Проснулась она от вгрызающейся в мозжечок головной боли и, вспомнив про распитие спиртных напитков накануне вечером, Наташа нисколько не удивилась отголоскам вчерашнего застолья. Так уж получилось, что пить она не умела. Слабое количество алкоголя ещё более или менее терпимо переносилось её организмом, но вот доза чуть больше средней давала именно такой отрицательный эффект.
Без всякого желания поднявшись с кровати, она выглянула в окно и по безлюдным улицам поняла, что время сейчас совсем раннее. Ни часов, ни мобильника Наташа не имела, а потому оставалось довольствоваться своими приблизительными подсчетами.
Спустившись на второй этаж, она с удовольствием умылась, но лучше чувствовать себя при этом не стала. Девушка осторожно приоткрыла дверь и заглянула сначала в спальню Олега, затем в спальню Дины – оба ребёнка ещё, спали, что, в общем-то, было не удивительно.
Спустившись на первый этаж, Наташа обратила внимание на большие настенные часы в холе – начало седьмого. Мертвая тишина в доме стала теперь вполне объяснима, и она, стараясь не издавать лишнего шума, прошлепала на кухню.
Очень хотелось попросить у Снежаны таблетку от головы, но будить хозяйку по такому пустяшному поводу было совершенно немыслимо и Наташе пришлось ограничиться кружкой горячего зелёного чая и найденными в холодильнике маффинами. По здравому рассуждению, она решила не демонстрировать ложную скромность, и вкусно поесть, пока имеется такая возможность. Как показывала практика, привычный комфорт и сытость, кажущиеся вполне естественными и обыденными вещами, могут исчезнуть в любой момент.
Распоряжений на предмет детского завтрака Наташа не получала, но подумала, что инициатива в данном вопросе вряд ли будет наказуемой и, отыскав в холодильнике творог, занялась приготовлением запеканки для детей.
Когда она уже выливала густую творожную массу в форму для запекания, найденную в шкафу очень аккуратной хозяйки, на кухне материализовалась совершенно незнакомая, уже не молодая женщина.
– Снежана ещё не встала? – с ходу спросила она, ставя на диван до отказа наполненную холщевую сумку. – Я вон продуктов на рынке купила, чего все химию-то супермаркетовскую есть.
– Нет, – ответила Наташа растерянно, хотя вопрос явно носил риторический характер.
– А она рано никогда не встаёт, – продолжала рассуждения странная женщина, снимая с головы цветастый платок. Под платком, впрочем, вместо ожидаемой седины, оказались вполне себе ухоженные волосы благородного шоколадного оттенка.
– А я то думаю, чего она с утра по кухне гремит, дождь же пойдёт, а это ты, – закончила вошедшая, как будто эта фраза абсолютно все объясняла.
– Устала, чаю выпью, хорошо, что ты заварила, – объявила она, – чего молчишь? Украла чего?
– Я? – удивилась девушка, – я – нет.
– Да я шучу так, – рассмеялась вполне довольная собой дама, усаживаясь за стол с чашкой в руках.
Не оценив ее своеобразное чувство юмора, Наташа оглядела незнакомку. На вид ей было чуть более пятидесяти, а сколько на самом деле – неизвестно. Одета женщина была довольно просто – в синие брюки и зеленую футболку, плотно облегавшую объемные телеса. Отдельного внимания заслуживал выдающийся бюст, который бороздил пространство вокруг себя точно нос огромного корабля.
– Меня Ангелина зовут, – представилась она наконец, – а ты, должно быть, новоиспеченная Олежкина няня? Вот моду развели – гувернантки, репетиторы. В наше время полтора года и все – ребёнок в ясли, а мать на работу. И никаких проблем не было с адаптациями и горшком. Нет памперсов – нет проблем с горшком! Правильно я говорю?
– Правильно, – растерянно ответила Наташа, не совсем владеющая проблемной темой, а оттого спорить не желавшая.
– А Снежка все чего-то придумывает, чтоб не работать! Часто болеет, пусть на бережку поживет! Парню скоро три года, а он ещё детского сада толком не видел. Мода, сейчас, видите ли такая – из детей слюнтяев делать!
– А откуда вы узнали, что у них появилась няня? – Наташа решила сменить слишком животрепещущую для домработницы тему на менее острую, так как критиковать начальство, особенно толком не разбираясь в вопросе, считала неуместным.
– Разведка сработала, – с лёгкой гордостью сообщила Ангелина.
Наташа, привыкшая понимать слово «разведка» в самом прямом военном плане напряглась, подозревая, что белеет лицом.
– Да Фроська рассказала, у неё через два дома огород, – объяснила домработница, видя ее замешательство. – Она видела, как ты мальчонку спасла и как потом домой к ним зашла. А вечером, когда с города возвращалась, она мимо этого дома шла и Снежану встретила. А то что я дома болею Фроська, конечно, знала, вот и спросила, чего она опять одна идет, чай снова с дитем чего приключится. Снежана и сказала, что теперь у них няня есть, та самая, которая Олежку спасла. Но больно-то не разговаривали. Она смурная была, все лоб хмурила и на часы поглядывала, торопилась видать. Она все время куда-то торопится, – без умолку болтала словоохотливая Ангелина, – сейчас все жить торопятся, всё куда-то бегут, спешат, а куда спешить-то? На тот свет?
Стремительность, с которой женщина ловко перескакивала на сложные, порой не имеющие четкого ответа темы начинала раздражать, и Наташа сочла за благо в дискуссионных вопросах участия не принимать, так как человеком, по сути, была не конфликтным.
– А ты, я смотрю, сырники печешь?
– Запеканку, – осторожно поправила ее Наташа, устанавливая таймер на духовке.
– Молодец, – похвалила ее Ангелина, – я обычно им кашу варю. Олежка ещё более-менее ест, а Динка все больше нос воротит, подростковый возраст, – пожала плечами женщина. – Я если не успеваю, манную варю, а эту-то она точно есть не будет – голубая кровь. А какая капризная! – неодобрительно высказалась Ангелина, допивая свой чай.
– Да вроде ничего такого я не заметила, – позволила себе не согласиться девушка.
– Конечно, чего там за один-то день можно заметить! Вот помяни моё слово, ты с ней ещё хапнешь горя.
Чего она хапнет или не хапнет с полюбившимися её сердцу детьми она слушать не хотела, поэтому решила ненадолго покинуть кухню, боясь что неосторожными высказываниями может испортить отношения с авторитарной домработницей. Всё-таки, она надеялась продержаться здесь ещё немного.
Наташа осторожно поднялась в Олежкину комнату и на цыпочках подошла к кровати. Ребёнок крепко спал, положив во сне кулачки под левую щеку, и она невольно им залюбовалась. Олежка был очень красивым мальчиком с копной светлых кудрей на голове, пухлыми щечками и маленькими ноготками на розовых пальчиках. Именно эти кудри и ноготки приводили молодую девушку в такое восторженное умиление, что на глазах едва-едва не наворачивались слёзы.
«У меня мог родиться такой же розовощекий карапуз с крохотными ноготками», – в очередной раз кольнула Наташу неприятная мысль, хоть она и старалась как могла избегать всякого намека на самобичевание.
Олежка тем временем заворочался и осторожно приоткрыл глаза.
– Доброе утро, – тихо сказала Наташа, опускаясь на краешек кровати.
– Доброе утро, – сонно зевая ответил ребёнок. – Мама уже встала?
– Я её ещё не видела, – ответила Наташа, не уверенная в том, что отрицательный ответ будет верным.
– Пойду посмотрю, – соскочил с кровати ребёнок и прямо в своей мягкой синей пижаме прошлепал в коридор.
Наташа сочла за благо последовать за ним, кто знает, какие у них тут порядки по утрам? Олежка смело толкнул дверь материнской спальни и замер – в комнате никого не было. Он дошёл до центра комнаты, внимательно посмотрел по сторонам и обернулся на застывшую в дверях Наташу.