Часть первая
Благодаря твоим сомнениям совершенствуется мир.
Для владельца виллы «Афродита» утро началось рано: в планах на день значилось посещение своего виноградника в долине, которым Смолев давно собирался заняться вплотную. Накопилось много вопросов, которые требовали ответов, но дела все не отпускали Алекса в долину. Наконец-то этот день пришел!
Он предвкушал, как увидит стройные ряды молодой лозы, за которой уже несколько месяцев так внимательно и трудолюбиво ухаживает его друг и помощник Димитрос, управляя виноградником в отсутствие хозяина. Но это отсутствие что-то совершенно неприлично затянулось.
Если Смолев и правда хочет вырастить отменный урожай винограда и сделать свое вино, то самое время начать разбираться в нюансах островного виноградарства.
Еще неделю назад они должны были обсудить с молодым Аманатидисом какие именно сорта стоит высадить на «экспериментальном участке» – пологом горном склоне, что по совету старого и опытного Иоанниса Спанидиса друзья отвели для тестирования привозных сортов. Опять же Иоаннис обещал провести со Смолевым мастер-класс, показать, как именно надо ухаживать за лозой, как ее необходимо правильно обрезать и подкармливать.
Далеко не к каждому «чужаку» лучший винодел острова проникнется таким доверием. Дольше откладывать просто невозможно. Все, хватит, его управляющая – Рыжая Соня справится здесь и без него, а в таверне и на кухне царит Петрос – повар от Бога. Манн вернулся в Афины, уже несколько дней от него нет вестей. Если бы не вчерашнее трагическое происшествие с Холландером, состояние Смолева можно было бы с чистой совестью определить как безмятежное. Но и теперь он был твердо настроен не дать этому происшествию спутать свои планы.
Поэтому Смолев проснулся ни свет ни заря, быстренько принял душ и спустился на завтрак, который для него накрыли отдельно за хозяйским столиком на нижней террасе виллы.
Но не успев выпить и первую чашку кофе, Алекс с удивлением заметил знакомую мешковатую фигуру, маячившую у входа.
– Проходите, старший инспектор, проходите, не стесняйтесь, – дружелюбно произнес Смолев, приподнимаясь из-за стола и призывно маша рукой начальнику уголовной полиции острова, который тоскливо застыл на пороге террасы, переминаясь с ноги на ногу, никак не решаясь войти и потревожить владельца виллы во время завтрака. – Давайте позавтракаем вместе! Пожалуйста, присаживайтесь, вот как раз свободный стул! Прошу! Кофе?
Старший инспектор благодарно кивнул и скромно присел на краешек стула, устало обмахиваясь огромным белоснежным платком, больше похожим на среднего размера наволочку.
Теодорос Антонидис, будучи по происхождению греком с севера материка, где зимой температура могла упасть и до минусовых значений, – совершенно немыслимое дело для Киклад, – никак не мог акклиматизироваться и привыкнуть к погоде на острове: он беспрестанно потел и носил с собой дюжину платков, перекладывая их по мере использования из правого бездонного кармана своего мешковатого льняного костюма в столь же вместительный левый.
Смолев кивнул официантке, которая обслуживала хозяйский столик, и перед стеснительным полицейским на столе быстро возникли все необходимые приборы для завтрака и большая кружка дымящегося ароматного напитка, черного с двумя кусочками коричневого виноградного сахара: вкусы инспектора полиции были хорошо знакомы обслуживающему персоналу виллы.
– Доброе утро, благодарю вас, Алекс, – проникновенно произнес Теодорос Антонидис, делая большой глоток из кружки и блаженно жмуря глаза от удовольствия.
Несколько минут они завтракали в полном молчании, отдавая должное трудам повара.
Вернее сказать, завтракал Алекс: он съел небольшой омлет с копчеными колбасками, пару круассанов и на десерт – легкий местный йогурт со свежей клубникой.
Старший инспектор, похоже, еще не успевший как следует проголодаться, с наслаждением пил кофе кружку за кружкой.
По покрасневшим белкам его глаз, бледному лицу и, особенно, по помятому костюму Смолев сделал вывод, что полицейский, скорее всего, еще не ложился. Видимо, бедолага мотался всю ночь между местом преступления, полицейским участком и больницей, где местный патологоанатом проводил вскрытие погибшего профессора Холландера. Возможно, ему удалось в лучшем случае прикорнуть на несколько минут в ожидании заключения патологоанатома или в полицейском автомобиле, или на неудобных металлических стульях в морге, свернув свой пиджак и подложив его под голову. По всему было видно, что прогноз Смолева по поводу ожидавшей старшего инспектора бессонной ночи оправдался на все сто.
Сам владелец виллы «Афродита», впрочем, тоже заснул глубоко заполночь, вернувшись на виллу лишь после того, как закончил в полицейском участке все формальности в связи с возникшими трагическими обстоятельствами. Он дал подробные свидетельские показания, ничего не забыв и, уж тем более, не утаив.
Смолев, будучи сам в прошлом офицером специальных служб, с уважением относился к местной полиции: ребята здесь толковые, старательные. Хоть и невелик штат местного полицейского участка – сам старший инспектор, два сержанта и три эксперта, – все, кроме инспектора, были уроженцами Наксоса, знали остров как свои пять пальцев и умели работать с местным населением. Вполне профессиональная команда! Старший инспектор – так просто энтузиаст своего дела, и хоть по характеру скорее мягкий и застенчивый, но в профессиональных его качествах Смолев не сомневался ни минуты.
– Благодарю вас от всей души! Кофе – именно то, что мне было нужно, чтобы прийти в себя! – наконец вымолвил утренний гость. – А у вас на вилле «Афродита» умеют его заваривать особенным образом! После бессонной ночи – это просто первая необходимость… Очень, знаете ли, бодрит! Сейчас редко встретишь тех, кто знает в этом толк!
– У вас у самого в полицейском участке неплохой кофейный аппарат, Теодорос, – заметил Смолев, искоса поглядывая на раннего гостя. – И сорта кофе отменные. Я помню, вы меня как-то угощали отличным эспрессо Мауро, кажется? Но, судя по тому, что вы им сегодня утром еще не воспользовались, в участке вы еще не были. Отсюда я делаю вывод, что результаты экспертизы еще не готовы, – иначе вы непременно сначала заглянули бы к экспертам, а потом уже ко мне на виллу. Думаю, что вы из госпиталя проследовали прямиком сюда, я прав? Отчего же такая спешка, дорогой старший инспектор? Что вы скрываете во внутреннем кармане пиджака? Заключение патологоанатома? А не достаете его потому, что боитесь мне за завтраком испортить аппетит? Доставайте! Во-первых, я уже почти закончил завтракать, а во-вторых, у меня луженый желудок.
– Вы очень проницательны, Алекс, – вздохнул старший инспектор и сразу весь как-то сник. – У меня такое ощущение, что я запутался. Знаете, как бывает порой? Ищешь ниточку, которая помогла бы распутать весь клубок, а ее нет, – так большая часть времени уходит именно на то, чтобы ее найти.
– А здесь? – поинтересовался Смолев с улыбкой, наливая в свою кружку еще кофе из металлического кофейника.
– А здесь этих ниточек торчит из всех щелей неограниченное количество, – бери и тяни за любую! – устало и немного раздраженно махнул рукой полицейский. – Но начинаешь тянуть – они все короткие и рвутся, как гнилая пряжа!
– Да вы поэт, старший инспектор! – шире улыбнулся Смолев. – Ну, расскажите, что же вас смущает?
– Хорошо, – решился Антонидис и достал из внутреннего кармана пиджака сильно помятый лист бумаги формата А4, сложенный вдвое, развернул его на скатерти и смущенно разгладил ладонями. – Вот, послушайте заключение патологоанатома: «…смерть наступила вследствие травмы затылочной кости. Причина смерти: закрытая черепно-мозговая травма, несовместимая с жизнью, приведшая к геморрагическому инсульту». Другими словами, убитого ударили сзади по голове…
– Или он ударился обо что-то сам, – продолжая за инспектором фразу, предположил Смолев. – Такого тоже нельзя исключать. Что пишет патологоанатом о характере раны? Есть какие-то зацепки?
– Да, да, вы совершенно правы, – покивал инспектор. – Такое тоже вполне могло быть. Мог, конечно, и сам… Если не принимать во внимание слова убитого, сказанные перед смертью. Как вы помните, он произнес: «Меня убили!», ведь так указано в тех показаниях, что вы дали в участке.
– Безусловно, среди всего остального, он сказал и это, – подтвердил Смолев. – Я это прекрасно помню. Но что все-таки патологоанатом сказал о ране? Наверняка это есть в его заключении. Пожалуйста, прочтите мне, инспектор: я пока не так силен в греческом и не хотел бы упустить важные нюансы.
– О ране? Это вот здесь, я переведу! – полицейский ткнул пальцем в нижние строчки заключения о вскрытии. – Вот, пожалуйста: «…удар нанесен сзади, тяжелым тупым предметом с неровными и шершавыми краями».
– Что бы это могло быть? – пробормотал Смолев. – Дубинка? Обрезок деревянного неоструганного бруса? Хотя, нет… В таком случае, врач обнаружил бы в ране щепки. «Неровные края»… Скорее, камень? Что-то это все не слишком похоже на заранее спланированное умышленное убийство, вам так не кажется, Теодорос?
– Да, я тоже обратил на это внимание, – произнес Антонидис, обрадованный тем, что Смолев своими рассуждениями подтвердил ход его мыслей. – Если бы это было заранее спланированное убийство, убийца воспользовался бы огнестрельным или холодным оружием, ядом, наконец, хоть сейчас это и редкость в наши дни. Но камнем?! Бить камнем по голове, и где? На набережной? При таком количестве людей, которое там находится в это время? Патологоанатом заявил, что, судя по объему скопившейся крови в головном мозге, удар нанесен за десять, максимум – за пятнадцать минут до того, как Холландер появился у вашего крыльца.
Алекс помолчал, прикрыв глаза, задумчиво массируя левый висок средним и указательным пальцами и слегка морщась, словно от головной боли.
Старший инспектор, зная за ним эту привычку, деликатно отвернулся. Его внимание привлекли пиалы с фруктовым вареньем, стоявшие на подносе. Едва он отломил небольшой кусок свежего домашнего хлеба и, намазав его вареньем из айвы, отправил в рот, как Смолев, что-то обдумав, обратился к нему снова.
– Десять – пятнадцать минут, говорите? – переспросил Смолев у жевавшего с наслаждением старшего инспектора, который от неожиданности попытался быстро проглотить хлеб с вареньем и едва не поперхнулся.
– Ну, ну, Теодорос, не спешите, это же наше фирменное «глико ту куталью» от «йайи»6. Второго происшествия на своей вилле за одни сутки я не вынесу. Не подавились? Вот, запейте водой! Все в порядке?
– Да, да, благодарю вас! – покраснев, ответил Антонидис.
– Ну и слава Богу! Так вот, я помню, что Холландер физически был очень слаб. Сколько лет было профессору? Семьдесят два? Не думаю, что человек в семьдесят два года, получивший оглушительный удар по голове, способен за десять-пятнадцать минут уйти куда-то далеко от того места, где на него напали. Предполагаю, что он прошел одну, от силы две улицы, прежде, чем вышел на Апиранто. И, скорее, он шел к морю, чем наоборот.
– Почему вы так считаете? – заинтересовался начальник криминальной полиции острова, задержав руку с чайной ложечкой над очередной плошкой с вареньем. – Почему не от моря, с парома, например? Паром пришел всего за пару часов до того, как вы его нашли, или, скорее, он нашел вас… Он мог получить травму, сойдя с парома, если преследователи выследили жертву и в каком-то темном переулке… Ну, вы меня понимаете!
– Да, да, старший инспектор, – подтвердил Смолев, без тени улыбки. – Скорее всего, так и было, именно «в темном переулке», как вы и сказали. Таких переулков в Хоре хватает… Только шел он все-таки не от моря, а к морю! По крайней мере, после нападения – точно!
– Но почему? – недоумевающе поинтересовался Антонидис.
– Потому, дорогой друг, – пожал плечами владелец гостиницы, – что к морю – это вниз по лестницам, а от моря – это вверх! Если вам семьдесят два года, вы ранены, истекаете кровью, обессилены и измучены, еле держитесь на ногах и чувствуете, – а он говорил об этом прямо, – что умираете, вы бы стали карабкаться вверх по холму по этим бесконечным каменным пролетам? Сомневаюсь! Вернее, даже полностью уверен в обратном. Все, что ему было нужно, – оставить сообщение! Хоть кому-нибудь! Он экономил силы. Поэтому он спустился на один или два лестничных пролета, прошел по улицам и постучал в первые же попавшиеся ворота. Вам необходимо исследовать две-три улицы, что находятся над Апиранто. Возможно, вы обнаружите следы крови и даже, чем черт не шутит, – орудие убийства!
– Да, да, – согласился Антонидис, с видимым сожалением отодвигая от себя поднос, на котором стояли четыре пиалы с «глико ту куталью». – Я сейчас же отдам необходимые распоряжения!
Он достал из кармана телефон, набрал номер полицейского участка и завел быстрый разговор по-гречески с кем-то из своих помощников-сержантов.
Смолев продолжал завтракать, наблюдая за ним, и пытаясь разобрать язык, который с каждым днем становился для него все ближе и понятнее.
Последние три месяца старший инспектор старательно пытался худеть, частенько отказывая себе в привычных наслаждениях: холодном пиве, жареном сыре с тцатцики и фаршированных кальмарах, которые раньше поглощал в огромных количествах. Его помощник сержант Дусманис как-то проболтался своей подружке в баре, что причина, похоже, в одной местной и вполне себе еще молодой вдове из долины, которая как раз ровно три месяца назад и обратилась в полицейский участок Наксоса по какому-то мелкому вопросу, связанному со старым земельным конфликтом.
Ее муж-винодел погиб в результате несчастного случая, и «бедной женщине,» – как говорил при случае старший инспектор подчиненным, – было «совершенно не на кого опереться!» С тех пор это дело тянется, а Антонидис регулярно выезжает в долину «на экспертизу и опрос свидетелей», давая пищу для веселого зубоскальства своим сержантам. Подружка сержанта недолго хранила секрет: скоро бармены всех таверн были в курсе.
В этом ли все дело, или нет, но Антонидис твердой рукой отодвинул поднос с вареньем в сторону. Затаенный вздох сожаления не укрылся от внимания хозяина виллы, наблюдавшего за этой пантомимой. Смолев заметил, что больше всего полицейский оценил варенье из айвы с миндальным орехом.
Подарю банку, подумал Алекс. Опять же, у инспектора день рождения в пятницу, пусть порадуется. Но это не тянет на полноценный подарок, вздохнул Смолев, тем более, что у инспектора юбилей, – сорок лет. Варенье, это так, – знак внимания. Пора наконец уже придумать, что подарить хорошему человеку.
Инспектор закончил говорить по телефону, но по-прежнему продолжал сидеть на краешке стула, мялся и не уходил.
– Что еще вас смущает, старший инспектор? – спросил Смолев. – Какие-то сомнения?
– Видите ли, Алекс, я успел навести справки по поводу муассанита, – ответил Антонидис, доставая свежий сухой платок из правого кармана, а использованный влажный убирая в левый. – Помните, название, которое произнес убитый? Это реальное название искусственно полученного минерала – конкурента алмаза. Я вот тут навел справки, сейчас… Ах, чтоб меня, простите!..
Полицейский снова неловко полез по карманам своего пиджака, сначала уронил платок, что был у него в руках, потом, потянувшись за платком к полу, разронял и какие-то бумажки, рассыпавшиеся веером под столом.
Смолев наклонился и быстро помог ему подобрать записи.
– Да, спасибо, Алекс, – смущенно извинился еще раз старший инспектор. – Я что-то стал так неловок в последнее время!.. Это мои пометки. Я выписал сегодня утром информацию по муассаниту и по его производителям, только я сейчас разложу их в правильном порядке. Ага! Вот так!.. Если позволите, я прочту?
– Слушаю вас внимательно, Теодорос! – подтвердил, кивнув, Смолев, размышляя о своем.
Значит, инспектор все-таки не спал, а искал в интернете информацию, связанную так или иначе с убийством, и делал для себя выписки, понял Алекс. Сидел ночью в пустынном фойе больницы у компьютера, имевшего доступ в интернет, и, потирая уставшие покрасневшие глаза, рылся во всемирной паутине. Что ж, можно только снять шляпу перед его энтузиазмом и преданностью своему делу.
– Так вот, – продолжал Антонидис, разложив в нужном порядке перед собой листочки, вырванные из блокнота, и зачитывая один за другим, – Муассанит – это кристалл карборунда или карбида кремния, который в тысяча девятьсот пятом году был найден в части метеорита и запатентован доктором астрономических наук А. Муассаном, в честь которого и получил свое название. Доктор Муассан, кстати сказать, получил Нобелевскую премию за это открытие. В природе минерал практически не встречается. Впервые был синтезирован искусственным путем Э. Г. Аченсоном в восемьдесят втором году. Большинство ювелиров долгое время принимали его за драгоценный камень.
– Надо же, – заинтересовался Смолев. – Его изготавливают на продажу?
– Да, да, – подтвердил начальник уголовной полиции острова, роясь в записях. – У меня и это есть… Вот! Производство в коммерческих целях началось менее пяти лет назад. Производится американской компанией «Чарльз энд Колвард лимитед», штаб-квартира которой находится по адресу Саувпорт Драйв 170, город Моррисвиль, штат Северная Каролина, США. Ага, ага… Дальше пошли характеристики и отличия от бриллиантов, вот послушайте! «По мнению крупнейших экспертов, сегодня является лучшей в мире заменой для бриллианта, более того, даже превосходит его по ряду характеристик». Так, так… Сейчас найду, это уже в другом листочке, вот: «определяется детектором как бриллиант! – за счет одинаковой теплопроводности, отличить от бриллианта может только геммологическая экспертиза7; цены на большие камни в сотни раз ниже, чем на бриллианты аналогичного размера; внешне при визуальном осмотре игра света не уступает бриллианту, а иногда и превосходит, как и по ряду других характеристик: твердость, температура горения и прочее». Ну, дальше пошли уже совсем технические моменты, я их переписал на всякий случай, для экспертов, но зачитывать не буду.
– Крайне любопытно, – медленно произнес Смолев. – То есть, речь шла именно о стразах из этого искусственно полученного минерала? Стоит в сотни раз дешевле, чем аналогичный крупный бриллиант? Очень любопытно. Но кого имел в виду Холландер, говоря «они»? Я помню его слова: «они меня убили». Кто? И почему во множественном числе? Вот в чем проблема. И почему он считал дело безнадежным? Или, вернее, он сказал, что «надежды больше нет». Честно сказать, Теодорос, я готов был списать это на бред умирающего: так мало логики я в нем увидел тогда. А с муассанитом вы меня поразили. Никогда не слышал! Выходит, что перед смертью, несмотря на удар, профессор Холландер мыслил четко и трезво!.. Он просто не успел сказать мне всего того, что хотел.
Или сказал, а ты не услышал, кольнула Смолева неприятная мысль. Надо еще раз вспомнить и обдумать каждое слово, произнесенное убитым, подумал он. Что-то здесь не так!
– Старший инспектор, вы провели большую работу, – похвалил он вслух немедленно зардевшегося Антонидиса. – Но у меня такое ощущение, что вы чего-то не договариваете? Какого туза вы припрятали в рукаве? Что вы мне еще не сказали?
– Скорее, не п-показал, – немного заикаясь от волнения, проговорил инспектор Антонидис и выложил на тарелку, стоявшую перед ним небольшой сверток: в листок из блокнота, точно такой же, на каких он вел свои записи, было завернуто что-то круглое и плоское.
– Что нам делать с этой находкой, Алекс? Это содержимое желудка Холландера, полчаса назад мне вручил его патологоанатом вместе с заключением о вскрытии, – и я сразу к вам!..
На тарелке, освобожденный от бумажной обертки, сверкал и переливался всеми гранями крупный ярко-голубой бриллиант.
Или муассанит?
Смолев перевел вопросительный взгляд на старшего инспектора.
Теодорос Антонидис лишь молча развел руками.