Николай Васильевич может быть поздоровался бы со студентами, и напутственную речь им произнес не «пык-мык», а как следует какому-нибудь диктатору или, минимум, адвокату на слушанье, но, увидев, что господин Щ-н его изящно надул и пригласил в двое, а то и втрое больше студентов чем обещал, растерялся. Он не говорил студентам в приветствие уже «здрасьте», и силы у него сразу же так отнялись, что осталось только кивать.
Студенты же, наоборот, подходили, подскакивали и говорили ему слова восхищения его личностью и не проявляли робости. Как будто были тысячу раз от муштрованными в этом деле.
– Здравствуйте. Николай Васильевич! Мы очень благодарны Вам за то, что вы есть!
– Здравствуйте, Николай Васильевич! Ваше творчество, обличающее пороки чиновничества, их внутреннюю пустоту и невежество, меня поражает! Я горжусь тем, что вы мой земляк! – сказал студент Горенко, приехавший в Москву с Украины специально для встречи с ним. И наплевать, что дома ждет мать с самоваром и беспокоится!
– Здравствуйте, Николай Васильевич! – и тому подобное.
Всем было приятно видеть Николая Васильевича, все глубоко любили Николая Васильевича, все его глубоко уважали и к произведениям его относились точно также. Ибо еще человек десять так подходило и выражало Гоголю своё им восхищение.
Потом студенты вдруг прекратили идти, потому что закончились. И Гоголь понял, что сейчас потребуется что-нибудь говорить, а если он не скажет молодым орлам что-нибудь в напутствие, то они не только в нем разочаруются, это ему все равно, он с ними даже и не знаком, не то, что с Белинским, но все же одна овца все стадо баранов портит! И они разочаруются, например, в Лермонтове, к чертовой матери начисто! Да что там в нем! Во всей русской литературе! И книг более читать не будут. И западниками станут, как пить дать!
И Гоголь вышел вперед и, чтобы его слышали все студенты разом, и начал-таки очень не робко говорить (правда, устремив глаза к небу):
– Благодарю вас, господа, за ваше расположение. Оно мне приятно. Тем более, что мы с вами служим одному делу, имеем общую цель, одному все Хозяину служим! – и потом Николая Васильевича вдруг неожиданно замкнуло, словно он задумался о том, на что смотрел, и после некоторого молчания добавил только еще раз, – У нас один Хозяин!
Затем в нем вновь родилось какое-то смущение, он стоял, не решаясь ни свободно ступать, ни свободно дышать, ни смотреть на кого-либо ясно, словно щенок. Заметно было, что Николай Васильевич хотел сказать что-то еще, но не сумел подобрать слов.
Все! Вслед за речью он раскланялся студентам, и им выдавил: «Прощайте»! И исчез. Даже не известно каким именно образом, словно растворился в воздухе.
Студенты охнули и очнулись от тупого чувства, в которое их подвергло неожиданное появление Николая Васильевича. Все дружно, отрывисто зааплодировали Гоголю, и стали шептаться о нем друг с другом. Делиться впечатлениями!
– Вот так фрукт, Николай Васильевич!
– Да, фрукт. Натурально прекрасен!
– Величайший писатель России!
– И не говори!
Господин Щ-н. подошел тем временем к обманщику, который говорил, что народу в помещении будет много меньше.
– Зачем? Зачем столько, Василька? Что я теперь скажу Николаю Васильевичу? – зашептал он ему в ухо.
Студент стоял, разинув, рот от впечатлений со встречи с великим русским писателем и, похоже, был неадекватен. Вот как его сейчас товарищи хвалить будут! Вот как отблагодарят, какое большое спасибо они ему скажут за то, что он исхитрился им такую встречу устроить! Об этом он думал.
– Так э…. Узнали, узнали о нем все! И тоже захотели! А как только пронюхали, и сам диву даюсь! – отвечал ему он, строя из себя идиота, и пожимая плечами.
– Смотри у меня, каналья! Это тебе не вороной жеребец на продажу! Не мумия в выставочном залу! Это Николай Васильевич!
– Эге, – закивал студент.
– У-у-у! – погрозил ему господин Щ-н. напоследок кулаком и вышел.
Николай Васильевич тем временем, давно смывшись в другую залу, стоял и отчаянно давал распоряжения:
– Нести сюда воду с вином! – говорил он сквозь зубы, вытирая со лба пот, – Мне нужно отдохнуть!