Я наблюдала в окно, как из кирпичного здания школы на противоположном конце поля гурьбой высыпали мальчишки. В нашем же классе занятия снова продлились дольше обычного.
Девочки уже ерзали на стульях и бросали нетерпеливые взгляды на настенные часы над классной доской. Моя подруга Хафса вздохнула.
– И последнее, – сказала нам госпожа Садия, взяв со стола стопку бумаг. – У меня для вас невеселые новости. Я наконец проверила ваши контрольные по математике. Справиться удалось лишь пятерым.
Класс издал коллективный стон.
– Ну все. Тише, тише, – успокоила она нас. – Это говорит всего лишь о том, что нам предстоит еще позаниматься. Результаты мы разберем завтра, а на следующей неделе предпримем вторую попытку.
– Вопросы были слишком сложными, – прошептала мне младшая сестра Сима. Мы встали в очередь у доски, чтобы забрать свои контрольные. – Надо было до осени остаться в младшем классе.
– Да ладно. Ты-то наверняка справилась, – тихо ответила я. – Ты когда-нибудь заваливала экзамен?
Подходя к госпоже Садие, Сима подтянула рукава. Только по ним было заметно, что моя старая школьная форма ей немного великовата. Госпожа Садия протянула Симе ее работу. Ну, как я и думала! Взволнованное лицо сестры озарила улыбка. Легкой походкой она вышла из класса.
– Извините, сегодня остаться не смогу, – сказала я госпоже Садие, когда класс опустел.
Вообще, это было мое любимое время в течение школьного дня. Когда все уходили, мы с ней часто оставались вдвоем. Здание будто бы облегченно выдыхало, ведь оно освобождалось от тридцати четырех человек, которые в течение дня сидели по двое за партами, занимавшими почти каждый метр пространства.
– Мама сегодня снова не вставала.
– Что, роды уже скоро?
– Да, поэтому папа попросил меня присмотреть за всеми.
– Мне будет не хватать тебя, Амаль, но он прав – семья всегда должна быть на первом месте.
Я знала, что хорошая старшая дочь должна во всем помогать семье. Но время, которое я проводила с мисс Садией после уроков, не просто доставляло мне удовольствие – оно было очень важным. Я мечтала стать учительницей, когда вырасту. Разве кто-то сможет меня научить такому лучше любимой учительницы? Я обожала мыть доску, подметать пол и слушать рассказы госпожи Садии про ее приключения во время учебы в институте. Мне нравилось наблюдать, как она готовится к завтрашним урокам, как перерабатывает материал, анализируя, что сегодня удалось, а что не очень. Как папа не понимал этого?
– На следующей неделе мне очень понадобится твоя помощь с разделом поэзии, – сказала мне учительница. – Некоторые ученицы ворчат по этому поводу. Может, ты уговоришь Хафсу не реагировать на тему так негативно? Знаю, она может легко склонить остальных на свою сторону. Тебя она послушает.
– Не думаю, что она так уж против чтения стихов. Вот когда она их пишет, то очень нервничает.
– А ты разве не думаешь, что стихи, наоборот, писать проще? Они ведь короче, чем эссе или рассказы.
– Но это совсем разные вещи. Великие поэты, такие как Галиб, Руми и Икбал, – у каждого из них было что сказать людям.
– А тебе разве нечего сказать?
– О чем бы я писала? – рассмеялась я. – О младших сестрах? О папином сахарном тростнике или его апельсиновых рощах? Я люблю читать стихи, но мне совершенно не о чем писать. Моя жизнь довольно однообразная.
– Неправда! Пиши о том, что ты видишь! Пиши о своих мечтах. Пакистан возник в мечтах великих поэтов. Разве мы живем не на той же самой земле?
То, как вдохновенно говорила госпожа Садия, было еще одной причиной моей искренней любви к ней. Но сейчас она меня почему-то не убедила. Не то чтобы я не гордилась своей семьей или нашей жизнью. Да, мне посчастливилось родиться в одной из самых состоятельных семей в пенджабской деревне. Но на самом-то деле наша деревушка такая крошечная, что даже не отмечена на карте.
Но я все же пообещала госпоже Садие поговорить с Хафсой. Вот чем запомнился мой последний школьный день: запахом мела для доски, голосами школьников, томящихся за дверью класса, и той легкостью, с которой я принимала эту привычную для себя жизнь…