шитье – единственное, что она умела делать, а еще потому, что она последняя из двух поколений, кто хоть немного знал об умирающем ремесле своей семьи, и ей предстояло его сохранить. И, несмотря на давление, долгие часы работы, пролитые слезы, мало что в мире делало ее счастливее, чем умение делать счастливыми других. В конце концов она остановилась на безопасном, но верном ответе:
– Мне нравятся красивые вещи, и мне нравится делать вещи, которые заставляют людей чувствовать себя красивыми.
– Какая чепуха! – Юноша говорил так резко и неожиданно, что ей показалось, будто она надавила на синяк. – Красота – это совсем не то, чему стоит посвящать свою жизнь. Это удел подхалимов и расфуфыренных дураков.
Нив отшатнулась. Он не просто грубый, он злой. И, откровенно говоря, крайне неразумный. Это он собрался жениться. Это он носит туфли, которые стоят больше, чем она зарабатывает за месяц. Это на нем шелковый жилет, который так и просился на обложку модного журнала. Шелковый! Летом! Нив надеялась, что грубиян вспотеет в нем. Она надеялась, что он…
– Прояви уважение к нашей гостье, Кристофер, – резко сказал принц, – она из простолюдинов, но при этом она божественнокровная.
Нив никогда раньше не слышала термина «божественнокровная», но было очевидно, что он имел в виду: кейрд[1], ремесло, магию. Если авлийцы верили, что их магия тоже исходит от божественного источника, то, возможно, мифы авлийцев и махлийцев не так уж и сильно различались, несмотря на заверения в обратном.
Давным-давно, как гласили предания, сотни богов приплыли в Махлэнд и сделали его своим домом. Прежде чем скрыться за завесой в Дон-Шири, некоторые из них обзавелись смертными возлюбленными и передали свою магию детям. Каждый человек, владеющий кейрдом, утверждал, что может проследить свою родословную до одного из Пресветлых. Среди них были Луг, создававший мечи и щиты, способные переломить ход битвы; Диан Кехт, чьи снадобья могли излечить любую рану; Гоибниу, чьи пиры утоляли голод человека на десятилетие; Брес, который мог прекратить любую ссору серебряным языком; Делбаэт, который изрыгал огонь, как дракон; и, конечно, ее тезка Нив. Она всегда считала жестокой иронией то, что ее назвали в честь королевы Страны вечной молодости.
– Как пожелаешь, Джек! – Кит снова обернулся к ней. – Давай посмотрим.
Она поняла его невысказанную угрозу: «Дай мне хоть одну причину не возвращать тебя на корабль». Он не считал себя выше ее – он знал, что все так и есть. С того момента как она получила приглашение принца-регента, Нив знала, что это не награда за предыдущие заслуги, а лишь начало нового испытания. Ей, простолюдинке, махлийке, придется работать вдвое больше, чтобы заработать на жизнь. Решимость сожгла весь ее страх, осталась потребность доказать не только свою правоту, но и то, что Кит ошибается.
– С радостью, – в голосе Нив прозвучало гораздо больше огня и яда, чем она предполагала, – но мне нужно, чтобы мне принесли мои вещи.
Принц-регент Джек едва успел пошевелить пальцем, как из комнаты выскользнул лакей.
– Сию минуту! Пожалуйста, садитесь и устраивайтесь поудобнее.
Она осторожно присела на край кресла.
– Благодарю вас, ваше высочество.
Через минуту лакей вернулся с дорожной сумкой Нив. Она перебирала скудные пожитки, с болью осознавая, какой грубой должна была казаться им ее жизнь, пока не нашла пяльцы для вышивания, ножницы, катушку ниток и игольницу. Она отмерила и отрезала кусочек нитки. Когда она осмелилась поднять глаза, Кит уставился на нее так пристально, что у нее чуть не сдали нервы.
«Нет, – напомнила она себе, – он никогда не видел никого подобного тебе».
Ее магия была далеко не самой яркой в мире. Когда-то, в стародавние времена, возможно, плащ, сделанный О’Коннором, мог привести в движение целые армии. Но Нив никогда не стремилась изменить мир. Клиенты обращались к ней не только за одеждой, но и за волшебным ремеслом. Все, что она шила, обладало едва уловимым притяжением. Никто не мог точно описать это ощущение, но, когда видели кого-то в изделии Нив О’Коннор, чувствовали что-то неуловимое. Нив превратила молодую вдову в воплощение печали. Она позволила настенным цветам исчезнуть в глубине бального зала. А два года назад она превратила Коиве О’Флартэ в герцогиню.
Нив сделала успокаивающий вдох. На это у нее еще хватило возможностей.
В обруче для вышивания был приколот наполовину законченный платок, над которым она работала во время долгого путешествия в Авалэнд. Она старательно вышивала полевые цветы – такие яркие, что они казались настоящими, спрессованными и забытыми в клочке шелка. Ведь она использовала нитки тридцати разных цветов. При одном только взгляде на него ее охватывала тоска по тому, что она имела и потеряла. Когда в ней зародилась магия, она подумала о лете. Лето – лучшее время года в Катерлоу, когда все дети бегают босиком по полям, когда ветерок с моря охлаждает. Летние дни казались ей бесконечными и полными возможностей, счастливыми до предела. Она вплела эти воспоминания в свою работу, воспоминания, которые помогали ей держаться на плаву на черных волнах Махлийского моря. Она была готова!
В груди что-то резко кольнуло, не больнее укола иглы. И тут из нее полилась магия. Нить мерцала, как будто она держала между пальцами тонкий луч солнечного света. Мягкое сияние залило комнату, заиграв на золотых рамах картин, на сверкающих латунных пуговицах, украшающих диваны.
Кит выругался так тихо, что она чуть не пропустила это мимо ушей.
Все исчезло, кроме них двоих и нежной тоски, вдетой в игольное ушко. Его губы разошлись, и свет ее магии наполнил его глаза светом. По ее шее разлилось тепло, а в животе зародился странный трепет. Если бы она не знала, то сказала бы, что в его взгляде читалось удивление.
Нет, ей все привиделось. Она отвела от него взгляд и начала пришивать к рисунку маленькие золотые украшения. К тому времени как она закончила, лепестки казались пронизанными солнечным светом, а все листья – жемчужными от росы. Осторожно, как только могла, она обрезала нитки и вынула ткань из обруча.
– Это немногое из того, что я умею, но мне не хотелось бы держать вас здесь весь день. – Она протянула платок Киту. – Надеюсь, это даст вам представление о том, что я могу сделать.
Когда Кит взял у нее платок, он словно помолодел лет на пять. Его глаза затуманились от воспоминаний, которые унесли его куда-то далеко-далеко. Но эффект был достигнут, хоть и исчез быстрее, чем она успела моргнуть. Он выронил платок, словно тот обжег его. У Нив екнуло сердце, когда она увидела, что платок лежит на полу скомканный. На мгновение он уставился на него, и по его шее поползла краснота.
– Какая-то уловка, – ядовито сказал Кит.
Джек избавил Нив от необходимости защищаться.
– И чтобы я больше не слышал от тебя ни единого возражения. Мисс О’Коннор – лучшая швея, которую я смог найти, и результат ее работы также будет самым лучшим.
Кит поднялся с едва сдерживаемой злобой загнанного животного. Он был на целую голову ниже своего брата, но его гнев заполнил всю комнату.
– Я скорее не надену на свою свадьбу вообще ничего, чем что-либо из того, на что она хотя бы раз взглянула.
Гнев и смятение кипели в ней, она задрожала от усилий сдержаться. На глаза навернулись непрошеные слезы. Уловка? Она научилась шить у бабушки еще до того, как научилась ходить. Она посвятила свою жизнь освоению ремесла, которое было самым чистым и честным занятием, которое она знала. Она вложила в этот платок частичку своей души, а Кит вел себя так, словно она плюнула ему на ботинки. Больнее всего то, что он не обратился к Нив напрямую и даже не взглянул на нее.
– Хватит, – оборвал его Джек, – я уже все решил. Двор очарован ее работой, а король Кастилии прибудет с инфантой Розой через два дня. Ты слишком долго находился вдали от двора, брат. Полагаю, ты захочешь произвести хорошее впечатление.
Кит замолчал. К удивлению Нив, он ничего не сказал.
Вдали от двора? Для молодых дворян не было ничего необычного в том, чтобы отправляться в длительные путешествия, но Джек так это сказал… словно его брат отбывал наказание.
– Что касается вас, мисс О’Коннор, – устало продолжил Джек, – сообщите моим слугам, что вам нужно, и я распоряжусь, чтобы вам это предоставили. Разумеется, если вы не передумали.
– Нет, не передумала, сэр. Благодарю! – Эта фраза прозвучала слишком громко. Пытаясь сдержать себя, она сделала реверанс в его сторону. – Я не упущу этого шанса.
В этот момент в дверь неуверенно постучали. Она слегка приоткрылась, и приглушенный голос сказал:
– Вам послание, ваше высочество.
– Хватит парить там словно призрак. Входи! – Джек закрыл глаза, словно обращаясь к каким-то внутренним резервам терпения. – В чем дело?
Вошел мальчик-паж и замер на пороге, вперив взгляд в пол.
– Еще одно письмо от Хелен Карлайл, сэр.
– Ради бога… – Джек пересек комнату и выхватил письмо из рук пажа.
«Вот тебе и придворное изящество, – подумала Нив. – Еще одно? Еще одно письмо от Хелен Карлайл – это то, ради чего ты посмел прервать меня?»
Паж съежился:
– Простите, сэр! Это уже третье за столько дней, так что я решил, что дело срочное.
– Ты сильно ошибся! – Джек аккуратно разорвал письмо пополам. – У меня нет времени на ее самодовольные речи сегодня, да и в любой другой день, если уж на то пошло. В следующий раз, когда увидишь письмо от нее, отправь его обратно, а лучше сожги. Я даже имени Хелен Карлайл, или Лавлейс, если уж на то пошло, не хочу слышать в этих залах. Ты меня понял?
– Да, сэр! – Паж ушел не сразу. Он взглянул на Кита и Нив, словно боялся сказать лишнее. – Есть еще одно дело. Ваш камердинер, сэр… Я подумал, что вы захотите узнать об этом как можно скорее, учитывая обстоятельства.
Джек что-то пробормотал себе под нос. На мгновение он показался совершенно измученным, но к тому времени, как Нив моргнула, он вернул себе стоическое выражение лица.
– Очень хорошо. Немедленно пришли ко мне миссис Найт. Я поговорю с ней в своем кабинете.
– Да, сэр!
– Хорошо, свободен! – Когда за пажом захлопнулась дверь, Джек издал самый многострадальный вздох, который она когда-либо слышала. – Прошу меня извинить.
Как могли камердинер и единственная женщина, недоумевала Нив, вызвать у принца такое разочарование? И кто такая Лавлейс?
Нив посмотрела на Кита, как будто он мог что-то подсказать. Но его взгляд, словно сквозь прицел винтовки, устремился в спину уходящего брата, и в нем сквозила ненависть. От этого зрелища у девушки перехватило дыхание: она увидела не ту мелочную злобу, которую испытывают дети к строгим старшим братьям и сестрам, – эта ненависть была горькой, как зимняя ночь, и старой, уходящей корнями вглубь земли.
Кит явно долгое время вынашивал эту обиду.
Поймав ее взгляд, он нахмурился:
– Чего ты на меня уставилась?
– Я… – Она едва приоткрыла рот. В один прекрасный день она могла бы воткнуть в него иглу просто из злости. Если уж на то пошло, то это он уставился на нее. – Я не…
– Хорошо, – с этими словами он встал и вышел из комнаты.
Нив закрыла лицо руками. Ей в жизни выпал редчайший шанс, но достался самый грубый и необщительный клиент во всем мире. Возможно, это предложение и впрямь слишком идеальное, как и предупреждала бабушка. Красивая ловушка подобна стеклянному яблоку, наполненному ядом.
Все происходило совершенно не так, как она мечтала.