Поиски оказались сложнее, чем я надеялся.
Мы кружили над Городом уже не первый час – и ничего. Я видел другие отряды, издалека напоминавшие маленькие тучки, – Небо было полно краи. Но, кажется, не везло никому.
Мои ребята выдохлись, надо было сделать перерыв. Мы уселись на проводах, тянувшихся между двух кирпичных высоток.
– Бесполезно, Каравакс… – разминая плечо, сказал Гораций. – Если он в Домах, мы его никогда не найдем.
– Балконник и его ребята заглядывают в окна, – заметила Гретта, раскачиваясь на проводе, чтобы удержать равновесие.
– А если он не у окна? Квартиры разные, Город огромный. А времени мало.
Мария не смотрела на Гретту. Она в принципе избегала визуального контакта. Мария была тихоней и старалась лишний раз не привлекать к себе внимания, хотя с ее внешностью это получалось плохо. Суровая брюнетка с жесткими волосами, стриженными ежиком, не производила впечатление интровертной скромницы.
– Ну, не надо так, – улыбнулась Гретта. – Все получится. Сейчас еще к поискам шушу примкнут, они будут проверять Дома изнутри!
Гретта была полной противоположностью Марии. Бойкая и деловитая, при этом миниатюрная, с огромными голубыми глазами, как у куклы. Гретта носила газовые светло-серые платья и вытянутые свитера, собирала волосы в маленький хвостик, при этом могла строить моих ребят похлеще предводителя хундов.
– Но у шушу нет отмычек от Домов, в отличие от нас. Если где-то не будет удобной дыры, им не попасть внутрь, – сказала Мария, глядя вниз.
Город беззаботно переливался мириадами разноцветных огней, шумел и гудел. Живой организм полнился силой и энергией. Стук каблуков и гул разговоров выбивал точный сердечный ритм. Лица прохожих – смешные, грустные, сосредоточенные, расслабленные – мелькали, точно мысли. Вереницы машин, как мощный ток крови, двигались по Улицам-венам. Треск тока в проводах-нейронах. Идеальная гармония, лишь на первый взгляд казавшаяся оглушительным хаосом.
Я догадывался, о чем думала Мария, глядя на все это. Я сам думал о том же. Город жил, дышал здоровьем. Но где-то там, в его недрах, таилась страшная хроническая болезнь. Обычно она лишь изредка беспокоила Город случайными болями, заставляя морщиться, но в целом не причиняя особого вреда. На этот раз болезнь явно готовилась нанести серьезный удар. И мы могли лишь ждать и надеяться, что наших сил хватит, чтобы его отразить. Путевод был залогом нашего успеха.
– Там! – Голос Гретты отвлек меня от невеселых мыслей. Она вытянулась, точно струна, и указала пальцем на высотку слева от нас. – Каравакс, смотри!
Я проследил за ее жестом. На краю крыши, там, где в стену уходил один из концов нашего провода, сидела крыса. Шушу. Она не рисковала идти к нам по проводу. Поэтому просто терпеливо ждала, пока кто-то из нас не посмотрит в ее сторону. Поняв, что ее заметили, она «перекинулась» и махнула нам рукой.
Шушу «перекидывались» очень неприятно, со скрежетом, с каким тащат арматуру по асфальту, выпрямлялись, формируя из звериного человеческое так быстро, что даже искушенному зрителю становилось не по себе.
Было чертовски здорово, что «перекидывание», как и вообще человеческий облик Хранителя, могли наблюдать только «видящие». А их среди обычных людей было немного. Для большей части жителей Города мы ко всеобщему спокойствию всегда выглядели животными. Просто вороны, просто голуби, крысы, псы и кошки.
Мы поравнялись с шушу – смуглой девушкой с хитрым, цепким взглядом черных глаз. Я узнал ее – Раксакаль, дочь Барона – главы ордена шушу. Она была очень похожа на него. Такой же острый подбородок и широкий лоб, такие же густые черные брови, напоминавшие размах крыльев маленькой птички. Алый платок на голове, огромные золотые кольца в слишком маленьких – опять же, бароновских – ушах.
В Раксакаль было много небрежного, будто она начинала следить за собой, а потом ей надоедало, и красота ветшала прямо на ней. Лак на ногтях был ободран, некогда красивая одежда полиняла и обветшала. Но в этом безусловно было какое-то своеобразное, но очарование.
Я приземлился рядом, тоже «перекинулся», как мне верилось, гораздо изящнее. Раксакаль расплылась в желтой улыбке. Поднесла ко рту руку и, не сводя с меня глаз, облизнула. Я увидел, что на внешней стороне ее ладони зияет кровоточащая рана.
– Что с тобой? – напрягся я.
– Нашла я вам Путевода! – гордо объявила она, снова облизывая руку.
Услышав крики на кухне, Мать вскочила с полки, машинальным движением перехватила на себе халат, запрыгнула в тапочки и рванула на себя штору, отделявшую кухню от спальной части вагона.
– Так, что вы галдите! Что стряслось? – Опытный взгляд Матери заскользил по одиннадцати притихшим дочерям в поисках подвоха. Но не нашел. – Натворили чего опять? – Напустила на себя строгий вид жена Барона.
– Прости, мамочка, мы не хотели тебя будить! – состроила глазки младшая, Сара.
– Ой, не подлизывайся мне тут! – Мать, в отличие от Барона, уже давно не велась на трюки дочерей. – Выкладывайте! Разбили что?
– Путевода ищут! – загадочным голосом сообщила средняя, Ратка, зеленые глаза которой внимательно следили за маминой реакцией.
– А вам с того что за печаль? – подбоченилась Мать, все же на всякий случай оглядывая комнату в поисках повреждений. Стол – центральный и самый большой предмет на кухне – был цел. Завален посудой, но в семье из четырнадцати человек это было неизбежно. На плите, устроенной на старой буржуйке, царил порядок. Амулеты на окнах не испорчены, шторы из старых палантинов не тронуты, вода в ведре для мытья посуды есть, банки и склянки с заготовками ровными рядками стоят вдоль подвесных полок. Даже эмалированная кастрюля, в которой кисло молоко для окрошки, не перевернута. Мать нахмурилась сильнее – зудящее ощущение, что она что-то упускает, не давало ей покоя.
– Дурите меня, небось! Вот отцу все скажу.
– Ну мамочка, мы же честно! – пискнула Сара. – Путевода ищут, папа отправляет отряды в помощь краи!
– Так, а Ракса где? – Мать вдруг поняла, что не видит старшую дочь. Девочки потупились. Мать поняла: вот оно. – А ну-ка, выкладывайте! Куда Раксакаль девалась?!
– С папой… – осторожно сказала Ружа, третья дочь Барона. И тут же залилась краской – врать она категорически не умела.
– С папой! – всплеснула руками Мать. – Это чтоб ей вдруг стало интересно команды раздавать и с бумажками возиться?! А ну, признавайтесь, чертовки, на Путях она опять? На Путях?
Для эффекта Мать даже стукнула ладонью по столу – посуда подпрыгнула, издавая мелодичный звон. И это помогло.
– На Путях, – призналась Ружа, которой явно стало легче от сказанной правды.
– А вы и не остановили, ой! – закачала головой Мать. – Договаривались же! И еще сестры, называется, ой!
– Мы пытались! Пытались, мамочка! – наперебой заговорили девочки. – Но она ни в какую! Говорит, я первая Путевода отыщу! Да, я найду нового Путевода, все узнают, на что способна Баронова дочь.
– Ой ты ж, ой! – заохала Мать, хватаясь за грудь. – Мира Дэвел, ой!
Продолжая причитать, Мать рванула в стороны раздвижные двери вагона и выпала на цементный пол платформы, гордо именуемой Площадью. Суетившиеся вокруг шушу замерли – отвлеклись от своих занятий, выглянули из жилых вагонов, тянувшихся вдоль Площади по заброшенным Путям. Весь табор воззрился на жену Барона.
– Где Барон? – спросила женщина, которой не хватало дыхания – от волнения в груди сперло.
– У северного входа на Пути он, – ответил кто-то.
– Янко! Янко! – Мать, хватаясь за крупные бусы на шее, стала пробираться к противоположному концу платформы сквозь платки, разделявшие Площадь на сегменты. То и дело приходилось огибать коробки с грузом, тазы со стиркой и другими неожиданными препятствиями, скрытыми за разноцветной тканью. – Янко!
– Что стало? – отозвался наконец Барон.
Его недовольное лицо появилось меж платков. В руках он сжимал бумаги с координатами постов вдоль Путей. Следом за ним выглянули подчиненные Барона, с которыми тот обсуждал, как помочь краи искать Путевода.
– Раксакаль! – просипела Мать и сползла на землю. Барон метнулся к ней, подхватывая под руки, и аккуратно усадил ее на коробки. – Опять. Опять сбежала, чертовка! Опять на Путях! – Мать махнула руками, и прижала к губам уголок платка, чтобы в сердцах не выпалить лишнего.
Барон прикрыл глаза.
– Обещала ведь мне, что домой пойдет, раз уж мне тут помогать не хочет!
– Ты ей рассказал про Путевода? – севшим голосом спросила Мать, в растерянности глянув на мужа.
– Я, а что было делать? Она должна учиться заниматься делами табора, решил: такой повод привлечь ее к делу, отрядами бы командовала.
– Что ей дело твое, Янко, у нее сплошные Пути на уме и поиск «потеряшек», как у солдатки обычной! Видала она все эти дела наследнические, неблагодарная! – всхлипнула Мать, снова прижимая к губам платок.
– Ну-ну… – взял жену за плечи Барон. – Чего ты переживаешь так? Она опытная, у нее этого не отнять. «Потеряшки» ищет хорошо, грузы доставляет хорошо… может, и тут повезет.
– Защищаешь ее, дурынду эту! А не станет нас с тобой, кто за табором присмотрит! У нее ж ветер в голове, как у краи! – Пальцы Матери нервно сжали края платка.
– Вернется – задам ей. Вот тебе слово! – пообещал Барон, чтобы только успокоить супругу. Женщина закивала, потупила взгляд.
Он сел рядом и прижал голову жены к груди.
– Не пропадем. Раксакаль – голова дурная, но светлая. Да и хитрости ей не занимать. Не пропадем.
А тем временем Раксакаль, вопреки заветам отца и тревоге матери, уже со всех ног неслась по Путям. Ее захватил азарт.
Она была уверена в своих силах – сомневаться в чем-то вообще было не в ее правилах. Во всех вопросах она доверялась своему чутью, которое, на счастье, редко подводило. Сейчас она была уверена – именно ей повезет найти Путевода!
Выбравшись из Метро, где на заброшенной станции жил ее табор, она увидела стаи краи, уже кружащие над Домами. «Конкуренты», – улыбнулась девушка, на самом деле уверенная: ей никто из них и в подметки не годится. Пусть у краи были отмычки, а значит, доступ к любому Дому, но, чтобы воспользоваться хоть одной, им нужно было Приглашение Дома. А ей оно не требовалось до тех пор, пока она не нарушала ничей покой. А значит, пока чернокрылые были просто фоном, не более.
Вентиляция – вот ее способ попасть внутрь. Так легко можно было осмотреть Квартиры, не заходя в них, а значит, ничей покой не будет нарушен и Дом ее не выгонит.
Раксакаль выбрала одно из зданий наугад и ринулась наверх.
«Мне повезет!» – подумала девушка.
После проверки пятого Дома Раксакаль начала злиться. Мало того, что никакого Путевода, так еще и голод начал давать о себе знать. И если неудачные поиски лишь означали, что надо просто выбрать следующий Дом и продолжать искать, то голод отвлекал, мешал сосредоточиться. А вот для того, чтобы перекусить в чужой квартире, уже придется договариваться с Домом, он может и не разрешить.
Это было унизительно для Раксакаль. Ведь обычно все, что ей было нужно, она брала себе без спроса. Или силой. Или угрозой эту самую силу применить. «Как нищенка сейчас буду!» – с досадой думала Раксакаль, но терпеть урчание в животе уже не было сил. Она добралась до нового Дома и тихо попросила: «Дом, пожалуйста, угости меня, я трачу силы, разыскивая Путевода, разреши мне где-нибудь поесть!»
Кирпичные стены пятиэтажки отозвались на ее слова едва ощутимой вибрацией. Она пронеслась с фундамента вверх, к крыше. На миг задержалась там и стихла. Раксакаль расплылась в довольной улыбке, отыскала вход в вентиляционную трубу, обросшую толстым слоем пыли. Забралась по ней на самый верх и выскользнула через неплотно прибитую к вытяжке сетку. К своему удивлению, она оказалась не в Квартире, а в каком-то подсобном помещении. Обжитом подсобном помещении, насквозь пронзенном многочисленными трубами. Между ними была натянута веревка – на ней сушилось белье. Рядом стоял облезлый диван и заляпанные стулья. А дальний угол помещения скрывали фанерки, сколоченные в отдельную комнату. В нее даже вела отдельная дверь. «Точно как у краи!» – подумала Раксакаль.
Повсюду валялся хлам – коробки, доски, какие-то пакеты с непонятным содержимым. Под единственным окошком на правой стене был навалена гора тряпья. Подоконник за ней был заставлен талыми свечками. Вдоль по периметру комнаты тянулись ряды зеленых и коричневых бутылок.
Оглядев все это великолепие, Раксакаль фыркнула и уже собралась уходить, решив, что Дом ошибся или пошутил. Но тут сквозь запах пыли и старья она ясно различила аромат хлеба. Где-то лежал батон. Нос шушу задергался, а желудок свело новым голодным позывом. Осторожно оглядываясь по сторонам, Раксакаль бесшумно засеменила вглубь помещения.
Хлеб обнаружился среди пакетов и пыльной посуды на катушке из-под кабеля, приспособленной под стол.
«Спасибо, Дом!» – Шушу облизнулась и уже потянулась к заветной буханке, как ее руку вдруг пронзила резкая боль.
Краем глаза Раксакаль заметила что-то, взметнувшееся рядом, и едва успела отпрыгнуть, как второй удар обрушился уже на катушку-стол. Шушу приземлилась на пол и бросилась бежать, лишь мимолетно глянув на обидчика. Ребенок. Мальчик, сжимающий в руке палку. Мелькнули в сумеречном свете длинные пряди серых волос.
– Воровка! Это моя еда! – кричал он, несясь следом за стремительно убегавшей Раксакаль.
Она взлетела по трубе обратно к вентиляции. Седовласый метнул палку, надеясь зашибить ненавистного грызуна, но шушу успела юркнуть в дырку за сеткой. Палка гулко стукнулась о стену.
Раксакаль отбежала от входа в вентиляцию и замерла, с трудом переводя дыхание.
– Вот же! – донеслось до нее возмущение мальчика. – Сбежала все-таки!
Послышалась возня, Раксакаль подергала носом. Сетка вентиляции отлетела, и в узкое пространство вонзилась деревянная доска. Видимо, не зная, как проще пресечь возвращение крысы, мальчик решил забить вентиляцию.
Когда он втискивал последнюю доску, со скрипом пролезавшую между предыдущих, Раксакаль уже неслась вниз по вентиляции и торжествовала. Кровоточащая рана ничуть не умаляла ее радости, она даже не замечала ее. Седовласый! Седовласый мальчик!
Дело оставалось за малым – доставить его на собрание Совета.
Теперь вход в его Квартиру – а эту свалку из тюков и бутылок Дом все-таки считал квартирой – лежал либо через дверь, либо через окно. Тут точно не обойтись без отмычки, а значит, без краи. Но это было уже неважно. Ведь она нашла Путевода, именно она!
Ближайшая группа краи обнаружилась на проводах между двух кирпичных высоток. Преодолев путь наверх через все ту же вентиляцию, Раксакаль выбралась на крышу и замерла на краю. Идти по проводу она не решилась – высота и шушу плохо уживались друг с другом. Дождавшись, когда краи сами ее заметят, она «перекинулась» и махнула им здоровой рукой.