Энного числа энного месяцу бричка Гоголя, катая его по России в целях приобретения полезного материалу для новой рукописи своей, продолжения первого тома «Мертвых душ», сделала остановку в весьма для оскорблений и порицаний в гоголевских сочинениях месте не подходящем. До чего ж красиво, до чего ж благородно это место было! И Прусту, любящему все по половину тома описывать, не описать, и ни кому-либо другому из нас – тем более.
Это место словно было Раем. Словно Господь Бог для того и создал его на земле, чтобы случайно заблудшие сюда останавливались, глядели восторженно во все стороны и дарили все свои охи, ахи, вздохи и даже визги каждому кусту, каждому глотку благословенного воздуха!
И Николай Васильевич остановился здесь только ради того, чтобы отдохнуть душою, убедить себя еще раз, что мир полон не только пошлыми, эгоистичными и жадными до денег людьми, но и людьми чистыми, светлыми и бескорыстными.
А еще он для того сюда приехал, чтобы посетить монастырь, находящийся в этой местности. Много разных позитивов слышал Николай Васильевич об этом монастыре чуда и радовался, что, наконец, и сам смог до него добраться.
Да, и в России есть места, достойные гордости, и в России места для иных жителей стран таинственные, желанные, притягательные и состоятельные для того, чтобы бросить им вызов и сказать: ты кто такой? Давай, до свидания!
И Николай Васильевич Гоголь приехал туда, как надо. Вовремя. По расписанию. Погода его пребываний не омрачала, никто не умер, как случается в романах Агаты Кристи с ее героем, когда тот решает выбраться куда-нибудь и отдохнуть, а все только пушило счастьем да приветствовало русского сатирика.
И русский сатирик расправил свои плечи, как богатырь святорусский вдохнул побольше воздуху и чихнул в подтверждение нашим словам о неописуемой красоте местности, в которой ему довелось остановиться.
И тут же, ни теряя ни минуты, бросился гулять. Весенним утром он шел в легчайшей одежде, ибо месяц май располагал, гулять, брел зеленеющими полями далеко – в соседнюю деревню. Там Гоголь встретил жителей. Крестьяне были в праздничных нарядах, умыты и причесаны, с молитвословами в руках, большой толпой они направлялись в церковь. Ну, да, точно, ведь сегодня воскресение, и скоро начнется ранняя обедня! Сатирик решил принять в богослужении участие.
Видно было, как звонарь поднимается на колокольню и виден был наверху маленький деревенский колокол, который должен был возвестить о начале сего прекрасного события.
Николай Васильевич взвизгнул от удовольствия, поняв, как он прекрасно попал. И пусть он не встретит теперь персонажей для обличения в своей книге, зато встретится с теми, обладающими такими свойствами души, которые позволят ему ненадолго забыться, выйти из вечного своего беспокойства, не прекращающихся его нравственных поисков и дадут душе вволю отдохнуть, успокоиться.
По пути, однако же, в церковь Николай Васильевич встретил маленькую девочку. Девочка была одета в красное ситцевое платье, в лапти, а голову ее окутал белый платок с голубыми цветами. В руках девочка несла лукошко с ягодами. У Николая Васильевича, как говорится, слюнки потекли. И он, помогая себе тростью, тихонько подбежал к маленькой девочке.
– Здравствуй! Как зовут тебя, милая? Отчего ты одна ходишь? По ягоды ходила? – спросил он её.
– Мелания Авакуумовна я, сударь, – ответила девчушка как-то просто и совершено отрешенно.
«Вот это да!» – удивился Гоголь, – «Хотя», – решил он тут же, – «Действительно, а от чего же я не сударь? Вполне себе можно меня так называть».
– Ты землянички набрала, голубушка?
– Да, землянички, сударь.
– На варенье?
– На варенье. На варенье и на продажу. Вот те, что сейчас несу – все на продажу.
– А можно ли купить у тебя тех ягод, что уготовлены на продажу?
– Что Вы, что Вы, сударь, – засмущалась девочка, – Я Вас угощу.
И маленькая девочка по имени Мелания Авакуумовна тотчас отдала Николаю Васильевичу Гоголю своё лукошко.
– Кушайте. Кушайте на здоровье.
– Спасибо, – поблагодарил Николай Васильевич, но всё же стал настаивать на своём. На том, чтобы девочка непременно взяла награду за ягоды. Но на удивление всему, девочка совершенно серьезно заявила, что никаких денег брать не будет.
«С какого это перепугу?» – Николай Васильевич никак не мог понять, – «Отчего она моих денег не берет?»
Все чудо, касательно этой маленькой девочки, опять разъяснил друг Николая Васильевича, сопровождавший его. (Дело не в том, что герой наш был уж совсем несостоятелен и изрядно глуп, что все разъяснять как пятилетнему ребенку ему приходилось разным спутникам, а в том, что, как ни крути, Николай Васильевич, приехавший прямиком из столицы, да еще и северной столицы нашей страны, в глубинке русской находился истинным иностранцем. Друг же, что к разным людям привык, а не только к помещикам разного рода, был как московский нынешний таксист, способный все всем объяснить и любую ситуацию разрулить.) Ввязался он в разговор, не выдержав:
– Не положено, не принято, Николай Васильевич, – сказал он Гоголю, – добрым порядочным людям с путников что-либо брать.
«Вот тебе и история! Вот тебе и выдумка!» – удивится наш современный читатель, как и Николай Васильевич Гоголь тогда. Ведь где ж это принято, в каком таком месте, чтобы путешественника не обдирали разными глупостями до последней нитки? На каком курорте?
Но Николай Васильевич был не на курорте, а всего лишь в месте, в коем корысть еще никого не трогала.
«Какое ты странное и умное существо!» – невольно подумалось Николаю Васильевичу про Меланию Авакуумовну.