Умирающий день быстро линял – все вокруг становилось одинаково сизым, только рыжие фонари пытались как-то развеселить окружающий мир. Но это были жалкие попытки. Дома сонно глядели на замученные дождем Улицы, пешеходы с суровыми лицами перепрыгивали огромные лужи, кое-где превратившиеся в моря. Тяжелые волны грязной воды бились о бордюры, новые ливневки не справлялись с таким потоком.
Я оскальзывался на гранитной плитке, с трудом уворачиваясь от стремившихся навстречу прохожих. Мои кеды звучно чавкали, насквозь пропитавшись водой, промокшая одежда липла к телу, не давая согреться. Я проклинал погоду, ужасно хотел курить, а еще истекал кровью.
Пешеходы, не слишком занятые своими мыслями, бросали на меня короткие сочувственные взгляды. В другой день я бы позволил себе воспользоваться чужой добросердечностью. Например, разжалобил бы какую-нибудь старушку, чтобы та угостила меня хлебом. Но сейчас надо было спешить, и я спешил как мог. Мешала идти травмированная нога, при каждом шаге отзывавшаяся болевым импульсом такой силы, что он отдавался в висках. Я бы полетел, если бы мог, но отбитые ребра не позволяли.
Город отходил после проливного дождя, дремал, обессиленный, как больной после приступа. А потому даже не пытался облегчить мое путешествие. Силы на дорогу давала только злость. Злился я на дурацкую осень, на свою неуклюжесть, но больше всего – на Бориса.
Почему он вдруг на меня напал?
Я снова и снова прокручивал в голове утренние события, пытаясь найти хоть какие-то подсказки.
Итак, ранним утром небо не предвещало грозы, было тепло и солнечно. Я вылетел из Театра в чудесном настроении. Вылетел заранее, по пути успел уладить пару мелких дел, на лету подобрал у кафе недокуренную сигарету. К месту встречи прибыл ровно к назначенному времени.
Я прилетел один, посчитал, что нет нужды напрягать своих ребят. Я же должен был встречаться с главой дружественного ордена. Что могло пойти не так?
Все пошло не так.
Встречу с Борисом мне назначили в центре, между Улиц, некогда бывших самыми тихими в центре. Но в последние годы тут открылось множество модных заведений, и жизнь забила ключом. На радость любителям ночных тусовок и к ужасу местных жителей, теперь обивавших пороги разных инстанций, требуя прекратить безобразие.
Борис ждал меня в той части Улицы, где всяких кафе и баров было не так много. Между двух красных Домов, глядевших друг на друга с легким пренебрежением. Узкая дорожка, пролегавшая между ними, упиралась в футбольную коробку, в это время дня пустую.
Борис тоже пришел один – сидел на узком бортике коробки. Он был мрачен, впрочем, как всегда. Поэтому я не заподозрил неладное. Как обычно, он был одет в любимую изношенную кожанку, надетую поверх толстовки. Капюшон толстовки был натянут на кепку, чтобы та не слетела во время бега, – так он когда-то мне объяснил. Козырек кепки надвинут на левую сторону лица, прикрывая шрам, красовавшийся на месте глаза. Сбитые костяшки торчали над краями карманов старых джинсов.
– Здарова! – крикнул ему я еще на подлете.
– Здравствуй, Каравакс, – коротко кивнул Борис.
– Ну, рассказывай, кто наш новый спаситель?
Шутку Борис не оценил – только скрипнул челюстью, едва заметно косившей вправо.
– Ладно, серьезно. – Я прикурил окурок сигареты и сделал долгожданную затяжку. – Кто он? – Мои слова заволокло дымом.
Борис почему-то медлил с ответом, и тогда я решил еще пошутить, чтобы как-то разрядить обстановку. Но стоило мне открыть рот, как Борис бросился на меня. Я даже не успел толком осознать, что произошло, как в мои щеки, скулы, подбородок впились когти. Секунда – и он меня подсек. Я грохнулся, больно ударившись спиной, Борис навис надо мной грозной тенью.
– Седовласого мальчишку ты не получишь, – прошипел он, мельком бросив взгляд куда-то в сторону.
«Что?» Но мысль прервалась резкой болью, – кулаки Бориса забарабанили по моим ребрам. От тяжелых ударов, от смятения, от абсурда происходящего я выпал из реальности. А когда очнулся, понял, что все еще лежу в переулке. Надо мной хмурилось грозовое Небо. Я огляделся, чувствуя, как по лицу струится кровь. Бориса нигде не было. Я не мог точно сказать, защищался ли я. Думаю, да – посмотрев на руки, я увидел кровь и ссадины на костяшках. Я перевернулся на живот, отполз с дорожки и улегся на газон у кирпичной стены.
Какое-то время я просто лежал, пытаясь унять боль, проломившую тело сразу в нескольких местах. Осторожно ощупал бока – вроде ничего не было сломано. Это придало уверенности. Я поднялся и по стенке поплелся прочь из переулка. На середине пути на меня обрушился дождь.
Ситуация выходила пренеприятнейшая.
Борис, конечно, никогда не был подарком. Себе на уме, нелюдимый, хамоватый, короче говоря, на любителя. Но глава ордена кеди, один из самых уважаемых Хранителей – и вдруг предатель? Что-то тут не клеилось.
И теперь обо всем этом мне надо было как-то рассказать Майе, на встречу с которой я так отчаянно опаздывал. Что я мог ей сказать?
Что ее приемный отец спасовал перед лицом общей опасности, исколотил пришедшего на переговоры меня и был таков, не сказав ни слова о том, кого… стоп!
Осознание настигло меня так внезапно, что я остановился прямо посреди дороги.
Идиот. Седовласый! Борис сказал: седовласый мальчишка! Седоволосый ребенок, стало быть. Или я неправильно его понял? Но вряд ли бы он сказал «мальчишка», имея в виду взрослого. Сколько седоволосых детей могло быть в Городе? К счастью, в мирное время – немного. Какая-никакая, а подсказка. Пожалуй, сойдет за хорошую новость, решил я и прибавил шаг.
Приближаясь к месту встречи, я вдруг понял, что безумно волнуюсь. Вдруг Майя не там? Вдруг с ней что-то случилось? В конце концов, это она была организатором утренней встречи, может, и ей досталось? После случившегося я был готов к любым сюрпризам. На дне души закопошились и другие мысли вроде «А вдруг она с ним заодно?», но я тут же прогнал их.
На подходе к скверу я заметил знакомый белый силуэт на скамейке.
Пришла! Значит, обошлось?
Фигурка в белоснежном пальто в свете рыжих фонарей казалась призраком. Деревья вокруг отбрасывали резные тени на ее фарфоровое лицо. Она сидела, сцепив руки в замок, и от нее исходило такое напряжение, что я почти слышал, как мечутся в ее голове многочисленные мысли. Майя не сразу заметила меня, когда я подошел. Я кашлянул, и она вскинула на меня взгляд. Янтарные глаза сканером проехались по мне, и она резко отвернулась.
– С тебя грязь течет, – бросила она куда-то перед собой, но мне прилетело рикошетом, и я невольно начал приглаживаться и отряхиваться.
Майя была только наполовину кеди, а на вторую половину – домашняя. Я был уверен, что именно вторая половина иногда делала ее сущим деспотом.
– Прости. – Я опустился рядом на скамейку. Не слишком близко, чтобы не запачкать.
И тут же почувствовал себя идиотом.
Я не понимал, как это у нее каждый раз получалось. Стоило мне заговорить с Майей, как я тут же будто терял большую часть себя, своего знания, опыта, становился малозначительным и даже нелепым. Потому ли, что Майя – кеди, хоть и наполовину. Но скорее всего из-за того, что Майя – это Майя. Всегда собранная, сосредоточенная, разговаривает всегда – будто отчитывает. И этот ее взгляд. Иногда мне казалось, что он может убить, стоит только Майе этого сильно захотеть.
В то же время ее решимость вдохновляла, всегда будила во мне частенько забываемое желание чего-то прекрасного.
– Ты все провалил, – выдернула она меня из размышлений.
– Провалил? Я? Да из меня чуть душу не выбили!
– Чуть не считается. Ты что-то узнал.
Я не понял, спросила она или утвердила.
– Борис сказал, что новый Путевод – это седой ребенок, – сообщил я.
– Ребенок! – прыснула Майя. – Мало. Жаль, я надеялась, тебе повезет больше. Больше, чем мне.
Майя помолчала.
– В последнее время он почти ничего не рассказывал. Ни мне, ни кому бы то ни было в семье. – Она потерла пальцы, будто стирая невидимую грязь.
– Да ладно? – поднял бровь я.
Не похоже на кеди. Они жили как единое целое – никаких секретов друг от друга, никаких тайн. Борис ввел это правило и сам строго его придерживался. Не зря они называли свой орден семьей.
– Выходит, он в одиночку узнал нечто очень важное, но никому из вас не сказал?
Майя кивнула, все еще не глядя на меня.
– В последнее время он был очень замкнутый. Никто не знает, что с ним случилось. Даже удивительно, что он согласился на встречу. Жаль, что все закончилось так просто.
– С этим я бы поспорил, – усмехнулся я.
Мне даже стало немного обидно: Майя не проявила ко мне никакого сочувствия, а ведь сама отметила, что выгляжу я паршиво. Впрочем, Майя никогда не была особо сентиментальной, во всяком случае, со мной.
– Ну, а если он просто сорвался? – предположил я, чтобы как-то продолжить утихший разговор. – Все когда-нибудь срываются, работа у вас нервная…
Тут Майя бросила на меня такой уничижительный взгляд, что я немедленно замолчал. И мысленно выругал себя за то, что все-таки ляпнул глупость. Опять повисла пауза. Майя что-то напряженно обдумывала, сжимая ладони до побелевших костяшек. Я не решался перебивать ее мысли.
– Могло быть так, что за вами наблюдали? – вдруг спросила Майя. И замерла, пораженная собственной догадкой. – Что, если так он пытался тебя предупредить?
– Предупредить?
– Да! – Майя вцепилась в меня взглядом, я невольно отполз подальше. – Тогда все логично! Вас могли подслушивать, и он мог об этом знать! Тогда он нашел единственно доступный способ, как сказать тебе хоть что-то!
В эту теорию мне верилось с трудом. Скорее, казалось, что Майя всячески искала отцу оправдания. Но уместно ли это было? Майя будто считала мои сомнения, и взгляд ее снова стал холодным и строгим.
– У тебя есть объяснения получше?
– Я не знаю! – Мирный курс беседы захрустел, как весенний лед на реке. Нужно было срочно исправляться. – Допустим, ты права. Но кто мог подслушивать? Не думаешь же ты, что туда притащились сами… – Я осекся: близился вечер, а о тех, кто был плотно связан с наступающей темнотой, говорить с заходом солнца было как-то неуютно. – Короче говоря, уж больно хитро! Да и не делали Они ничего подобного никогда, с чего вдруг начинать?
– Без понятия. – Майя опять отвернулась. – Но и у нас никогда так быстро не менялся Путевод. И потом, эта версия – пока лучшее, что у нас есть, не так ли?
Я кивнул, все еще раздумывая над ее словами.
– Ну, в принципе да, нападение – для отвода глаз. В драке легко можно перекинуться парой фраз, чтобы посторонние не услышали. Но опять же, очень уж мудрено. И рискованно! Я ведь мог не услышать, не так понять, побежать сразу жаловаться в Совет, в конце концов…
– Значит, ситуация была очень серьезная. И Борис это понимал. Возможно, это был единственный способ помочь нам, не привлекая Их внимания.
Город отозвался на слова Майи тяжелым вздохом – порыв ветра сорвал с ветвей желтую листву, сноп искр взметнулся в лучах фонарей.
Майя мотнула головой.
– Ладно. – Она спрыгнула со скамейки, легко и грациозно. – Я попробую узнать больше. Если что – дам знать. – Она помолчала. – Как бы то ни было, мы наконец-то узнали, кого искать. Ваша очередь, краи, немного поработать.
Майя собралась уходить, но в последний момент обернулась и снова смерила меня взглядом.
– Только будь добр, приведи себя перед этим в порядок. А то как фоци помоечный.
– Еще бы сырником обозвала… – кисло усмехнулся я. – За что ж ты так меня, я ж пострадавшая сторона!
– До уровня той вороны с лисицей тебе, конечно, еще далеко. Но я знаю, что ты можешь лучше, Каравакс! – бросила Майя через плечо и исчезла в бликах вечерней Улицы.
Распивавший на соседней скамейке пиво мужчина ухмылялся – он наблюдал презабавную картину. Ворона и белая кошка с бубенчиком на ошейнике сидели на скамейке и будто общались – кошка мяукала, ворона каркала в ответ. А когда на дне бутылки оставалось совсем немного, он услышал, он готов был поклясться, что услышал, как кошка советует вороне привести себя в порядок. Подоспевший с добавкой собутыльник сперва расхохотался, услышав рассказ приятеля. Но резко перестал смеяться, когда очевидец странных событий решительно отказался от новой порции спиртного.
– Пойду домой, в порядок себя приведу… – пробормотал он и побрел прочь.