– Хозяйка выхаживала здесь цветы. Черенковала. Воспитывала. Заботилась о них.
В ответе ворона чувствовалась любовь к старшей госпоже.
– Воспитывала? – переспрашиваю я.
Птица указывает клювом на клетку в углу. Так вот зачем она! Я уже было подумала, что для Ковальски.
– Значит, это для хищных растений? Но зачем их запирать?
– Потому что один агрессивный цветок может настроить других. Тогда не будет мира. Так говорила хозяйка.
Ого, вот это новости. Агроному и не снилось!
Я дотрагиваюсь до толстых прутьев. Представляю здесь огромную росянку в кадке. Она грозно хлопает зеленой пастью. То еще зрелище!
– А если его тогось… ну… чик-чик, раз плохой? – Я пытаюсь быть как можно тактичней, но прагматизм так и лезет во все стороны.
– Нельзя!
– Тогда растение в клетке так и просидит? Чем же это лучше?
Ворон каркает и перелетает на стол. Начинает расхаживать по нему, поглядывая на меня. Сам весь трепещет от возмущения.
– Хозяйка говорила, что нет плохих растений – есть плохая среда. И если цветок обижают, он может стать злым.
– И как же твоя прежняя хозяйка справлялась с этой задачей?
– Говорю же: воспитывала. Забирала из тесноты сюда, подкармливала, поливала горячим душем и разговаривала. Много разговаривала. Иногда читала сказки. Моя любимая – про болото.
Я осматриваюсь. Не вижу ни одной книги. Может, в других комнатах?
Но подход интересный. Значит, растения тут словно люди – имеют и характер, и тонкую душевную организацию.
– Теперь ясно, почему Заболотье встретило нас как врагов. Характер у растений без сказок хозяйки совсем испортился.
– Кар! Вранье! Это все драконы. Если бы мне жгли хвост, я бы тоже стал кусаться.
А вот это верно. Ведь когда хищный сад разросся, драконы стали сдерживать его рост своим пламенем.
– Мы нажили себе врагов! – Киара закрывает рот рукой.
А ведь она права.
Я вспоминаю, как мы сначала потравили кое-кого сухим молоком, потом дорогу к дому проложили огнем. Пусть и при помощи драконов, но разгребать последствия придется именно нам.
– Ковальски, спасибо за рассказ. Я заметила, что за забор хищные растения не лезут. Это случайность или почва тут разная?
Я подхожу к открытой двери, смотрю на ворота и замираю. Получаю ответ раньше, чем ворон откроет клюв. Лозы проскальзывают сквозь прутья и ползут в сторону дома, а в нашем подкопе уже растет местная росянка.
– Хозяйка им – они хозяйке. И всем хорошо. Таков был уклад, – говорит Ковальски.
Я уже и так это поняла. Некое негласное соглашение. Симбиоз.
Мы совершили роковую ошибку, ворвавшись сюда силой. Сможем ли исправить?
Ворон резко вылетает в дверь, проносится над территорией особняка.
– Караул! – кричит он.
Мы с Киарой выбегаем на крыльцо следом. За высокими сорняками не видно, насколько далеко пробрались лианы. Учитывая скорость их роста, ночью нас могут спокойно придушить. А это уже совсем не смешно.
На нас открыли охоту. А ведь мы еще дальше прихожей в дом не зашли.
Что же делать?
Над головой пролетает дракон. Крутит головой, смотрит то на нас, то на ворота. Он тоже засек проникновение.
Дает новый круг, и я понимаю, что он хочет сделать. И бегу со всех ног через сорняки, чтобы преградить ему путь.
Если сейчас ошпарит лианы огнем, нам точно не жить. Он-то улетит на своих перепончатых, а мы?
Дракон уже развернулся, уже набрал в легкие воздуха, чтобы выплюнуть огненный залп. А я бегу. Нога цепляется за что-то, я падаю, но снова бегу.
Вижу, что не успеваю.
Кричу во всю глотку:
– Стой!
Дракон меня не слышит. Еще чуть-чуть – и выпустит пламя. Тогда не видать мне дружбы с растениями.
– Ковальски, варианты! – отчаянно кричу я.
И ворон тут же прицельно летит в драконью морду, клюет около глаза, и струя огня полыхает в воздухе.
А из нас вышла отличная команда!
Я спешу заслонить растение от дракона. Встаю перед ним, надеясь, что не получу смертельный кусь ни спереди, ни сзади. Ставлю только на то, что растения разумные и оценят мой поступок.
Мне очень нужны бонусные очки, чтобы здесь жить!
Дракон приземляется на территории дома прямо в сорняки. Огромный, пышущий силой, он смотрит на меня так, словно унижает одним взглядом. Особенно внимательно рассматривает голые ноги.
Я сразу чувствую кожей холодок.
Что? Тут так не ходят? Ну и я не ваша обычная леди. И не отойду.
Дракон выпускает огонь, струя поджаривает траву около моих ног. Жар щекочет икры, но я не двигаюсь. Теперь рядом со мной тлеет сухая трава.
Сорняками меньше – отлично!
– Не трогай их, – говорю я.
Дракон на глазах оборачивается в шикарного мужчину и совсем нешикарно гаркает:
– Отойди, женщина!
Его черные волосы ерошит ветер. Они такой длины, что непослушными вихрями лезут ему в глаза, но от этого его образ не становится мягче. Природа словно изо всех сил старается сгладить резкие черты лица мужчины, но тщетно.
Один его взгляд может заставить бежать. Тяжелый, прямой. Так смотрит настоящий хищник.
Признаться, коленки у меня дрогнули, но только один раз.
– Не отойду. Спасибо за помощь, дальше мы сами.
– Тупица, – говорит он тихо, но я слышу.
Что? Ась?
Вот это нахал! Хам и грубиян. Вояка неотесанный! Солдафон!
Его чешуя превратилась в черную броню. Она отливает матовым на солнце, но мало скрывает развитую комплекцию мужчины. Он выглядит очень мощно.
Но ничего. Я за свою жизнь столько хамов перевидала, гораздо больше, чем красавчиков. Знаю, как с ними общаться.
Ну и что, что его мужественностью из женщин можно искры высекать? Я на такое не ведусь. В жизни у меня уже была прекрасная любовь. С Петром жили душа в душу не один десяток лет. Он никогда бы не назвал меня тупицей и не бросил в Заболотье. И не изменил.
Ну и мужчины здесь!
Я кошусь на Киару. Она с открытым ртом смотрит на мужчину, глаза заволакивает поволокой.
Нет, не спорю – он внешне хорош. Гормоны моего нового молодого тела тоже играют. Но вот опыт говорит о том, что таких кадров надо обходить стороной.
Я складываю руки на груди и вижу, как его взгляд утопает в декольте платья. Все мужики одинаковые, наполовину драконы они или нет, из нашего мира или из другого. Все ведутся на сочные женские тела.
– Я не дам спалить растения, – говорю я.
– Самоубийца, что ли? – Уголок его губ насмешливо дергается. – Тебя сожрут и косточки выплюнут.
Смотрит он на меня уже весьма плотоядно. Словно сам готов сожрать.
– Теперь я отвечаю за хищный сад. Буду искать подход к растениям. Не мешайте, пожалуйста. Благодарна вам за то, что провели сюда, но это был неправильный подход.
– Неправильный? – Он смотрит на меня как на неблагодарную дрянь.
– Да. Нам нужно было справиться другим способом, а не жечь растения.
Я говорю это громко в расчете на то, что разумная флора понимает слова. Мне срочно нужно реабилитироваться перед ними.
А дракон? Улетит себе, и забудем друг о друге. Здесь же мне жить. По крайней мере, пока не разберусь во всем и не получу развод от муженька-изменщика. Так что приоритеты расставлены.
Мои слова задевают мужчину. Он едва заметно качает головой, смотрит мне за спину и говорит:
– Приятного аппетита, Заболотье.
И взлетает в небо драконом, обдавая меня поднятым песком и ветром.
Я медленно оборачиваюсь.
Сердце после разговора стучит как сумасшедшее. Взгляд немного плывет, но я старательно сосредотачиваюсь на важном. А именно – на Заболотье.
Хищное растение позади меня не шевелится. Даже пасти замирают, словно прислушиваясь к нашему разговору. И только свернутые листья выдают страх живого существа, которое дерзко проникло за ворота.
Оно боится смерти, как и я. Мы оба хотим жить, оба живые. Это понимание немного сближает.
– Осторожней. – Киара протягивает ко мне руку издалека, но не подходит – боится за свою шкурку.
Я заметила, что она вообще осторожна в поступках. Пока мы тут с драконом разговаривали, она не особо высовывалась.
Оно и понятно. Мне самой страшновато до дрожи в коленках. Цветку съесть меня за раз не выйдет, но покусать он еще как может. А если он еще и ядовитый или содержит парализующий сок, то мне придется совсем несладко.
Я так мало знаю об этом мире. Остается использовать великий метод научного тыка.
Ворон делает надо мной круг и садится на кованые ворота. Лианы, которые так стремились проникнуть внутрь через них, прекратили рост.
Это мир? Или холодное перемирие?
Чувствуя себя по-идиотски, обращаюсь к цветку, как к человеку:
– Мы не так начали. Простите нас.
Говорить, что я постараюсь стать им новой хозяйкой, опасно. Мало ли как воспримут. Да и поймут ли?
Может, их любовь к старой госпоже так же крепка, как у ворона.
Заболотье словно замирает в ответ на мои слова. Создается ощущение, что все растения мысленно совещаются друг с другом.
Я продолжаю:
– Меня с подругой кинули вам на съедение, но мы очень хотим жить.
Я замечаю надломленный стебель у растения и осматриваюсь – вот этот сухой сорняк с вытянутыми плоскими листьями подойдет.
Я срываю его, чувствуя сухость и жесткость мертвого растения ладонью. Пахнет сеном.
Осторожно присаживаюсь перед местной росянкой. Она еще не успела вырасти большой, поэтому риск минимален. Однако я мало знаю об этих растениях. Например, яд решал бы вопрос совсем не в мою пользу.
Я медленно протягиваю руку к сломанному стеблю. Вижу, как растение начинает мелко дрожать, и успокаиваю:
– Я хочу помочь.
И оно подпускает меня – позволяет осторожно коснуться сломанного стебля, обернуть его сухим сорняком и сделать перевязку. В это время все зеленые пасти открыты и направлены на меня. С зеленых челюстей капает сок.
Мне совестно за свое болезненное вторжение в их зеленый уголок. Явилась, навела шумиху, сожгла собратьев.
Я стараюсь быть нежна в прикосновениях. Мне нервно и волнительно. Я гораздо острее ощущаю запах сока местной росянки – он словно немного молочный и пахнет жженым сахаром.
Поврежденное растение напоминает мне побитого жизнью щенка, который не верит в любовь, но очень хочет жить и все-таки позволяет мне помочь. Дает шанс, готовый наброситься в любой момент.
Я поправляю бантик перевязки и делаю шаг назад. Конечно, если бы у меня была флористическая лента, заживление бы удалось с вероятностью восемьдесят процентов. Здесь же никаких гарантий. Сухой сорняк пропускает воздух, и место надлома может просто засохнуть и тогда не срастется.
Я поднимаюсь на ноги и вдыхаю полной грудью. Волнительно. Я давно не испытывала таких эмоций. Последние годы жизнь стала скучно-предсказуемой, размеренной, когда ты точно знаешь, что случится завтра.
Здесь же я не знаю, буду ли жива в следующем часе.
Чувствую – Заболотье не отступает. Оно замирает в ожидании, дает и себе, и нам с Киарой время. Шуршит листами, словно переговаривается.
Кажется, нам дают шанс.
Киара встает рядом.
– Госпо… Ингрид… – Девушка смотрит то на меня, то за ворота. – Оно тут все живое.
– Конечно. Просто это другая форма жизни, – говорю я и тут же получаю полный удивления взгляд.
– Вы странная после отравления. Словно… словно… и не вы вовсе.
Приехали! Доболталась.
Хорошо, что я так расслабилась, когда ни мне, ни девчонке деваться некуда. Заболотье наш новый дом и наша клетка. Был бы тут Теор, кто знает, что бы по глупости нашептала ему Киара.
Вдруг в этом мире за вселение другой души грозит смертная казнь? Нужно следить за своими словами.
Говорю Киаре:
– Ты. Обращайся ко мне «ты», пожалуйста. Нам с тобой тут жить не один день, так что давай отбросим условности.
Девушка все еще на меня косится. Пожалуй, даже сильнее, чем раньше.
– Что такое? – спрашиваю я.
– Вы так никогда не разговаривали. И растения не любили. И… и… – Она заметно мнется.
– И что?
Киара захлопывает рот, словно не решается сказать. Опускает по рабской привычке голову.
– Пойдем в дом. У нас много работы, – говорю я и осторожно дотрагиваюсь до ее плеча.
Она не вздрагивает. Смотрит на меня настороженно, но с надеждой.
– Хорошо, – шепчет она.
Ворон летит вперед нас, садится на свою жердочку в холле и молча смотрит, как мы входим.
– Что ж. Давай посмотрим, что в других комнатах.
Я вижу три двери.
– Киара, выбирай, какую откроем первой.
– Правую.
Открываю и замираю на пороге. Черт возьми!