За двести двадцать семь лет по времяисчислению Риспы до настоящих событий. Новая Валия.
В Новой Валии, которую то ли из-за нежелания лишний раз шевелить языком, то ли от незнания истории потомков часто называют просто Валией встречали гостей с Умара. Мир серебряных лесов. Здесь трудно отыскать зеленую травку, разве что на острове Гонгола, куда потомки изредка наведываются посмотреть на тепло, как на некоторую диковинку и быстро уезжают обратно к благодатным снегам. Их кровь бежит по венам также стремительно, как вода в горном ручье. Вся их природа, их суть создана для холода и ночной тьмы, счастливчикам не ведома тоска по дневному свету. Хотя стоит сделать пометку: не ведома во второй обличии. Как люди они все-таки нуждаются в слабом дневном свете звезд: их человеческие глаза плохо видят в темноте. Трудно сказать, согласились бы они на вечную тьму подари им боги другие глаза. Эти странные хилами живут также быстро, как бежит их кровь. Им некогда задумываться над всякими «бы» и потому редкий потомок, а уж тем более сокровище увидит в зеркале старика. В Новой Валии идеальный день для потомка: он разливается под стрекот короедов-жуков, каркание павлушной птицы то и дело переходящее в вой, ухание филинов и пение суматранских розовоперых птиц вместе с зимним холодком и утренней свежестью над серебряными лесами синим пламенем просыпается звезда Ириброзог. Просыпается, вальяжно отодвигая ночные облака и заливает Новую Валию синим свет, который на Риспе бы назвали светом ночных звезд, вдруг объединившимся в одну большую звезду. Приятный глазу свет не заставляет жмуриться, не приносит жару – хвала богам, пусть так будет всегда – подарив потомкам приятный день через пять часов, Ириброзог уходит на сон.
По холмистым равнинам бредут стада оленей с серым мехом и белыми мордами, рыхлят снег, громко фыркают, выдыхая из мохнатого, мясистого носа пары теплого, влажного воздуха, едят серые корневища – местное растение, способное расти под снегом и пробиваться сквозь промерзшие камни и, найдя обдуваемое местечко, сплетаться в целые столпы, а по низу стелется синий, сочный мох и кровяночки – красные, горькие ягодки, пригодные в пищу животным и, если будут сварены и чуток приправлены сахаром, то и потомкам. Верхом на ворлуках стада ведут погонщики, поцокивая языком, важно поглаживая кнут, высматривают на снегу следы белого атрика – хищника с длинным, белым телом , не имеющего лап, вместо которых у него прекрасный аппетит. Атрик передвигается в снегах, ныряет в снега, живет и питается большую часть жизни там же и в основном безопасен. Во время брачного периода самки атрика сбиваются группами и вот тут начинается самое опасное: зубастым самочкам для созревания яйцеклетки нужен животный белок, они выныривают из снега и хватают оленей за лапы и грызут, пока тот не упадет, тогда атрики налетают все вместе и сжирают бедолагу. Задача погонщика завалить одного оленя и отдать на откуп прожорливым атрикам, потому что в брачный период, пока не получат своё, они не отстанут от стада и до места дойдет куча покусанных оленей.
И это та опасность, о которой потомки знают – безкрайние, неосвоенные территории Новой Валии открывают свои тайны не спеша, и погонщики здесь авантюристы, а заодно и любители дикой природы, привозят рассказы о вьюгах со сладковатым запахом будто бы цветов, о странных криках у бурлящего посреди белоснежной степи озера, о будто бы видимых живых существах на двух ногах, как есть похожих на людей, о существах с длинным, белым мехом и длинной мордой, встающих на задние лапы при виде потомков, о голубых, искрящихся туманах, спускающихся на долины перед похолоданием, о странных камнях, будто бы тесанных задолго до того как в этом мире появились потомки, о причудливых горах, похожих на окаменевшие города. Погонщики привозят рассказы и всегда найдутся любопытные уши для долгих ночных посиделок у потрескивающего огня.
Новая Валия обживается. Отстроились первые сектора, строятся новые, под теплом аналэносов растет жмык в огромных теплицах, на острове Гонгола высажены вишневые сады, в большом количестве произрастают растения с Норбы с корешками приятными на вкус, саженцы умарских сосен, которе будут высаживаться на материке, чтобы очень скоро зеленые иголочки подросших деревцев приобрели серебристый цвет, а кора покрылась патиной. Рядом с островом находится Гонгольская аномалия – издалека видны лишь испарения на воде, а вблизи становится страшновато – на водной глади словно выкопали огромный котлован – океанские воды неожиданно проседают вглубь, что анализатор объяснил сочетанием необычайно сильного магнитного притяжения и структурой подводных гор. Там, в глубинах этой аномалии живут бактерии, выделяющие кислород и это главный источник живительного газа на планете. Жизнь на этой планете зародилась и развивалась до появления потомков, с появлением этой беспокойной расы скитальцев она стала выстраиваться по удобному для них образу и подобию.
Строятся сектора, но огромные территории холода и снега все еще ждут своих первопроходцев. Новый дом для двадцати миллионов потомков, рожденных исключительно на Умаре. Потом будет больше, потом будет намного больше. А сейчас лишних не надо: повелитель Ториен Мобэдони не желает видеть в своем мире тех, кто помнит рабство. Даже вроде бы безвинные бывшие рабы не получат разрешения жить здесь. Не надо, не разрешено, не дозволено даже отдаленному звуку кандалов звучать над свободной Валией.
Империи Трания или как ее называли при прежних сокровищах – Валия, а ныне – империя Старая Валия названная в честь правителя Трата – Транией и Умар были построены при покровительстве повелителя Норбы Герольда Агиба, как наследство для двух своих младших сыновей, так пусть теперь эти две империи заботятся о бывших рабах, кормят, одевают, занимают, а Новая Валия, как свежее деревце будет расти без этой тяжести. Какой замысловатый трюк проделала судьба, какие ветра дули, чтобы однажды появился этот нахальный выскочка среди правящей династии Агибов, да еще со своим миром свободы.
Легенда гласит: Когда будущий правитель Умара Дориан Агиб только родился, его старший родной брат – Трат Агиб, семнадцатое сокровище силы, пожелал независимости от отца, что иногда случается с подросшими сыновьями. К тому времени он уже успел послужить отцу как сокровище, набраться опыта в экспедициях, что является обязательным условием для каждого сокровища, не говоря уж о сокровище силы. Да какое там условие! Невозможно представить какое-либо притязание и пожелание, если ты не выучился «лазать» по мирам, как по тому дереву, что растет под окнами и манит каждого ребенка своими вершинами и ветками. В этом случае, дабы избежать борьбы за власть повелитель либо отдает часть дальних владений в полное распоряжение сына, либо выделает территории на Норбе, где Агиб становнится управлящим без обязательной уплаты налогов, с возможностью уставнавливать любые новые законы и забирать половину налогов с соседних территорий с тем, конечно, риском, что если долгие ветра подуют в неугоду и одного Агиба обойдет другой – новый повелитель определит территории попроще, поменьше и уже придется платить налоги. Старшие сыновья Герольда предпочли последний вариант – предпочли остаться в империи рядом с повелителем и таким образом сохранить право на огненный трон. Никому не хотелось тащиться в глушь, потому что Норба – центр третьего мира всех миров Вирога и любые миры потомков всегда будут второстепенны по сравнению с ней!
Трат Агиб или Тратиус как его называли в правящем семействе прекрасно понимал, что его шансы на огненный трон невелики и это – очень даже неплохо. Трат не то что на братьев не походил, признаться, он и на Агиба то походил слабо: мягкий по натуре, уступчивый, прожорливый, упаси боги – добрый, под влиянием матери дошел до того, что начал при отце и братьях высказываться о возможности мягкого рабства. Мягко высказываться, не настойчиво. Звезды сложились! Звезды сложились и Трат пожелал самостоятельности. Но даже если не брать в расчет характер и наличие других претендентов было еще одно существенное препятствие к огненному трону. Сам огонь! Дорожка к самому главному трону всех миров лежит по пути, на котором постоянно горит, вьется клубами, затихает, ластится под руку огонь Вирога. Это особый огонь богов – он не тронет тело, гореть будет душа – и тут кому как пойдет. Кому жилы изнутри тянет, болит всё и ничего не помогает от этой пытки, огонь этот перетирает старые обиды, зависть, злобу, месть и ненависть, вычищает болезненные привязанности, плохие привычки, излечивает некоторые душевные болезни. Метаморфозы происходят быстро и болезненно. Признаться, желающих стать лучше вот таким вот образом всегда было не много. У других потомков – и таких меньшинство – огонь станет душевным огнем и подпитает уверенность и подтолкнет идти по пути, по которому идти хотел, но боялся.
При всех амбициях любому сокровищу достаточно первой встречи с огнем Вирога, чтобы понять – а что понять, зависит от способностей переносить огонь Вирога. Сам трон загорается от низу – ножки трона скрыты за покрывалом из золота – ярый, беспощадный – словно кусок от солнца, рыжая лава прямиком из проснувшегося вулкана, квинтэссенция и сама душа огня – оружие против любого врага, которого только можно встретить в мирах и против которого сокровище Вирога выстоять не способен по ограниченности возможностей. Можно не смотреть на огонь – ты и с закрытыми глазами почувствуешь, как свинцом наливается душа, как неприятна и угнетает эта тяжесть и как поскорей хочется скинуть ее, выйти и глотнуть свежего, морозного воздуха и с облегчением подумать так, как однажды подумал Тратиус Агиб: – Да ну этот трон! К чертям Фолка!
Трат переносил огонь Вирога скверно – то есть сложись обстоятельства по иному и если б это было необходимо, сжал бы зубы, почесал пузо, вздохнул, посмотрел грустными глазами по сторонам в поисках другого добровольца, потом снова сжал зубы и вытерпел, а дальше будь что будет. Но ведь такой необходимости не было. Ко всему характер Тратиуса к огорчению матери и принятию как есть со стороны мудрого отца с детства был мягким, с ленцой. Но никто не скажет, что этого характера не было или он куда-то исчез – как был, так и остался. Если надо было драться и по-другому уже никак – Трат будет биться и ни раз доказал это на деле. Вспомнить хотя бы тот случай, когда в детстве сам спустившись на кухню, он бросился на защиту своего товарища по играм – ровесника по возрасту,помогавшего повару на кухне. Мальчишка в чем-то провинился и получал наказание мокрой тряпкой по спине от грузного, волосатого стряпуна. Били его со всей силы, не щадно и со злостью. Увиденное потрясло маленького Трата, он вихрем добежал до взрослого потомка, вцепился в тряпку, повис на ней и принялся лягаться ногами. Не оборачиваясь и приняв нежданного защитника за другого помощника на кухне, повар протащил Трата по каменному полу, ругаясь и пытаясь сбросить. Хвала богам на этом всё закончилось – будь на младшем Агибе хотя бы царапина, не миновала бы повара веревка, а то и хуже – сослали на жару камни таскать. В остальном же про таких детей родители говорят: «– Мы не заметили, как он вырос». Спокойный, рассудительный Тратиус уже в детстве был каким-то взрослым, беспроблемным и легко и просто вошел в правящую семью, где старшие братья были уже взрослыми сокровищами, управлящими собственными территориями и сказать откровенно – к прибавлению в семействе отнеслись с настороженностью. Каким родится сын от госпожи Сарантии – бывшей рабыни, ради которой сам Герольд Агиб одел «кандалы» брака – золотые браслеты на обе руки, как клятву в верности, было той еще интригой.
И когда пришло время выбирать свой путь –Трат Агиб решил покинуть пределы империи Норба. Не годился он в повелители Норбы, а вероятность кровопролитной войны с братьями за огненный трон вызывала откровенную тоску. Старших братьев он любил и уважал, те в свою очередь отвечали тем же. Странно теперь вспоминать о том, что когда-то в этой семье царил мир и обращение «брат» было куда большим, чем простое признание родства.
Историю Валии,теперь уже Трании правильней было бы начать задолго до рождения Герольда Агиба, не говоря уж о его сыновьях. По крайней мере известную историю этого мира. И тут нужно вспомнить восстание династии Первой Лоргии – Ворков, после которой они были вычернуты из знатного списка кровавыми чернилами породив облаву во всех известных мирах. Агибы искали, ищут и будут искать миры Ворков, чтобы свести счеты и полностью истребить эту династию. На стыке второго и третьего миров потомков, в первоначальном списке Первой Лоргии наряду с Агибами, Плата, Сурба, Форсунгами, Кагти, Этуфоронами, Ситуэтами, Мерингами и Доотами значилась династия Ворки. Ворки плотно входили в мир силы империи Норба и успели сродниться со всеми великими династиями. Крови слепцов в них хватало, поэтому их внешний вид в целом не отличался от современного потомка Умара, разве что все потомки с того времени потеряли в росте. Несмотря на тесное родство, ни о каком прощении за давностью времен и речи быть не может: месть – дело семейное. Это касается и неучаствующих в восстании представителей Ворков. В Белой гавани, за огненным троном в закрытом от глаз гостей зале на серой, гранитной стене огнем Вирога записаны имена тех, кто несмотря на все предупреждения истории, на все знания об Агибах совершил преступления против богами избранной династии, а значит сам виноват и бессмысленно взывать к совести и иным благим душевным качествам. То восстание против правящей династии было не только самым масштабным, но и самым успешным из тех, что хранятся в памяти потомков и хрониках и говорить о нем можно бесконечно долго. Состоялось оно при правлении Ирка Адаскьера Агиба – и Герольда отделяло от Ирка еще семеро повелителей Норбы и тут надо сказать, что каких-то видимых причин для восстания не было. Хроники оставили на бумаге слова очевидцев тех событий о том, что на «территоиях Ворков было спокойно, было привычно, слова Ворков были спокойны, были привычны». Есть мнение, будто бы династия «подкопила» обиды, стараясь при посторонних о них не разглагольствовать – в одном случае оказались недовольны дележкой собранных налогов, в другом случае назначенной Агибами ценой за рабов, в третьих им не нравились выделенные территории – слишком жаркие и сухие или вспомнить крайне успешную экспедцию, наткнувшуюся на расу хилами – дайцев. Работорговческие рынки пополнились миллионнами покорных и трудолюбивых рабов. В доле от удачной находки оказались Агибы, Плата, Сурба и Кагти немного перепало. А Ворков обошли стороной – ничего, совсем ничего. Хочешь хороших рабов – придется покупать наравне с остальными! Зависть – плохое чувство, сокровищам непристало обижаться – зависть и обида приковали Ворков на стену агибовской мести.
Восстанию предшествовала борьба за власть внутри Агибовского семейства – борьба между двадцатыми сокровищами Кроном Агибом и Ирка Адаскьера Агибом. Огненный трон пустовал и двое главных претендентов жили на острове Белой Гавани и увязли в затяжных переговорах, которые перетекали на времена тишины и раздумий. Ирк не хотел уступать двоюродному дядьке, Крон считал, что достоен трона более остальных и ждал более остальных. Остров кипел представителями правящей династии, войны никому не хотелось – если сойдутся два сокровища силы, камня на камне от милой Норбы не останется.
Как выяснилось позже, Ворки как могли поддерживали огонь борьбы вокруг Белой Гавани, стравливали Плата и Сурба – две самые влиятельные династии Первой Лоргии, а заодно довольно успешно разжигали распри внутри Плата на старых «костях» и незатянувшихся ранах. Внутренний враг всё равно, что глисты – пока через симптомы докапаешься до причины, пройдет время.
Время шло, огненный трон пустовал уже довольно долго, как после долгих раздумий и переговоров Крон Агиб уступил племяннику право сесть на этот трон. Между ними была только одна стычка силы – когда разлетелась портовая стена Гавани, отстроили ее только после заключения соглашений и клятвы Крона в огненном зале. В качестве компенсации Крон получил территорию Белых озер в полное владение до конца жизни без права передачи, что тоже распостраненно у властимеющего семейства. Территория Белых озер находится в мире Иритарт в двух проходах от Норбы, отличается соседством приятных холодов в горах и теплом равнинных озер, где хорошо растет жмык. Эта территория застроена камнными городами и селениями, здесь развита торговля, ремесла, искусства и письменность и жизнь для обычных потомков куда приятней многих проблемных территорий Норбы. При правлении Герольда территории Белых озер находились под управлением его главного наследника – Дасти Адантура Адаскьера Агиба.
Повелитель огненного трона Ирк Агиб начал свое правление с перераспределения продовольствия в особого нуждающиеся территории, что перевело голод в империи с жуткого в разряд терпимого. В дальнейшем он также пересматривал нормы налогов, дани, как формы налогов и перераспределение помощи в зависимости от урожая территорий. В целом за всё своё долгое правление Ирк сильно не менял действующие законы, нормы поведения, иерархию среди сокровищ, и думать не думал о послаблении в рабстве, но вот эти перераспределения и отмена пыток за мелкие провинности записали его в добряки, что недалеко от истины – на фоне железной хватки своего предшественника и преемника, Ирк был мягким правителем, не путать со слабым, правильнее сказать – снисходительным к подданным. Другое дело Ворки так не думали и решили – момент настал. Удачное разжигание ссор в недалеком прошлом, интриги, тайные провокации вселили в них уверенность в победе.
Отчего-то они сильно утрудились мотивом для будущего свержения Агибов, как будто это могло иметь какое-то значение, как в случае удачи, так и в случае неудачи. Не стесняясь в выборе средств Ворки совершили кое-что подленькое против представительницы собственного рода. Так в историю попало имя Серении Ворк, которую современники описывали, как женщину весьма аппетитную. Красавица. Первая Лоргия всегда старалась взять в мирах всё самое лучшее – так что старания ее предков активно сношавшихся со слепцами принесли ей красоту, а первый брак с господином каким-то там Доотом небольшое состояние. Проведя приличное время в трауре после смерти любимого мужа, приезд Серении Ворк в Белую Гавань не остался не замеченным – повелитель предложил ей остаться и пожить некоторое, неопределенно-долгое время в Гавани. Возможность стать одной из любовниц повелителя не вдохновила Серению и поблагодарив за предложение, и срочным образом за приличную горку золота найдя свежую, прехорошенькую рабыню и подарив ее повелителю, госпожа Ворк поспешила вернуться в родную Амирию – мир империи Норбы, на расстоянии сто двенадцать проходов от Белой Гавани, где на большей части территорой управлящими были поставлены Ворки. Женщины Первой и Второй Лоргии имели смелость отказывать Агибам и, как сказал бы старый работорговец, обычно «за это им ничего не будет». Окруженные женской красотой самых прелестных рабынь, которых часто воспитывали и всецело готовили для гаремов с детства, они редко преследовали и настаивали, а уж если разгорелся в сердце огонь – существует множество способов растопить холод. Агибы предпочитали не портить отношения со своими ставленниками в мирах – до принуждения, насилия дело почти никогда не доходило.
Вскоре после прибытия на Амирию, Серения исчезла из своего имения. Начались и быстро закончились поиски – удивительно быстро Ворки нашли тело госпожи Ворк на расстоянии трех расторов пути на двух ногах. Нашли и обвинили повелителя Ирка Адаскьера Агиба в похищении, изнасиловании и убийстве. Обвинения были записаны в хроники и сразу же началось восстание, на тот момент никто из Агибов об этих обвинениях не знал и как заметил один остряк – «не успел сгруппироваться». Восстание было прекрасно организовано и учитывало опыт неудач прошлого – теперь уже не поднимались рабы на почве голода и борьбы за свободы, Вторая и Первая Лоргия в массе своей остаралась в стороне, как и свободные ремесленники, мелкие рабовладельцы и прочая прослойка общества, пользующаяся какими-либо свободами, осталась в стороне черная армия, шайки бандитов, дикие и прочая, прочая, прочая. Хорошо зная Агибов, пусть до конца и не понимая как это происходит – Ворки знали об их способность «читать» мысли или может быть угадывать мысли при помощи тонко отточенной интуиции, которая дается в довесок к силе. Страх выдаст тебя с головой – уже потом допрашивая участников заговора, часто можно было услышать одну и ту же фразу, произносимую из уста в уста и несложно догадаться, что эта фраза часто звучала от организаторов восстания: «Хочешь обмануть – поверь», «поверь, чтобы обмануть». Поверь в свою безграничную преданность Агибам, поверь и служи им и казни за них, и бейся за них, и доноси им и получишь спокойствие, которое в нужное время позволит подсыпать яд или пронзить сердце кинжалом. У сокровищ три смерти – яд, неожиданность и сон. С ядом и сном понятно, а вот неожиданность всегда неожиданно играет – тут нужно не только много фантазии, но и учесть самые мельчайшие детали. План был потрясающе продуман, необыкновенно изощрен и будь Агибов по численности меньше, история миров текла бы сейчас совсем в другом русле. Объявляя начало восстания двое сильных сокровищ Ворков прошлись по Проходам Норбы. Сокровища иногда рисовали в небе бессмысленные иллюзии, что называется, чтобы размяться и это ни у кого не вызывало удивление и было обычным делом. Тогда после иллюзии снежного поля, появился знак, которого не существует – собранный из двух знаков, обозначающих «свет» и «тепло». Ошибиться было нельзя, нельзя было для начала восстания использовать какой-то распостраненный символ и даже используемый редко нельзя. Только тот, которого не существует. На самой Норбе, в Белую Гавань несуществующий символ «пришел» скорым посланием на листе бумаги. Наложница, которую призвал к себе повелитель обмакнула кисть в баночку с розовым блеском, нанесла его на хорошенькие, пухленькие губки, подрумянилась, проверила наряд в огромном, овальном зеркале и отправилась танцевать перед повелителем, горячо шептать о любви и ублажать любую прихоть своего любовника, по случаю нежной привязанности осыпавшим ее подарками и ласками. Повелитель Ирк Агиб задержался за беседой с управляющим каких-то там территорий – история забыла записать имя, но говорят он развлекал повелителя пошловатыми байками и много говорил о добыче с прошлой охоты. Когда повелитель вошел в свои покои, то нашел любимицу мертвой на своей постеле. В розовом блеске откуда-то появился яд, который должен был оказаться на губах и коже повелителя. Отравитель немного просчитался – надо было дать женщине больше противоядия. Ее служанка когда-то была продана в Белую Гавань вместе с той, которую должна была теперь называть госпожой. Зависть довела до убийства – ей обещали, что когда «всё кончится» они с госпожой поменяются местами. Остается удивляться откуда в такой тихоне нашлись столь сильные чувства и смелость на поступки. Ворки сумели разглядеть совсем неожиданных претендентов на роль убийц. Лорд Терпикор Агиб погиб из-за своей жадности – не доплачивал мастеровым, а то и вовсе наемные работники за еду работали, а ведь не рабы. Сколько сокровища не подшучивали, ни предупреждали – не солидно Агибам на мелкой жадности кошелек беречь – никого не слушал, нрав такой был. Ворки напоили кузнеца и узнали кто был особо зол на лорда и через некоторое время под столовой лорда, возле фонтана, где находится дополнительный, скрытый резервуар с водой вместо воды появилась кипящая зора – легковоспламеняемое вещество, при горении сносит все на своей пути, словно кислотой залили. Оно же появилось возле ворот и под спальней. Увидев знак, мастер по гравировке и работе с материалами, который уже давно ждал этого момента – дождался, когда лорд уселся на любимое кресло в столовой, одернул задвижку и чиркнул спичкой. Каменный пол расплавился в одно мгновние. Столовая вместе с лордом и всеми, кто там находился расплавились в жутком огне.
Старина Крон Агиб со свитой собирался поохотиться верхом на ворках. Его любимец – Хвостатый незадолго до того получил в лапу маленький укол со смертельной заразой, от которой нет избавления. Достаточно было одного укуса, одного игривого прикусывания – и Крону пришлось бы отправиться в миры иные. Ворки не боялись возвращения Агибов через проход, совершенно верно рассудив таким образом: пока потомок вспомнит кто он, для чего он здесь и своё прошлое вспомнит – пройдет досточное количество времени, чтобы отправить его обратное в небытие и теперь уж навсегда. Крона спас верный пес – лютый – помесь ворлуков и собак, почувствовавший опасность для хозяина. Он бросился на Хвостатого и когда поединок решился в сторону последнего, стало ясно, что тот болен – из пасти ворлука шла пена, глаза покраснели, в лапах начались судороги. Крон с изумлением смотрел и не понимал, как можно было заразиться в Белозерье тем,чего здесь никогда не было. Из шестидесяти девяти покушений тридцать семь закончились гибелью представителя правящей династии. Много это или мало? Для Ворков катастрофически мало, для Агибов ужасающе много. Давненько так не трясло правящую династию, не припомнить, когда было пролито столько благословенной на власть крови. Ко всему удару погибли двое детей династии и собственно это были все дети Агибов в тот период времени, им словно перерезали будущее – для любого семейства подобное событие станет рубцом, а потом толстым-толстым шрамом. Первый мальчик, едва успевший дорости отцу до пояса был найден задушенным в собственной постели, а потом нашли подкоп в саду и копию с карты тайных переходов, которая хранилась в библиотеке на самой высокой полке. Были казнены все помощники убийцы, а сам убийца – пекарь не очень то верил в успех Ворков и не дожидаясь мести разъяренного отца, свел счеты с жизнью на веревке прямо посреди своей пекарни. Поговаривали, что он и так был странноват, а как продали его дочку от рабыни – почти перестал разговаривать с окружающими и только как заведенная болванка – придет, отработает молча и сгинет в свою убогую каморку в подвале, хотя многажды предлагали жилище получше. Пока «копали» – откопали в хранилище просьбу пекаря продать ему дочь с отсрочками по оплате и готовностью отработать сколько нужно на смотрителя территории. Эта просьба до Агиба так и не дошла, много таких прошений приходило – писарь свернул, да и отправил в хранилище. Второй ребенок династии почти достиг Порога, но своей силы еще не получил. Судьба его неизвестна по сей день – исчез вместе с Ворками, но можно предположить – раз не вернулся через проходы реиливацией, то погиб. Так и записали через положенное время, когда такое возвращение было бы возможным.
Стоя над телом погибшей любимицы повелитель Ирк тоже не сразу понял, что происходит. Пока разбирались, пока смотритель Белой Гавани вел допрос слуг – не съела ли чего-нибудь несчастная «не свежего», один за другим стали приходить сообщения о покушениях – и удачных, и не очень. Одно послание, второе, третье…седьмое…вместе с прибывшим Кроном, собрав теней огня и самых верных сокровищ, повелитель Ирк Агиб ворвался в Амирию, чтобы воздать предателям по заслугам, чтобы взглянуть в их глаза и спросить – когда же были забыты все клятвы верности, когда за доброту они решили отплатить смертью и чья умная голова придумала такое множество коварных схем – чтобы снести эту голову с выжженным знаком проклятия – и боги никогда бы более не взяли эту душу в миры потомков. Но в Амирии ничего не было – ничего и никого. Вместо обитаемого мира на орбите крутилась планета, у которой был содран весь верхний слой. Совершенно весь: горы, реки, озера, равнины, кислород – тоже забрали с собой и дома, и всех находящихся там потомков, и животных, и растения и облака, наверняка, тоже утащили. Только с десяток верных Агибам сокровищ, которые не дали сильным сокровищам Ворков закрыть ближайший проход, болтались у прохода на плохонькой доске. Взглянув на эту грустное зрелище, Ирк бросился в погоню, след был еще свежим и ровно на десятый проход погоня закончилась – проход был запечан изнутри – эту «дверь» никак не взломать. Ирку и остальным оставалось только восстанавливать случившееся по деталям и гадать – как же так случилось, как же они могли проглядеть восстание, которое было подобрано для каждого свое и для всей династии разом. Фраза «поверь, чтобы обмануть» еще долго звучала на Норбе и обрастала слухами, домыслами и целыми легендами.
Подобные массовые побеги могут быть успешными только, если среди сокровищ имеются сокровища силы, способные запечатать проход и таким образом, остановить погоню. В ином случае, побег обречен на провал: потомки либо погибнут в мирах, либо будут возвращены обратно с последующей экзикуцией. Когда бегут от Агибовской власти по-тихоньку, берут по-немногу, то надо сказать их не сильно-то и ищут – сколько таких побегов закончились гибелью в мирах, а скольким удалось создать что-то прочное и жизнеспособное знают только боги. Но с Ворками, конечно, дело обстояло совсем по-другому. Повелитель Ирк Агиб жаждал мести и посылал одну экспедицию за другой – сокровища шли тем же маршрутом, которым ушли Ворки, а также проверяли ближащие проходы на случай, если не найдя подходящей планеты, Ворки решат вернуться – украсть еще что-нибудь или от отправного пункта пойти другим путем. Разбирательства и выявление всех, кто хоть как-то был причастен к восстанию прогремели чередой показательно-жестоких казней. Агибы просматривали своё окружение через влияние, когда невозможно скрыть правду и солгать – этот способ надежнее пыток – только имеет серьезный недостаток. Влияние опасно для душевного здоровья – ввиду того, что влияние черпали большими ложками в безбожных объемах пострадавших без вины было много – их прозвали чокнутые Ворков или ворковатые. И если не нашлось кому о них позаботиться, долго еще скитались, никому не нужные, позабытые богами в тряпье и с пустыми глазами бывшие агибовские слуги.
Как бы не был продуман план Ворков, уходили они второпях, можно сказать бежали и в спешке не успели подобрать троих представителей собственной династии – пусть и не сокровищ – те попали что называется на горяченькое к агибовскому столу – их казнили в поясах-хилами, дождались возвращения через реиливацию, казнили снова и снова и так продолжалось до тех пор, пока не испробовали на них всевозможные казни и отцы погибших детей сочли, что с них хватит.
На этом история Ворков обрывается до времен правления Герольда Агиба, но начинается история Старой Валии. Случилось это не скоро. Крон к тому времени изжил своё, отправился в миры иные, территории Белых озер поклонились новому смотрителю, как к повелителю Ирку Агибу от экспедиции пришли долгожданные вести – такие долгожданные, что уже само терпение устало ждать, только Ирк продолжал отправлять одну экспедицию за другой. Запечатанный Ворками проход открылся! В миры отправились почти все сокровища повелителя – самой широкой сетью прошелся Ирк по всем ближайшим проходам и только и смог заскрипеть зубами, когда наткнулся на другой запечатанный проход. Говорят, в бешенстве он так «ударил» по проходу, что экспедцию волной размололо б до состояния порошка, если бы он сам не отвел удар. Нельзя надолго оставлять Норбу без защиты – сократив численность экспедиции в два раза, Ирк вернулся в Белую Гавань и успел дважды спать долгим сном, как пришли новые вести: продолжая проверять миры возле проходов, экспедиция наткнулась на жилой мир потомков! Полный решимости расквитаться с Ворками и будучи уверенный, что встретит именно их – повелитель Ирк с золотым воинством сокровищ ворвался в неизвестный мир и встретив сопротивление со стороны Ворков – камнем и огнем давил сопротивление – затопило лавой жилые территории, сотни огромных каменных рук доставали из бегающей в ужасе живой массы одного потомка за другим, Агибы искали Ворков и размалывали, и сжигали и выжигали. Но вместо Ворков попадались какие-то Мобэдони. Решив, что это расплодившееся в изолированном мире семейство Второй Лоргии, их быстро записали в предатели и казнили без поясов-хилами. Чем дальше продвигалась карательная экспедиция, тем больше странностей всплывало наружу и тем сильней замедлялось продвижение: во-первых, у Мобэдони было сильное сокровище, уже убитое к моменту осознания этого факта, а значит, речь идет о Первой Лоргии, а не о Второй, но имя Мобэдони никогда не значилось в Первой Лоргии, во-вторых, о Ворках здесь никто не слышал, в третьих, память мирных жителей хранила воспоминания на многие поколения назад – это очень старый мир, испытывающий проблемы с генетическим однообразием среди потомков, а значит бежали они небольшой группой. Насколько старый выяснять приходилось по рассказам уцелевших обитателей, потому что крайне полезные и интереснейшие хроники, которые могли бы пролить свет на историю этого мира погибли в огне. Остановив экспедицию, повелитель Ирк спустился на Валию и провел там много времени – и слушал, и смотрел – пока не вынес решение: Ворки назвали себя Мобэдони, чтобы избежать возмездия.
Всё! Кто ж решится оспорить это решение? Сами Агибы, собираясь по этому делу тесным, семейным кругом не были уверены в выводах повелителя Ирка – слишком много странностей повылезало – невозможно изменить память всех местных обитателей без влияния и чтобы избежать последствий. Повелитель Ирк парировал термином «историческая ломка» – подразумевающим резкую замену сущестовавшей истинной реальности на другую – в этом случае все, не выдержавшие подобной смены реальности погибали, а на выживших успели затянуться следы влияния. Вся дальнейшая история ссылается и строится на фальшивых хрониках, которые считаются истинными. Историческая ломка – для миров потомков не была чем-то новым. Имя Мобэдони, как и все имена с подобных окончанием даются пастухам – второе сокровище Умара Кодриан Фогэстини прямое тому потдверждение – сын пастуха, всё сознательное детство гонявший по пыльным и горячим предгорьям скот, он поднялся столь высоко только благодаря случайно перепавшей силе. Правда в те времена случайные сокровища силы считались чуть более полезней обычных сокровищ и никаких высот на Норбе им ждать не приходилось.
Единственно, что не удалось объяснить – двенадцать миллионов потомков, каждый второй из которых похож на другого. Их приятная глазу внешность говорила о том, что кровь слепцов в них имеется. Всего двенадцать миллионов по переписи – слабо заселенный мирок, можно сказать никак не заселенный. Куда делись потомки с цветущей Амирии? Да и растительный, и животный мир Валии отличался от Амирии – совершенно очевидно было видно сходство, потому как большинство миров потомков строились по образу и подобию, украденного или с позволения вывезенного с Норбы. Но опять же отличия растительного и животного миров говорили о длительной изоляции. В общем, окончательного решения Агибы принять не смогли, на деле уцелевших Мобэдони отвезли вглубь Валии и велели жить там. Судьба уцелевших семнадцати Мобэдони, которые и сокровищами-то не были, в дальнейшем ненавязчиво отслеживалась правящей династией. Ни в какую Лоргию их не отнесли – все рожденные в этой семье сокровища оставались жить на Валии, им запрещено было подниматься на досках в миры под страхом смерти и полного истребления близких. Были времена, когда на нынешней Трании, Старой Валии оставались одни Мобэдони в компании с дикими – почти всех потомков перевезли на ближайшие к Норбе миры на работорговческие рынки и только во время «трех эпидемий», когда тяжелые болезни, берущиеся казалось из ниоткуда напастью легли на империю, правитель вспомнил о нескольких чистеньких мирах и на время карантина и чистки, великим переселением голоса потомков снова зазвучали на Старой Валии, а потом уже многие свободные потомки пожелали там остаться. Выжившие Мобэдони оставили никому не интересные хроники о Сиргэ Мобэдони – основателе Валии, эта история была так обильно приправлена полузабытой то ли правдой, то ли ложью – Мобэдони путались в деталях и временных отрезках, а потом и в именах, что никто в серьез ее не воспринимал, да и кому интересна история побежденных.
Ко времени правления Герольда Агиба Валия была небольшой колонией империи, полноценным миром не назвать, куда ссылались провинившиеся смотрители, коих казнить вроде как жалко – пригодятся, а так просто не простить. И вот этот мир захотел Трат Агиб как часть своего наследства. Всецело уважая решение сына, поскольку он тоже Агиб – Герольд только предложил ему время на раздумье и присмотреться к более близким и более развитым колониям. Из Мобэдони к тому времени осталось всего две женщины, из которых одна – полуумная, всю жизнь провела «в заперти» по собственной воле. В этом стремлении ей никто не мешал, так она и жила одна в маленьком доме посреди леса. После того, как повелитель Норбы объявил Трата повелителем Валии, а заодно объявил о новом названии этого мира – Трании – туда потекли всевозможные ресурсы – трудовые – только рабов империи насчитывалось в четыре раза больше, чем прежде жителей, строительные материалы – отличнейший камень, вольные мастера на отделку центральных секторов и владений повелителя, мастера по растениводству и скотоводству – засаживались поля жмыка, новые культуры, был завезен для размножения скот – как домашний, так и после экспериментов на небольший территориях – дикие животные, годные для веселой охоты. Главные сектора застраивались по плану со всеми удобствами – свет в домах уже тогда шел не от камина. Все накопленные знания передались Трату в готовом виде – после появления анализатора и кораблей рейки Трания получила их совершенно даром с подробным описанием. В общем, без поддержки семьи Трат не остался. Но мало получить хорошее наследство, важно его сохранить и приумножить. Добродушный толстяк и правда больше походил на рачительного хозяина и отца большего семейства, нежели на грозного повелителя империи. Трания расцвела и привлекала потомков спокойствием своего повелителя и его удаленность от огненного трона, обещала таким образом гарантию от всяких агибовских перегибов и потрясений. Отдыхая от приятных забот Трат любил откушать дарами охоты не принимая в ней непосредственного участия, одевался с помощью силы, под ноги доску и полетел вместо утомительной ходьбы – и само собой сытость стала откладываться на боках, подбородке и других частях тела – он равномерно разбухал и верно бы совсем расплылся, если б не две персоны – брат отца Герольда – сухонький Миррог, по призванию учитель и хороший смотритель – они хорошо ладили и после появления Трании, он перебрался туда и прожил до последнего издыхания много спокойных и счастливых жизней. Да, он имел смелость выгонять Трата на тренировки на мечах и на ходьбу и на плавание в холодных речках. Второй персоной стала и является поныне законная жена Трата – госпожа Ириния или Ирла – в мирах знают несколько ее имен. Госпожа Ирла – дочь своего народа, хорошенькая, с женственными приятными формами под стать своему мужу любит вкусно поесть, устроить прием с размахом и всех по-хозяйски щедро угостить, любит музыку и танцы и всячески поощряет актеров Трании. Мать Трата – великая госпожа Сарантия нашла избранницу сына простоватой – дальше своего носа не видит, все заботы – как бы хранилища забить едой и больше тканей разукраить. Ирла увлекается рисованием по ткани и ничего в ней особенного нет – при другом ракладе судьбы, быть ей хорошей женой и экономкой у какого-нибудь работорговца. Благородная кровь Второй Лоргии в ней все-таки имеется – собственно так они и встретились – еще будучи ходоком по мирам в одну из остановок местный смотритель пригласил всю знать с округи, чтобы развлечь дорогого гостя, среди которых и оказалась Ирла и скоро приняла приглашение Трата пожить в Белой Гавани в его доме с просторными спальнями, купальнями, колоннами и, конечно же, соперницами. Ах, какие рабыни были подарены в гарем Тратиуса, какие обольстительные красавицы с прекрасным обучением, с которыми и проснуться приятно и поговорить есть о чем. Никто из близких не придал большего значения появлению этой женщины, да и она вела себя тихо – тихо ждала, крепко любила – после переселения на Транию, повелитель Трат добровольно одел оковы верности и распустил гарем. Госпожа Сарантия была в такой ярости, что говорят до самой смерти, с женой сына через зубы разговаривала. Но на свадьбе в Белой Гавани присутствовала: эта женщина ради своих сыновей и не на такое была способна. Что же еще ожидать от Трата, если с детства он был каким-то взрослым, серьезным – без всех этих разгулов и безумств молодости, да и вырос в семье, где родители были мужем и женой и любили друг друга.
С легкой руки остряков Первой Лоргии Тратиуса еще долго звали женатиком, будто в этом есть что-то обидное. Оно же как – приближенным к власти хочется, чтобы эта власть была крепкой и сильной и всё меняется, когда крепость и сила оборачивается против приближенных. Трату не приходилось принимать трудных решений, долгое время не было особо серьезных моментов в его жизни, когда бы он стоял перед тяжелым выбором – даже решение покинуть Норбу было естественным по характеру и потому простым. После того, как на карте миров появился свободный Умар – Трат неожиданно – да, неожиданно, потому что никто его об этом не просил и не ждал от толстяка подобных резкий «движений» – поддержал младшего брата и ввел в Трании так называемое мягкое рабство, о котором когда-то только говорил. Отчасти такое решение накапливалось временем – на протяжении своего правления повелитель Трат принял ряд законов, облегчающих жизнь рабов, запретил продавать детей и разлучать семьи на всех территориях, запретил убийство раба без веских на то причин и казнь, как мера наказания должна была производиться без пыток и при свидетелях. После принятия мягкого рабства – казни вообще запрещались, жестко огововаривались физические наказания за проступки – за порчу хозяйского добра на десять монет – пять ударов мягким кнутом по рукам, за лень – десять по спине, за кражу – двенадцать и растор быть вору на всеобщем обозрение и т.д., рабам полагалось платить за работу. А хозяевам было велено почувствовать снисхождение, умиление от собственной доброты и щедрости. Правда, наказания для рабовладельцев вводились осторожно, последовательно наблюдая за реакцией и последствиями среди своего народа, дабы избежать возмущений и кровопролитий. А если рабовладелец страдал тяжелым нравом и многих рабов погубил, то оставшиеся выкупались у него по трети стоимости и больше запрещалось ему кого-либо живого и разумного иметь в собственности. У злого пастуха изымался «скот» и это было серьезное наказание и были кто не хотел этого и говорил о подрыве самой сути права хозяина. Повелитель Трат постепенно «просеивал» решения, назад и не думал сворачивать.
А потом вдруг, на приятной ноте размеренного счастья у полуумной госпожи династии Мобэдони родился ребенок. На тот момент из всего рода она одна и осталась и жила себе обособленно – сердобольные граждане Трании иногда привозили ей еду, одежду, посуду и прочих скраб, стараясь особо часто не появляться, поскольку она этого не любила. Как она могла забеременить и от кого осталось загадкой. Одни говорили о диких, которых она привечала и оставляла на длинный сон, другие о заблудившимся леснике, третьи вообще такие байки напридумывали, уши слушать не хотят. Как бы то ни было, когда одна милейшая госпожа перед будущими, сильными похолоданиями привезла ей теплые вещи и брикеты для тепла, то нашла ее в лесу, вблизи дома в родах. Дела шли плохо. Все-таки возраст был солидный, седой. Пока на аплане довезли госпожу, пол ведра крови с нее вышло, а когда ребенка достали, то и дух вышел, чтобы больше в эти миры не вернуться. Мальчик родился слабым, синюшным, доходяга еле попискивал в колыбели. Длинной жизни ему не обещали, даже под опеку анализатора не отдали, который может поддерживать жизнь. Нянька кормила из бутылочки, ласково с теплой грустью шептала: – Ах ты не жилец, не жилец, – гладила по щечке и уносила почти нетронутую бутылочку. Раз унесла, два, три…повелителю Трату доложили о скором конце династии Мобэдони, а жизнь иногда ни с того ни с сего вдруг становится такой цепкой, и откуда что взялось. Новорожденный скоро стал пить разведенную смесь, и орать начал, и руками и ногами дрыгать, набрал в весе, порозовел и успел утомить всех нянек своей живостью. Трат Агиб такого поворота не ожидал – он уже облегченно вздохнул, похоронив хоть и не обременительную, но надоевшую ношу прошлого этого мира. Надоели эти Мобэдони! Ни на службу поставить, ни избавиться. А почему собственно не избавиться? Разве там жизнь? Только орать научился. Последний в роду – это ведь ни в одну сторону ни в другую, ни запишешь, ни вычеркнешь. А мальчик – в мире потомков это не девочка, это – сила и права. Вот вырастет, упаси боги, сокровищем – начнет подбивать граждан Трании на бунт, сколько крови может пролиться от этой безнадежной идеи, как будто мало ее пролилось. Не лучше ли задушить эту вероятную будущность прямо сейчас. Извелся наш Трат от таких мыслей, словно предчувствовал, какая за мальчишкой сила стоит. Не ест, не спит, похудел. Жестокими сыновья Сарантии никогда не были, ровно от матери набрались доброты, какой в тех мирах большая нужда. На ребенка не смотрел, чтобы не передумать, отправил в детскую палачей, а сам долго сидел молча, глядя в одну точку, сжав зубы и с таким выражением лица, что лучше провалиться сквозь Транию, чем глядеть на него. Первый раз не выдержал: голосом силы отозвал палачей, но от мысли не отказалался. «Эта жизнь принесет в Транию сомнения, все недовольные моим правлением поддержат восстание! Погибнут безвинные! Моя Трания пропитается кровью, как Норба», – шептались горькие мысли в голове Трата.
Второй раз были отправлены палачи. Их никто не остановил, только ребенка на месте не оказалось. Госпожа Ирла забрала младенца и увезла в неизвестном направлении. Спрятала, значит. Ну женское сердце такое – ему можно быть мягким. У потомков редко рождаются дети и маленький сирота, на котором остановился суровый агибовский взгляд вызвал сильное желание защитить. Госпожа Ирла прятала его и просила у мужа дать слово о пощаде. Она хорошо знала, что можно сделать в этом случае и как прятать и как обмениваться посланиями. Госпожа Ирла пошла против воли повелителя и разве можно сказать уверенно, что ничем при этом не рисковала? Трат медлил с принятием окончательного решения довольно долго. Так долго, что вести о последнем Мобэдони разнеслись по мирам. «Любимая моя жена защищает дитя – если я отберу и казню его – не простит меня никогда. Что за шум поднял ты – Трат вокруг пищящего комка свежатины, вокруг беспомощного младенца рода Мобэдони, когда предок твой Ирк Агиб сокровищ-Мобэдони давил в этом мире с легкостью. Разве пристало тебе – Агибу воевать с детьми? Может пусть и растет – если выйдет против меня по возрасту – тогда и решится дело честно», – шептались мысли в голове Трата.
Какое бы решение принял Трат Агиб знает только Трат Агиб и боги. С Умара, от владыки владык миров Вирога – Дориана Агиба – пришел приказ – отдать новорожденного прибывшей экспедиции. Так круто поменялась судьба юного Мобедони – из заложников он попал под самую надежную защиту, которую только можно было иметь. Владыка владык миров Вирога, повелитель империи Умар Дориан Агиб принял ребенка, дал имя и воспитывал в своем имении, в своем доме в Зеленом мысе еще когда была жива его жена госпожа Нора Изэльда. Семейная жизнь повелителя закрыта от чужих глаз, но слухи нашептывают – мальчик воситывался как родной. То есть никто бы не сказал, что это Агиб, если это не Агиб – это было б странно и нажило бы много неприятностей, но всем известным мирам потомков очевидно: последний Мобэдони находится под покровительством своего приемного отца, который пережил свое агибовское эго и позволил остаться на Умаре двадцатому сокровищу силы не своего рода. Это большого стоит. Правда, слухи…такие любопытнейшие слухи доносят, что когда правда вскрылась и на доске в мирах Ториен Мобэдони творил чудеса – что называется у людей профессиональная ревность все-таки уколола – повелитель велел теням сопроводить не ожидавшего такого поворота Ториена в магнитную башню, где тот провел четыре растора. Что думали, чувствовали и перед каким выбором стояли отец и сын в эти расторы одни боги знают. Дориан Агиб второй раз спас последыша таинственного рода и теперь уже от самого себя.
Новая Валия ждала гостей. Эффектно прокладывая себе дорогу из огня, со свитой, не спеша и не медля к лагерю поднимался повелитель Ториен Мобэдони. Огонь ласково касался его плаща, гладил руки и отражался в глазах. Как дышит силой сама Валия, так излучает уверенность ее повелитель. Ториен в том возрасте, когда еще помнится детство и самые чистые стремления, когда остра вера в справедливость, а жизнь вызывает желание все переделать под себя. О Ториене Мобэдони говорят, как о любимчике богов, судьбы и вообще о невероятном счастливчике. Все, что только может пожелать потомок, есть у Ториена: словно родившись последним в роду он собрал всю удачу Мобэдони на себя. Он хорошо сложен, лицо имеет правильные черты с той долей смазливости, которую любят женщины и могут простить мужчины. Но как будто этого было мало, в назидание Агибам, а может в насмешку, сам монукени Вирог посещает Новую Валию в физическом обличии, чаще всего неожиданно появляясь в разгар охоты и всегда движется параллельно пути повелителя Ториена, который с гордостью рассказвает как однажды получил божественной лапой по морде. Вот эти появления монукени, которые на протяжении истории потомков были, да и являются делом редким, порождают слухи, будто настанет время, когда Агибы лишатся расположения своих великих покровителей. Будто они устали от их жестокости и предательство Герольда Агиба перевернет мир силы и настанет время четвертого мира потомков, во главе которого встанет род Мобэдони. Но это только разговоры, как говорят на Норбе: «Если б боги хотели, то уже сделали».
Лагерь разбит на вершине холма, недалеко от вечно замершего озера. В лагере силой возведено множество каменных палаток с куполообразной крышкой, на которых шапкой горит огонь. Имеется парочка двухуровневых сооружений, полыхающих в ночи далеко видимыми маяками. Это – постоянное место остановки во время охоты, перевалочный пункт. Аппетитный запах жареного мяса перемешивается со свежестью зимней ночи. За каменными столами каменного шатра сидят нововаллийцы и их гости с Умара. Слышны голоса, стук деревяных кружек, в кузнице затачивают ножи, на привязи фыркают и с нетерпением переминаются с лапы на лапу зубастые ворлуки, госпожи в дорогих платьях уселись за отдельным столом, чтобы обсудить свежие сплетни и решить как они будут принимать участие в охоте и воспользовавшись правом первоприбывших, выбрать лучшее место. Их глазки сверкают от нетерпения и возбуждения: им нетерпится скинуть все украшения, платья, скинуть это тело, в миг обрасти мехом и почувствовать животную свободу от оков, навешанных человеческим телом и человеческим обществом, помчаться веред по хрустящему, голубому снегу. Три сказителя подыгрывая себе на струнах по очереди рассказывают историю встречи потомков и слепцов, набившую оскомину у завсегдатых этого лагеря, которую они согласятся слушать разве что за неспешным разговором, когда нужно выдержать паузу и подумать. Служанки в белых передниках и посверкивающих серебром платьях разносят еду и напитки, и на слова благодарности маняще зеленеют глазами и поправляют убранные наверх волосы. У кромки лагеря двое потомков сошлись в дружеском поединке на мечах. Вокруг последних быстро собралась небольшая толпа и понеслось развлечение, когда азарт разбивает холод молчания и слышатся задорные крики и ругань. Возбуждение и жажда свежего развлечения пронеслась над лагерем и пока не разгорелись факелы огнеметателей, шутник-утрук перерезал веревки и стравил троих ворлуков, так что битва разгорелась яростная, живая и толпа переметнулась поближе.
Как десятник с золотыми нашивками бодро закричал:
– Дорогу! Дорогу! Дорогу Ториену Мобэдони, повелителю и первому сокровищу Новой Валии!
Протяжно загудели трубы. Утруки разочарованно переглянулись и накинули на шею ворлуков веревки и потащили по сторонам, чтобы к появлению повелителя в лагере вновь воцарился порядок. Один из ворлуков оказался проворнее утрука, укусил его за ногу и повалил на засыпанную песком каменную площадку. Утрук извернулся по направлению приложения сил, что спасло ему ногу, и несколько раз ударил по наглой морде сапогом. Ворлук знал, что это может стоит порки кнутом, заскулил глухо, по-царски, стараясь сохранить перед своими морду и отошел, виновато поглядывая на укушенного ворлука. Потомок с красными нововвалийскими нашивками сотника недовольно пшикнул и велел быстро навести порядок.
Первыми у входа в лагерь повелителя встречал молодой Арго Сурба – устроитель и распорядитель охоты со своими утруками-помощниками, а также стоявшие неподалеку, недавно прибывшие умаровские гости. Ториен Мобэдони вгляделся в лицо второго сокровища Умара, громко цокнул языком, поморщился, словно вдруг чем-то резко завоняло, отвернулся и пошел было дальше, как остановился и удивленно спросил:
– Ты что один явился, псина? Без хозяина?, – и получив в ответ многозначительное молчание добавил, – посмотрите, какой раритет они прихватили, – ухмыльнулся повелитель разглядывая капитана Дрон Плата. От такого неприятного внимания капитан Плата уставился в одну точку, находившуюся где-то в темных небесах, из которых как раз в это время начал падать мягкий, пушистый снег, – когда ты помрешь, кэп, я прикажу сделать из тебя чучело, поставить в музее «Палачи Норбы» и каждый раз проходя мимо буду кидать в тебя чем-нибудь. Еще не решил чем – ты просто знай и привыкай, Плата. Если есть какие-то предпочтения: протухшие яйца, там, старый творог, сгнивший хлеб, говори, не стесняйся. Мы запомним и учтем пожелания.
Не оборачиваясь к этой парочке, Кодриан Фогэстини – второе сокровище Умара громко сказал: – Повелитель Дориан Агиб временно запретил всем золотым отвечать на вопросы повелителя Ториена Мобэдони и приветствовать повелителя и вообще как-либо реагировать на его появление.
– Приказал всем молчать, – задумчиво протянул Ториен, – в общем-то правильно. Молчать, пресмыкаться, бояться – вот ваша участь. Я вообще не понимаю, как отец может спать, зная, что его сон охраняют бывшие палачи Норбы, когда-то давшие клятву Герольду. Что есть золотые Умара? Ториен ответит: убийцы, клятвопреступники, насильники, воры ну и так по мелочи где нагадили. Предали один раз, второй раз будет проще. Давай Код, ответь за всех, пока тебе ещё разрешено открывать рот.
– Повелителю Ториену легко судить: он там не жил, – неожиданно хрипнувшим голосом ответил Фогэстини.
Уловив эту дрожь Ториен развернулся и как охотник на запах крови медленно пошел к нему, смакуя каждое мгновение. Встав напротив полушепотом протянул:
– Вирог обещал: когда придет время, он лично проводит тебя в самый жуткий мир, который когда-либо существовал. И ты прекрасно понимаешь, какие ужасные муки впереди. Как тебе живется с этой мыслью? И Фолк не поможет: жутко надоел одному и не принял другого. У тебя в запасе всего лишь одна жизнь, чтобы расплатиться за невинные жертвы «возвращения Герольда», которым ты сильно поспособствовал. Сколько их было? Миллионы, миллионы, миллионы безвинных жизней более не вернувшиеся в эти миры. Теперь, чтобы спасти свою душу, тебе надо спасти столько же, от того ты постоянно на готове, постоянно в деле, а случая всё нет и нет. И не будет, Кодриан. Не будет такого шанса. Ты сдохнешь и попадешь в котлован, до краев заполненный кипящей, пролитой тобой крови. Все твои жертвы ждут возмездия, они не могут простить, не могут обрести покой в других мирах. Им нужна душа убийцы. А знаешь почему ты еще жив? Нет? Богам самим интересно, что будет дальше. Они сами не знают и отпустили всё на руки смертных.
– На все воля богов. Время покажет, – спокойно ответил на эту тираду Кодриан, к разочарованию повелителя Новой Валии.
Ториен ухмыльнулся и снова уставился на капитана Плата:
– Позади тебя серебряное дерево. Хорошенько запомни его. Пусть оно преследует тебя в кошмарах. Потому что, как только ты лишишься золотых нашивок, Ториен Мобэдони вздернет тебя на нем. Ты, Код, тоже запомни. Вместе болтаться будете.
– Повелитель не выделит мне отдельное дерево?, – спокойно спросил Код.
– Смешно тебе. Весело. Считаешь себя самым умным, думаешь, я не понимаю, почему ты собираешь на Умаре весь сброд с Норбы. Даже Трания не принимает, а Умар принимает. На место повелителя метишь.
– Серьезное обвинение. Как понимаю, доказательств опять нет.
– Если б у меня были доказательства, ты бы уже болтался на виселице.
– Пройдемся.
– Ну пройдемся, – снова поморщил носом Ториен.
Вместе они пошли к лагерю по огненной дороге. Кодриан сказал:
– Не ищи врагов там, где их нет. После твоего последнего визита на Умар двое золотых попросили разрешения вызвать тебя на бой, чтобы защитить свою честь. Повелитель Дориан Агиб отказал.
– Все правильно. Меня вновь и вновь восхищает мудрость отца: какая там может быть честь?! Нечего там защищать.
– Только золотые смогут справиться с Герольдом. Никто не просит любить их. Пойми, мы были воинами своей империи и исполняли долг, а оказались проклятыми и потомками, и богами. Судьба жестоко подставила нас. Сильно не старайся: этого наказания уже довольно.
– Башкой что ли где-то ударился? Вздумал искать у меня сочувствия. Так и быть, я же добрый: встань на колени, вылежи мне сапоги, и я буду «пинать» тебя через раз, – сказав это Ториен остановился, и выставил вперед левую ногу.
Кодриан мотнул головой, глаза его как были серыми, так и остались серыми. Он было открыл рот, чтобы в свою очередь парировать оппоненту в духе завязавшегося диалога и возможно даже позволить колкость про зависимость Новой Валии от Умара и растранжиренном золоте, но сдержался. Промолчал. От невысказанного раздражения его губы нервно вздрогнули, заведенные за спиной руки побелели от того, как сильно были сжаты.
– О-то-то, сдаешь потихоньку, – сказал Ториен, про себя подумав, что много раз так говорил, а результата как не было, так и нет. Будучи по натуре оптимистом, он решил не сдаваться и в этот раз, – клянусь богами, ты бездонный как старая шлюха. Столько дерьма в тебя вылил, когда уже через край-то польется? Жрешь ты его, что ли? И почему меня встречает унылая помойка, а не самый желанный гость? Где мой отец, недоразумение?
После небольшой паузы Кодриан спокойно ответил:
– Задержался на Умаре. Скоро прибудет.
Снова загудели трубы. Не отрывая плотоядного взгляда от второго сокровища Умара, Ториен прикусил нижнюю губу, оглянулся, в глазах взпыхнул шальной огонек, а потом задумчиво протянул:
– Так все-таки…один прибыл, без прикрытия? Такого шанса может больше не случится.
– Он не поверит, – спокойно ответил Кодриан, верно уловив в какую опасную сторону уходит эта «милейшая» беседа. При всех своих способностях и высоком положении в мире потомков под названием Умар, здесь и сейчас его прикрывала фраза «он не поверит».
Ториен рассуждал вслух: – Пытался убить меня, я защищался. Поверит, если будут следы твоей силы. А они непременно появятся – ты же сам учил…
Не закончив фразу, повелитель Новой Валии начал действовать. Ноги Кодриана Фогэстини оторвались от благодатного мира серебряных лесов. Его шею сжимала невидимая глазу удавка, лицо стало багровым, рот судорожно открывался в безуспешных попытках вдохнуть воздух, а руками он старался сорвать с шеи «веревку», прекрасно понимая – есть только один способ избавиться от этой удавки – не сопротивляться силой, не пускать в ход свои способности и то очень ненадежный способ. Увлекшись ролью раздающего возмездие сокровища, Ториен легко мог забыться и забыть об опасности вызвать гнев приемного отца и вызвать на Новую Валию неприятные последствия. Если же попытаться освободиться силой – считай всё, конец, в следующее же мгновение шея будет переломана, потому что от попытки освободиться останется след силы и Ториен предъявит его как доказательство нападения на него.
Желание жить в ситуации, когда горло сжимает чужая сила, непреодолимо. Сокровища инстинктивно начинают защищаться силой, управлять этим процессом в предсмертном состоянии крайне сложно даже для таких опытных сокровищ как Кодриан Фогэстини, другое дело, что в какой-то безвозратный момент вместе с жизненным силами уходит и дарованные богами силы и ничего уже сделать нельзя. В голове крутилась фраза: «не выдержу, не выдержу, не выдержу», перед глазами удушье разрисовывало черными красками пятна, сливающимися в одну, огромную пропасть, которую еще никто не миновал и из которой еще никто не вылез и пропасть эта становилась всё ближе. Еще одно сокровище, попавшее в этот злой момент под раздачу возмездия, был капитан Дрон Плата, который точно также болтался в воздухе, точно также пытался руками сорвать удавку и точно также пока сдерживался пускать в ход силу.
Ториен глядел на задыхающихся сокровищ и только тогда всерьез подумал: может и правда придушить?! По-быстрому, – и пока взвешивал в голове возможные последствия этого поступка, дал несчастным гостям своего мира сделать пару вдохов и снова придавил. Безупречный Код допустил ошибку: привыкнув к стабильному нетерпению и ровной ненависти, у него сложилось ложное чувство безопасности перед Ториеном Мобэдони: бубнит, бубнит, ничего он не сделает великому господину железяке. Это ошибочное чувство позволило оставить охрану в лагере и самое главное – отказаться от охраны приставленных Дорианом Агибом теней. Как странно – ведь сам часто говорил – чувства – это для женщин, для сокровищ – только холодный расчет и фраза «всего не предусмотреть» – утешение для покойников. Тесный мир силы знает нехитрую тайну: господин железяка поеживается от огня: обязательное для второго сокровища, что сам себе прописал в надрыве самобичевания, исполнит, но отдельно огня Вирога искать не будет. Вместе с тенями поймать сбежавшее сокровище, осмотреть башню, отточить действия в случае нежданного появления небытии или другого сокровища силы – это еще терпимо, но постоянное присутствие теней для него, если и не смерти подобно, то где-то в этом диапазоне неприятностей. Как, впрочем, и для большинства, только ведь от сокровищ силы ждут близкого отношения с огнем. Ну да боги простят. Все на руку. Удивленный собственной смелостью молодой повелитель Новой Валии по-мальчишески испуганно огляделся по сторонам – не видит ли кто как корчится от удушья его старый враг? Всё происходящее на подступах к лагерю было спрятано за иллюзией морозной дымки и поскольку это была его, повелителя иллюзия – никто из нововвалийских сокровищ не осмелился ее развеять. Они остались один на один. Капитан Дрон Плата в сегодняшней расправе фигура случайная и лишняя, за ним не числилось особых «заслуг», чтобы рисковать и отправлять в миры иные «срочным» посланием. Ториен перенес того в лес за озеро, прибил обе ладони кинжалом к дереву и надел на ноги магнитные браслеты, так что потомок древнего рода Первой Лоргии остался без своих способностей. Другого бы точно местные хищники сожрали, но Плата очень живучи, а в случае с капитаном, чтобы он умер – его надо убить. Другого варианта открыть для него двери другого мира нет. Не сильно беспокоясь о судьбе господина Плата, точнее совсем не беспокоясь, Ториен отбросил второе сокровище Умара к дереву, на котором обещал повесить и не находя решимости для последнего шага, решил подогреть себя словами: – Знаешь, что самое пугающее в смерти?, – спросил Ториен и услышал в ответил хрипы: – Не делай этого…ааа…ээээ…, – лицо Кодриана стало багрово-синим и до логического конца оставалось совсем недолго. Не имея привычки убивать и видеть смерть слишком часто, чтобы хоть как-то осознать и привыкнуть к этой пугающей энергии, он продолжил свой монолог: – Это когда когда прилетаешь пожрать мяса, посмотреть на свежих девок, а вместо этого случайно умираешь. Неожиданность пугает, кажется остается куча незавершенных дел, которые без тебя никак не завершатся.
Под серебряной сосной бывший палач силы стоял на коленях, держался за горло и покорно уходил из этого мира. Жизнь утекала из него. Ториен услышал голос силы, который тоже можно было принять за след силы и покончить с мучениями господина Фогэстини. В последнем послании он говорил все также раздражающе выверенно и спокойно: – Нет. Страшно умирать, когда и не жил. Бессмысленно, тупо. Когда жизнь полна смыслом и благом своего народа – смерть лишь продолжение жизни. Мой огонь не загасят даже боги, потому что это огонь души и пройдя множество судеб я узнал бессмертие в смерти и возрождении. Пусть отец будет тобой доволен. Защищайся.
В полуметре от ног повелителя Ториена Мобэдони появилась небольшая в диаметре, но довольно глубокая воронка, в воздух полетел разбитый в крошку камень. То, что бывший палач силы обладает небывалой скоростью силы хорошо известно его давнему неприятелю – разве что повелитель Ториен был уверен, что знает насколько быстрым может быть Кодриан Фогэстини. Насколько быстрым вообще можно быть в состоянии удушья. Ториен успел только прикрыть себя силой от полетевших во все сороны от воронки камней и подумал, что момент удара пропустил и еще отчетливо понял – какая это глупость – хоть тысячи следов тут останется – Дориан Агиб не поверит в нападение. Не поверит, потому что эта умная псина никогда не жаловался отцу на приемного сына – а при некотором интересе, после очередного скандала с другими золотыми Умара ограничивался фразами вроде «повелитель Ториен бывает резок в суждениях». Не поверит. И свидетелей нет и быть не может. За убийство золотого придется отвечать, в этом деле Дориан Агиб не сделает поблажки для приемного сына – ни для кого не сделает – даже для другого Агиба. А отвечать не хотелось – ох как не хотелось. После того, как его сокровище без везкой причины переломало силой ноги двум золотым, а Новая Валия отказалось его выдать для суда, Умар закрыл проход между мирами на десять долгих периодов. Такая тоска настала – скукотища, а временами еще и поголодать пришлось.
Невидимая хватка ослабла и рассеялась, горло второго сокровища ничто не сжимало. Кодриан уперся правой рукой в снег, а левую руку приложил к груди и через нее всасывал жизненные силы от находившихся поблизости животных. Ни хилами, ни людей трогать не стал, хотя выглядел паршиво и в жизненной суриде нуждался: вдыхал он с трудом, с громким нездоровым хрипом, в горле что-то мешало продвижению воздуха.
– Что случилось?!, – раздался позади повелителя знакомый голос. Через завесу силы прошел Дасти Гоуф. Тихий, неприметный спутник повелителя Новой Валии. Из всего, большей частью взбалмашного окружения, служивший естественным противовесом этой взбалмашности. Чтобы вся система, гордо назвавшаяся империей могла существовать кто-то должен уметь вести переговоры с сокровищами Умара, подсчитывать запасы и соизмерять их с потребностями, кто-то должен определять пути развития и решать более прозаичные дела. Сами нововвалийские сокровища иногда называют его занудой, мозгоедом, умарским доносчиком и подлизой, бухтилой, приставалой, «самым умным что ли», умником, тоскуном, папочкой, кислятиной и прочими словами в зависимости от настроения и объема выданной работы и если б не протекция повелителя и куча дарованных обязанностей, то возможно, кое-кто и побил бы Дасти Гоуфа, ну или попытался побить, ибо обладатель дружественного, легкого и разумного нрава вполне регулярно практикует кулачный бой. Дабы удержать буйную энергию молодых нововаллийских сокровищ не только в рамках верности империи и повелителю, потому что эти рамки очень уж широки, но и в рамках благоразумия и необходимости легкого интеллектуального труда, Дасти Гоуф – фактически по обязанностям второе сокровище Новой Валии собрал возле себя не безразличных к настоящему и будущему империи потомков. Не только сокровищ и даже поговаривают, да простят боги – несколько управляющих должностей отдал женщинам. Всё, что нужно структурировать, собрать, организовать, продумать, сделать, обустроить, вникнуть в мелочи, найти ошибку и переделать – всё это легло на крепкие плечи таинственного сокровища с примесью новоамириской крови. Поговаривают и не без основания поговаривают, будто бы отец господина Гоуфа сидит в совете Умара и крепко-накрепко женат, а в таком положении внебрачный сын – дело не просто для пересудов, а для очень серьезных проблем. Признаться, госпожи Первой Лоргии за такой трюк частенько давят на своих мужей и те под натиском благородных жен мягко вытаскивают насиженные кресла из-по неверных задниц и если вы никогда не встречались с женской солидарностью, то летите на Умар и неприменно встретитесь. И чтобы избежать семейного скандала придумываются новые имена Второй Лоргии. Хвала богам, там такая неразбериха, никто и не заметит парочки новых имен. Так, во время постройки первых домов в мире серебряных лесов появился двенадцатое сокровище Второй Лоргии без объявленных родителей. оявился и как-то легко и быстро был приближен повелителем к власти.
Быстро поняв, что тут произошло Дасти Гоуф с ужасом перевел взгляд с Кодриана на повелителя, мотнул головой, как бы не веря в происходящее и собственно выразил это в словах: – Не верится…как можно…, – потом не стесняясь «глотнул» из потомков лагеря жизненной силы и направил раненому Кодриану. Мерцающие, золотистые нити, видимые только зрению силы тянулись и окутывали и питали и заживляли раны и через пару вдохов исчезли хрипы.
– Даже Герольд не пытает сокровищ!, – возмущенно сказал Дасти и развернулся к повелителю, чтобы слышать ответ и при этом видеть его глаза.
– Сам может быть – нет, у него для этого палачи имеются. Вон, как раз, один из них корчится.
Господин Дасти Гоуф быстрым шагом подошел ближе и пользуясь дружеским расположением горячо и не сдержанно заявил: – Тебя отец видимо не учил, что нельзя пытать гостей и… что за это может быть. Наказание неизбежно, – и закрыв на мгновение глаза, в отчаянии мотнул головой и сказал: – Будет лучше, если мы расскажем сами. Какой позор! В Новой Валии пытают гостей! Ториен, мне пора учиться рыдать до соплей. Что ты вытворяешь?
– Хватит. Мы знаем кто это! Знаем, что он учавствовал в похищении Норы Изэльды, знаем, что до сих пор верен Герольду и исправно доносит последние новости.
– Ты не правильно произносишь слово «знаем» – надо говорить «я, один-единственный, ненавидящий железяку предполагаю виновность так давно, что начал верить».
– А ведь когда-то и ты верил?!, – сказал повелитель и они обменялись многозначительным взглядом.
– Ни одного прямого доказательства, Тор. Ни одного.
– Мое чутье и есть доказательство и не называй меня так, – недовольно парировал Ториен и счел разговор оконченным. Не желая признавать вину и прислушиваться к голосу разума, который на разные голоса уже тысячу раз трещал про какие-то там доказательства, он прошел сквозь свою же иллюзию и остановился, разглядывая горящий разными огнями ночной лагерь и прислушивался к голосам и разговорам. Встречавшие его потомки склонили головы и Арго Сурба, который было хотел подойти и в заполнить затянувшуюся паузу коротким докладом о делах в лагере и подготовке к охоте, был остановлен жестом руки. Ториен велел всем подниматься в лагерь.
Оставшись как есть, господин Дасти Гоуф прокрутил в голове варианты развития событий – во-первых, надо решить говорить или не говорить о случившемся? Трудно промолчать, когда сам не раз упрекал Умар в скрытности. Промолчать означает лишиться морального преимущества чистоты Новой Валии перед могущественным соседом, а у этого соседа многоходовые ходы в борьбе за господство на любых полях. Средства повелитель Умара порой выбирает из разряда «чистыми только рождаются».
– Мне жаль, – сбросив мимолетную задумчивость, сказал Дасти Гоуф, приложил руку к груди и развернулся к помятому второму сокровищу Умар, – от имени…, – запнулся Дасти. Железяка стоял на своих двоих и привычным выражением лица и привычным взглядом смотрел на него, – от имени Новой Валии в моем лице прими извинения и позволь самим рассказать всё повелителю, – с холодком закончил господин Гоуф. Не испытывая личной неприязни, он все-таки счел нужным показать, что находиться на стороне хозяина этого мира и по-другому и быть не может.
– О чем?, – спросил железяка и не сильно интересуясь ответом, прошелся по глубокому снегу, вышел на тропинку и направился вниз, прочь от лагеря.
– Да ты сам виноват! Почему собраешься замять …это дело? А?! Я скажу: боишься слишком часто напоминать повелителю Умара о прошлых обвинениях. Если говорить слишком часто и слишком долго, то посеянные сомнения будут прорастать всё сильнее. А с чего бояться, если не виновен?
– Если бы убивали только виновных, миры были бы другими, – хрипло ответил Код и добавил, – а что бы ты сделал на моем месте?
– Я никогда не буду на твоем месте! Никогда не использую силу против обычных потомков! И если уж говорить о невозможно, то чувство вины привело бы меня к петле.
– Бы!
– Не цепляйся к словам…или это всё, что тебе осталось?, – ответил в спину уходящему, чуть прихрапывающему сокровищу господин Дасти Гоуф, потер лицо руками и глубоко выдохнул. Определенно в железяке есть нечто вызывающее уважение – этакая стальная сердцевина, столько Агибов пережил! А из ровестников железяки – живых, да в здравом уме – надо еще постараться найти.
– А где капитан Плата?, – крикнул Дасти.
– До лесу прошелся. Скоро выйдет, – не оборачиваясь, в свойственной спокойной манере ответил Кодриан.
Исчезла иллюзия холодной дымки, охрана и сопровождение повелителя поспешили нагнать его. Под трубный гул повелитель Ториен Мобэдони вошел в лагерь и увидел как шевелятся губы Арго Сурба, и вероятно, он что-то говорил, но Ториен ничего не расслышал. Его словно окунули в воду: лица окружающих стали размыты, звуки глухими, зато абсолютно четко была слышна приятная мелодию: укачивающая, убаюкивающая и слова там были незнакомыми, но все равно приятными на слух. В первый момент никто из окружающих не заметил странности, и даже когда Ториен с тревогой начал озираться по сторонам, все решили, что это часть какой-то игры – повелитель Новой Валии любит розыгрыши – не всегда добрые и порой не совсем умные, но беззлобные.
– Что это?, – пробормотал Ториен и неожиданно упал на колени.
Все, кто был рядом и видел стоящего на коленях Ториена в изумлении застыли – понимая, что происхоит что-то выходящее за рамки привычного и скорее всего – страшное, потому что поставить на колени силное сокровище – это из разряда конца сего мира. Правда, потом никто из обычных потомков не вспомнил этого события и даже того, что видел в тот растор повелителя. Так и застыли со стеклянным, посеревшим взглядом кто как стоял или сидел: целый лагерь живых, дыщащих «кукол». Лишь сокровища Вирога сохранили и воспоминания, и возможность думать и двигаться и то далеко не в полной мере.
Со смесью удивления и непонимания глядя на свои ноги, в один момент потерявшие силы и беспомощно обмякшие, Ториен замер, собираясь с духом. Встать. Надо было непременно встать на ноги самому. Нельзя, чтобы золотые Умара видели, как он упал и не смог подняться. Позор! Что это такое? Почему? Далось это тяжело, ноги словно налились свинцом, а сила, которую всегда было с избытком, исчезла. Невиданное дело: как сила могла взять и исчезнуть? Ее вокруг полным полном, ведь буквально только что он использовал ее на двух сокровищах. Вероятно, что-то стало с ним, с Ториеном. Так он думал пока вставал и когда поднялся, чувствуя тяжесть во всем теле, чуть прояснилось зрение и он увидел застывших потомков и нововвалийских сокровищ, спешивших на помощь к своему повелителю. Идти последним было сложно: ноги утопали в каменной породе, как в промерзшем болоте или вроде как в неглубокой яме с глиной. И главное, эта каменная порода стала вязкой и чтобы сделать шаг приходилось прилагать ощутимые для здоровых, молодых мужчин усилия. Другие нововвалийские сокровища быстро потеряли присутствие духа, вопили и визжали и с ужасом пытались содрать с ног вязкий камень и падали на спину и дело шло еще хуже, поскольку они начинали тонуть в этом каменном болоте.
«Я убью его! Раздавлю!», – с небывалой для себя жестокостью подумал Ториен, решив, что всё происходящее дело рук Кодриана Фогэстини, решившего таким образом поквитаться за недоудушие. «Переломаю все кости, гаденыш! Ааааа!», – глаза его посерели от гнева и он развернулся и наткнулся взглядом на Дасти Гоуфа – тот довольно уверенно пробирался к лагерю и что-то пытался объяснить на языке жестов. Отчего-то лица сокровищ стали синюшно-серыми, щеки впали, а на губах Ториен почувствовал вкус крови и когда дотронулся рукой до рта, обнаружил, что нижняя губа потрескалась и рана уходила довольно-таки глубоко. Куда идти и нужно ли было куда-то идти. И что делать когда ничего не можешь сделать и не понимаешь что происходит. И тут ровное и сравнительно бодрое продвижение Дасти Гоуфа оборвалось, он остановился, медленно поднял руки и дотронулся до головы – раз, голова безвольно скатилась налево и катилась бы дальше, если б не шея, два – он руками поставил ее на место, три – голова скатилась направо и Дасти снова поставил ее на место и она снова скатилась, теперь уже назад. Поставив голову на место, он уже не отпускал ее и жалобно, по-щенячьи посмотрел на повелителя.
«Хорошо хоть у меня ничего не отваливается», – с сочувствием подумал Ториен и подошел к Дасти – ну как подошел – между ними оставалась всего ничего, где-то три шага, но эти шаги дались с трудом, приходилось доставать ногу из теплой, каменной жижи и ставить ее обратно в теплую каменную жижу, а идти по этой жиже напролом казалось вообще невозможно. Еще повелитель попытался крикнуть – «Оставайтесь на своих местах» и «Железяка!», но слова увязли в воздухе, что в этой жиже.
– Что это Дасти? Что происходит? Фолк?, – прокричал Ториен и так как они находились недалеко друг от друга, то услышали друг друга.
– Нет. Совсем нельзя «пить». При Фолке можно было. Рядом находится чужой монукени.
– И что делать?, – прошептал Ториен, понимая, что именно к нему бредут за ответом на этот вопрос другие сокровища.
Сокровище Дасти Гоуф будучи на несколько сот лет старше повелителя Новой Валии и опытнее знал ответ, как-то раз ему довелось участвовать в экспедиции, где все сокровища лишились сил и без присутствии другого монукени, впрочем это уже другая история. Кроме того, обладая разумностью и усидчивостью он и слышал и читал хроники о встречах с чужими монукени и знал об этом явлении куда больше, чем можно знать по слухам и домыслам: то есть ровно столько, сколько знают большинство нововвалийских сокровищ. Будучи по уровню развития выше потомков, монукени-боги используют принцип невмешательства в дела смертных – а потомки как ни крути смертны, разница с людьми лишь в количестве отмеренного на жизнь времени.
– Инструкций на этот случай нет. Надо бы позвать Вирога через круг, но на Новой Валии нет круга, а до Умара без своих сил никто не доберется. Остается только ждать. Скорее всего, просто пройдет мимо, если, конечно, это не аналог Фолка.
– И что тогда?
– Тогда…тогда это конец, – с иронией отозвался Кодриан, который таки дошагал до лагеря для того, чтобы помочь нововвалийским сокровищам, – в Валии есть плесень, вызывающая галлюцинации. Может это галлюцинации?, – предположил он.
– Нет. Там всё по-другому, – коротко и грустно ответил Дасти, обмяк, как кукла на веревках, и медленно опустился на снег, аккуратно придерживая голову. Сил подняться у него не было, он смотрел на звезды и рассуждал вслух, но не очень громко, так что некоторые слова не долетали до ушей двух сильных сокровищ: – Монукени-разум, творческое начало и суть, как всякий разум отвергает насилие и вмешательство через принуждение, как стоящий выше на ступени разума и сознания он с уважением относятся к любым существам, в том числе более простым, обладающим плотным телом. Как источник сверхпроводимости сокровищ, чужой монукени обладает иными данными – наши способности, настроенные на одни частоты заглушаются чужим мощным источником энергии и случается то, что случается с любым примитивным прибором – мы «перегораем».
– Что с ним…с ними теперь делать…, – растерянно спросил повелитель больше сам себя, чем кого-то конретно, оглядываясь на сокровищ. На ногах смогли удержаться только они с господином «железякой» – остальные либо покорно повалились в снег и оставались там лежать, либо продолжали двигаться к Ториену ползком. «Бред какой-то», – с раздражением подумал он и вдруг случилось! Его силы вернулись – ну все равно, что вернули назад волшебную палочку. По телу, по невидимым энергетическим канальцам побежали жизненные соки, потекло по проторенным путям привычное ощущение всемогущества. Оглядев зрением силы ближайщие территории, он ожидаемо не увидел ничего необычного, зато вернувшаяся чувствительность к чужой силе через примерзкое ощущение страха ясно давала понять – кто бы не закатился в его мир без спроса, он еще здесь. И очень близко. Чужой монукени не растекался, не растворялся сознанием – что было бы весьма невежливо и даже, можно сказать, грубо с его стороны, потому что тут бывают свои монукени, место занято – чужой монукени чувствовался зависшим недалеко от поверхности Новой Валии клубком чужих, грозных и очень опасных энергий. Своей сущностью опасных для обитателей этого мира. И надо бы намекнуть, что остановка затянулась и пора двигаться дальше.
– Не делай этого. Пусть сам уйдет, – сказал Кодриан.
Повелитель Ториен Мобэдони проверил на месте ли пояс-хилами и решил быть героем. Монукени не заставляли прогонять чужих монукени – об этом речи нигде и никогда не заходило и остается вопросом – есть ли между монукени соперничество? Вот среди своих монукени – Вирога, Васика, Фолка и прочих богов, потомки наблюдают равенство с некоторой более активной ролью лидера у монукени Вирога. По косвенным признакам понятно, что из-за опытов над душами, не все монукени довольны Фолком, но прямого столкновения не было ну или потомки этого не видели и не знают, а это все равно что не было. Ториен сжал зубы, стараясь собраться решимостью для последнего рывка и так как это не помогло, разжал зубы и просто сделал то, на что решился, в каждый момент ожидая расправы и возмездия от незнакомого монукени-бога – прекрасные ночные небеса Новой Валии вспыхнули синей сетью молний, от крупных электрических жил тянулись более тонкие и мелкие, небо расцвело электрическими деревцами могущества и силы, а потом над притихшей долиной грянул гром такой силы, что сам Ториен от неожиданности вздрогнул и уставился на Фогэстини – не заметил ли этого «железяка»? За первым ударом, последовал второй и третий и повелитель дал двадцатой силе развернуться – если кто в округе был живой, в сознании и мог двигаться, то старался спрятаться где угодно – иериходриевые бизоны, выведенные и привезенные с Умара от страха загудели, созывая других бизонов собраться в группу и сразиться с невидимым до селе врагом, с предгорья к озеру, словно снежный обвал ринулись антилопы – прикормленные для охоты, они бежали к озеру, а оттуда дальше и дальше в лес. Электрические деревья в небе начали давать плоды – розоватые и желтые круглые «снаряды», называемые шаровыми молниями – небо сияло небывалым праздником и вся эта прелесть с легким усилием повелителя Ториена Мобэдони полетела в то место, где чувствовался чужой монукени. Молнии летели в монукени и пролетали мимо без какой-либо реакции и это вызывало внутреннее неудобство – потому что когда Ториен отправляет во врага оружие, враг должен как-то пострадать, а если останется жить, то как-то отреагировать – позорно сбежать, почетно сдаться или сопротивляться и хотя малейшее понимание о том, что монукени не имеют физического тела у повелителя имеется, все же неудобство было.
– Он не убьет нас, – сказал Кодриан «железяка».
– Тебе-то откуда знать о чем думает бог, тупая ты банка с потрохами?
– Если бы я знал как думает бог, то был бы богом, если бы бог думал как Ториен Мобэдони, то был бы Ториеном Мобэдони.
– Одного понять не могу – как такая назойливая сопля с замашками умника смогла прожить так долго…при чем тут мысли – главное оружие! Любые виды оружия и возможностей.
Господин Жлезяка иронично приподнял бровь, выдержал задумчивую паузу, пока хозяин этого мира продолжал настойчиво атаковать невидимого, несуществующего в физическом мире монукени-бога, и все-таки высказался: – Действительно, зачем свободной Валии мысли, так ведь можно задуматься и проголодаться, охраняя совершенно безмысленные перед нынешней угрозой снаряды.
Есть события, которые поворачивают жизнь в другое русло, события, которые оставляют отпечаток в истории миров и в книгу времен занесены большими буквами и они неприменно сотрутся, чтобы быть написанными вновь, но сотрутся последними. Эти события нельзя предвидеть, к ним невозможно подготовиться. Воля тех, у кого много имен, но чаще всего мы называем это судьбой. На небе, высоко-высоко вспыхнула ярко-красная точка и разрослась так быстро, что казалось взорвалась. Все небо запылало алым пламенем, на котором вскоре серой тенью проступили черты женского лица. В Новую Валию пожаловала сама Альмахатери в одном из прекраснейших, в розсском обличии. Ее лик был виден всего пару мгновений, а следом на Валию обрушился красивейший звездопад. И звездам не было числа, не было счету, настоящий водопад из звезд, в котором затерялись все молнии и стихли звуки взрывов.
– Женщина -монукени, – выдохнул Ториен.
– У монукени нет пола, монукени выбрал такой образ, чтобы мы представляли так. Вероятно, чтобы не боялись и не нападали.
– Ты же не знаешь, как думают боги, – ехидно заметил Ториен.
– Зато боги знают, как думаем мы.
Одна из падающих звезд взорвалась над озером, от нее в стороны пошла мягкая, видимая обычному глаза волна, словно камень упал на водную гладь. Двое сильных сокровищ поставили стену силы над лагерем, которая должна была выдержать нападение другого двадатого сокровища. Волна прошла сквозь стену, сквозь сокровищ, и поплыла лиловым кругом дальше. Ощутимого вреда волна не принесла, хотя кто знает что там будет дальше. В то же время от озера к лагерю поплыл красный, плотный туман и теперь это было целенаправленное движение, туман не распылялся, не отклонялся, полз ровно к двум удержавшимся на ногах и в сознании представителям этого мира.
Чуть приподнявшись на локтях Дасти Гоуф испуганно сказал: – Уходите! Перенесите себя в другое место! Брось нас, спасайся!
– Сокровие Вирога не побежит от чужого монукени, не опозорит себя и имя своих богов и не бросит друзей и братьев по душе своей в опасности, – шепотом ответил Ториен, заложил руки за спину и напряженно вглядываясь в ползущий огромным, красным змеем туман, выпрямился.
Пропустив всякие речи, то же сделал Кодриан железяка, он заложил руки за спину – против этого противника мечи будут бессильны, хотя признаться вырабатанная многими жизнями привычка звала достать меч из ножен и что-нибудь метнуть в приближающееся нечто, не понятно что, от которого можно было ждать чего угодно и стараясь сохранять ясность ума и оценивать ситуацию по ситуации, все-таки было сложно оставаться беспристрастным и ожидать чего-то хорошего. Остальным сокровищам Вирога это давалось еще сложней. А некоторым и вовсе не давалось, и проявив слабость духа, двое сокровищ вопя от страха, попытались ползти от приближающегося тумана.
Переливаясь всеми оттенками красного цвета с золотыми искрами туман остановился напротив Ториена и Кодриана, вытянулся в рост трех взрослых потомков, словно разглядывая этих двоих свысока, потом медленно опустился до их уровня и пусть не было видно ни глаз, ни ноздрей, ни прочих весьма понятных признаков разумного существа – разум в тумане был и все, кто его видел, чувствовали это и как бы их не пытались потом убедить или разубедить, поклялись бы самой страшной клятвой – разум там был. Когда не хватает опыта и разума, уместно положиться на чувства. Туман мягко колыхался и слегка вибрировал; протянувшись от озера до лагеря огромным змеем недолго оставался на месте и вдруг начал плавно двигаться назад. При этом на снегу и на камнях остался красный, переливаюийся блеском след. Оставаясь в недоумении сокровища Вирога смотрели как сдав позиции совсем ненамного, туман остановился. Он «смотрел» на потомков, потомки смотрели на него и было ясно, что контакт не заладился, потому что не понятно почему эта штуковина сначала приблизилась, потом поползла назад. Вероятно, и туман чего-то не понимал в отношении этих существ в физическом обличии и видимо не отличался терпением: он вытянулся кнутом и ударом обрушился на Новую Валию. С ближайших сосен осыпался снег, двое сокровищ удержались на ногах и гордо, чуть испуганно посмотрели в «глаза» туману и выпрямились, ожидая неизвестно чего. Повелитель Ториен не удержался и, материализовав из металла секиру высотой с двух потомков, принялся «кромсать» туман. Это выглядело странно. Секира рубила сверху, с боков, снизу через снег и, естественно, не причиняла туману никакого вреда. Господин Второе сокровище Умара закрыл глаза, поморщил лоб, иронично качнул головой и открыл глаза, чтобы встретить ответную реакцию тумана такой, какая бы она ни была. Туман некоторое время наблюдал на это спокойно. И остальные сокровища тоже наблюдали спокойно, пока Дасти Гоуф не прикрикнул: – Прекрати! Ты разозлишь его?
– Как можно разозлить, если даже разрубить не получается?! А?
– Ну всё равно. Не надо…., – неуверенно ответил Дасти Гоуф и секира исчезла.
Вблиз лагеря повисла напряженная тишина. Сокровища смотрели на туман, из неведомых сгущений красного воздуха неведомое смотрело на сокровищ. И тут снова – бах! Туман вытянулся и снова ударил по прекрасному миру серебряных лесов. Снег осыпался уже с более дальних сосен. Сокровищ качнуло и, только когда вибрации стихли, они смогли выпрямиться. Туман снова замер.
– Он что-то хочет от нас, – догадался Кодриан, – только вот что?
– Что можно хотеть, если нет ни желудка, ни члена?, – спросил Ториен.
– Примитивные желания, – парировал Кодриан.
– Какие уж есть! А ну да – железяка любит что-нибудь более изысканное – утопить руки в невинной крови. Признайся, поэтому у тебя за жизнь всего одна женщина – ты …
– Боги! Да что вы несете – у нас тут контакт бога с безмозглыми. Примиритесь …на время. Стыдно! Между прочим вы сейчас говорите от лица всей цивилизации, – простонал Дасти Гоуф.
– Он хочет, чтобы мы шли за ним, – задумчиво протянул Кодриан.
– А о чем, по-твоему, надо говорить от лица всей цивилизации?, – спросил повелитель Новой Валии.
– Не знаю…, – после паузы ответил Дасти Гоуф, – может имеет смысл просто помолчать.
На этом обсуждение контакта двух миров оборвалось третьим ударом тумана по Новой Валии. Удар был сильнее предыдущего и хотя сокровища удержались на ногах, в ушах довольно долго звенел звук вибрации. Стало понятно, что удары будут нарастать по силе. Когда в ушах перестало звенеть, а у кого-то еще и не перестало звенеть, Кодриан Фогэстини пошел по оставленному красному следу за туманом. Идти было тяжело: физически тяжело поднимать ногу, переставлять ее, опираться и далее тот же алгоритм действий проделывать на другую ногу, хотя с появлением тумана ноги перестали утопать в камне. Чтобы облегчить путь и уменьшить давление, оказываемое присутствием чужого монукени, Кодриан начал выравнивать давление вокруг себя и заметил, что силы хоть и вернулись, но всё ни как всегда, всё как-то по-другому, словно любимое блюдо, которое много человеческих жизней подряд готовил один и тот же повар, приготовил другой повар – все тот же пирог, да не тот. Примерно такие ощущения были у обоих сильных сокровищ, но размышлять над этим, смаковать свои чувства и ощущении было некогда – работает и на том хорошо. И когда господин железяка воспользовался своими возможностями и обычным шагом пошел за туманом, повелитель Новой Валии в спину недовольно протянул: – Эээээ…, – и проделав то же самое, пошел следом.
– Может, пусть один идет?, – с сомнением прошептал Дасти Гоуф и так как после этих слов, шея его снова не удержала вес головы, перекатился на бок, вглядываясь в спины уходящих сокровищ.
Сокровища еще не дошли до тумана, как он мягко и быстро откатился вниз по тому пути, по которому поднимался, оставив за собой красный, мерцающий след и половину пути прошли довольно быстро и легко. Туман вел себя спокойно и совершенно понятно, что именно этого хотел добиться от двух сильных сокровищ, в настоящий момент времени присутствующих в этом обитаемом мире. Надо ли говорить, как Ториена волновал вопрос: Зачем? Будучи от природы нетерпеливым, он выстроил в голове кучу вариантов, один другого неправдоподобней. А Кодриан ничего не выстраивал, он внимательно наблюдал, как мягко дышит туман, как даже в покое вздымается и опускается красная дымка, как сыплются на Новую Валию звезды и ни один ранее видимый салют или иллюзия не сравнятся с этим зрелищем, по той простой причине – что и боги потомков, и сами потомки сделали бы всё по-другому. Здесь присутствует другая логика, в целом пока понятная и всё же другая. Если до этого туман вел их по каменному, проложенному пути, то отмерив примерно половину, двинулся через лес: ни ног, ни тела у него нет, так что любая местность доступна для передвижения. А это местечко еще такое противное – там имеется подмытое водами неглубокое, но широкое по площади углубление и так как погода в этих местах с холодцей, то при небольших, коротких оттепелях, да потеплениях серебряные иголки гниют медленно. Вот это углубление набилось иголками и под слоем толстого льда, иголки смешаны с подтаявшим льдом – у озера немного теплее, чем выше, у лагеря. Двое сокровищ ступили на лед и присмотревшись, нашли его пригодным для передвижения.
– Идем как на убой, – прошептал Ториен себе под нос, но так чтобы его спутник слышал, – может нас в жертву хотят принести.
– Возможно, – спокойно ответил железяка.
– Возможно, – со злостью повторил Ториен, – ну тебе не привыкать, а я жертвой не буду.
Повелитель Новой Валии на ходу достал меч, размахнулся и пару раз рассек воздух перед собой. Неожиданно туман резко приблизился к ним, раздался протяжный звук, который можно сравнить с долгим выдохом какого-нибудь гиганта. Сокровища оказались внутри тумана и едва разичали друг друга в красной, светящейся дымке. Оружие в руках Ториена стало таять, таять, как замороженный сок с ягодами на жаре. Он отбросил меч и обнаружил, что кинжал его на поясе тоже капает на лед жидкими, металлическими каплями-слезами. Потеря личного оружия, подаренного повелителем империи Умар по случаю восхождения на трон Новой Валии, разозлила Ториена и глаза его стали светло-серыми, и он «топнул» со всеми силами, что имелись по туману. От центра, где стоял Ториен, в стороны пошла волна – и она была что шепот и на трех шагах от него разраслась до бури и все деревья от озера до лагеря полегли вместе с корнями, а другие стояли разломанные. Волна пошла и дальше, сил было приложено не мало и туман, защитив сокровищ и потомков в лагере, начал гасить волну и мягко свел на нет на расстоянии пути в треть растора. Прислушиваясь к крикам со стороны лагеря, двое сокровищ силы переглянулись и Кодриан снял меч и кинжал и сделал пару шагов в сторону.
– Сам снял оружие, – презрительно фыркнул Ториен и тут что-то хрустнуло. Внизу, подо льдом что-то хрустело и лед треснул и повелитель Ториен провалился в аккуратно вырезанную, круглую прорубь. Утонуть в этом месте сложно, надо будет сильно постараться, чтобы утонуть. Вода доходила молодому повелителю чуть выше пояса и зло глядя на подавшего руку помощи Кодриана Фогэстини он процедил: – Обойдусь!
Ториен попытался подтянуться на руках, опираясь на края проруби и нашел, что выбраться из ямы со льдом и иголками в мокрой одежде совсем не просто. Да свидетели боги – он лучше б остался здесь на совсем, чем принял помощь от давнего врага. Глядя сверху вниз, как терпит неудачи повелитель Новой Валии, Кодриан Фогэстини вдруг сказал: – Кажется, они пытаются говорить со мной?
– Кто?, – хрипло спросил Ториен и хлюпнулся обратно, чувствуя как иголки забились в сапоги и это было куда более неприятно, чем мокрый холод.
– Туман – это не сам монукени. Это вроде теней Вирога – спутники и приближенные монукени, добровольно пришедшие на службу свободные души. Их много в тумане. Я слышу в себе их мысли – они говорят со мной, вызывая понятные образы. Их беспокоит твоя враждебность, они говорят, что никому не причинят зла, говорят, что теперь когда мы поняли, что нас зовут – можем отказаться и остаться здесь или вернуться к лагерю.
– Чего они хотят?
– Они не могут сказать. Если хотим узнать, надо спуститься до озера.
– Да, – неопределенно сказал Ториен, сменив сарказм на иронию и желание, чтобы гости поскорей свалили туда, откуда прибыли. Пусть другим загадывают свои странные загадки, морочат голову, насылают туманы. На пару мгновений закрыв глаза, подобрав остатки сил в кучку, Ториен рывком все-таки поднялся надо льдом, развернулся и сел на край проруби, тут еще сделал пару долгих, глубоких, согревающих вдохов и поднялся на ноги.
– Пошли, – сказал он и перед тем, как пойти, вгляделся в посеревшее лицо второго сокровища Умара и добавил: – Ты как будто уже и сдох.
Кожа сокровища стала сине-серой, губы потрескались и посинели, щеки впали, тело высохло и одежда казалась на пару размеров больше.
– Ты сейчас такой же, – ответил Кодриан.
– «Чудные» гости пожаловали в мир серебряных лесов: повелитель без меча и как обоссался, – ворчал Ториен, двигаясь вниз по красной полосе. С одежды его, ниже пояса стекала вода и еще шагов десять он не чувствовал своих сил и только потом высушил одежду и вынул из сапог колючие иголки. Сокровища шли в тумане по оставленному ранее красному следу и хотя не видели озера, по подсчетам находились совсем близко и должны были вот-вот добраться до воды, как неожиданно резко снова стало тяжело идти. Да еще как тяжело! Каждый шаг можно было смело приравнять к подвигу. Они поднимали свои ноги с таким трудом, словно это – чужие ноги, да еще налитые тяжелейшим металлом. Перед тем как сделать шаг Ториен весь «собирался» в комок, напрягался так, что становились видны вены на шее, а на лице вскоре полопались капилляры, и он стал не только весь синий, но и в красную крапинку. Глаза от давления у обоих налились кровью и если б не зрение силы, дальше бы продвигались на ощупь. Господин железяка уже терял зрение, а как-то даже глаз и уверил повелителя Новой Валии, что пока ничего страшного не случилось, главное, что б зубы на месте остались. Зубы у потомков не отрастают.
– Зубы у потомков не отрастают, – сказал он и пропал. Совершенно беззвучно исчез. Ториен обернулся и позвал второе сокровище по имени, в тот момент гибель его старого врага была нежелательной и исчезновение тоже не желательным, потому что он остался совсем один в красном тумане, на красной дорожке наедине с полной неизвестностью и по детски простонав: – Ну что это такое?! Не хочу больше идти, – рухнул на промерзший песок, решив больше никуда не идти. Сколько он так просидел – время на безвременье – когда он позже вспоминал эти мгновения, то иногда ему казалось, что просидел так полрастора, а иногда, будто и пары вдохов не прошло. В голове Ториена зазвучала музыка и мысли и это были не его мысли и музыка не знакомая. Такая размеренная, ясная, навязчивая, словно ему в голову поместили целый оркестр в мягких тапочках. Это была колыбельная, которую во второй он услышал много лет спустя на Риспе, а тогда просто понял, что отсидеться не получится. Пока гостья не получит зачем пришла, не уйдет. Зараза! Привязалась! И он пошел снова: поднялся на ноги, шагнул и утонул ногой по щиколотку. Особенно тяжелы были первые шаги, когда он «увязал» по колено. Ему очень хотелось сделать две вещи: упасть и пить. Его походная фляга висела на поясе, но с руками были те же проблемы, что и с ногами. Поэтому он берег силы, упрямо шел вперед и терпел жажду. А какой у него был взгляд! Неочищенная, не облагороженная, сырая воля к жизни. Ториен не шептал призывы к Вирогу, он говорил с Альмахатери, срываясь на проклятия:
– Что тебе надо? Зачем ты зовешь меня туда? А если я сделаю, ты уйдешь? Будь ты проклята, будьте вы все прокляты! Ааа!, – делал шаг и снова рассыпался в проклятиях и ругани.
Десять шагов, одиннадцать, двенадцать, где-то на тридцатом ему стало легче передвигаться: и шаги давались легче, и ноги почти не проваливались в тропинку. Выбравшись со склона, где имелось естественное углубление, заполненное льдом и иголками, он спустился к небольшому холму и шел по песку. След от тумана стал прозрачным и тут где-то недалеко послышались шаги: такие же тяжелые шаги по песку.
– Код? Ты?!, – крикнул Ториен.
– Да, повелитель.
– Черти Фолка, я рад, что ты жив.
– Жив? Это сейчас спорное утверждение, повелитель. Возможно, мы оба мертвы.
– Как это?!, – удивился Ториен и догадался, – Спятил. Стой на месте, сейчас найду тебя.
– Не ходи, я сам заблудился. Потерял это красный след…он побледнел и вовсе исчез.
Ториен остановился. Красный след на песке оборвался. Куда дальше идти не понятно. В двух шагах от него плескалось озеро, над которым повис красный туман и все бы ничего только озеро посреди зимнего леса не должно было плескаться. Он подошел ближе, присел и потрогал воду – вода была холодной, и стал виден лед на небольшом расстоянии от берега, то есть по какой-то причине озеро подтаяло у берега за довольно короткий промежуток времени.
– И что теперь Код? След обрывается. Что говорят голоса?, – с раздражением спросил повелитель, вслушиваясь в тишину.
Кодриан не успел ответить. Послышался громкий треск и этот звук сложно было с чем-то спутать: лед на озере трескался и кололся на льдины. Не прошло и десяти вдохов и выдохов, как вода в озере нагрелась так сильно, что забурлила: лес и озеро затянуло горячим паром. Льдины еще не успели растаять, как раздался мощный взрыв, который был слышен далеко от этого места. Но ни Ториен, ни сокровища в лагере, никто другой не почувствовал последствий этого взрыва: их даже с места не сдвинуло. Вместо того, что взлететь от взрыва вверх и накрыть берег и ближайший лес смесью горячей воды и кусками льда, подчиняясь неизвестным законам физики, вода «поползла» в лес тысячами змеек, весело шурша серебряными, сосновыми иголками. Дно озера обнажилось, туман рассеялся. Где-то в трехстах шагах от того места, которое раньше значилось берегом, стояла черная пирамида, с блестящими, идеально гладкими гранями. С неба все также падали звезды. Под таким небом Ториен увидел второе сокровище Умара и понял, что тот никак не спятил, а его догадка относительно того, живы они или нет, имеет право на жизнь и взглянув на свои руки, понял, что выглядит также. Кодриан Фогэстини стал сухим и черным, его черты лица позволяли разглядеть и узнать сокровище, военная умарская форма казалось слиплась с телом, которое вытянулось – руки и ноги выглядели длиннее и пластичнее. В тот момент ему пришла в голову ни к месту глупая мысль связать руку в узелок. С другой стороны – когда еще выпадет такая возможность и одной мысли хватило – правая кисть снизу обогнула правое плечо и прошла под локтем. Тело словно лишилось костей, но он ведь не лишилось – как-то держало форму и вертикальное положение – сами кости стали пластичнее сохраняя при этом твердость. Повелителя увлекла эта затея и он скрутил так левую руку, а потом обе легко раскрутил в прежнее состояние. Его внешний вид изменился, прибывший монукени отчего-то пожелал увидеть их поближе и получше без «верхней одежды» – без привычного в этой жизни тела, которое в разбитом на мельчайшие частицы виде болталось вокруг них и прилепится обратно, когда придет срок и если придет с воли прибывшего монукени. В тоже время, они не умерли, сердце бьется, мозг продолжает думать, о чем думается.
Ториен Мобэдони и Кодриан Фогэстини шли к пирамиде по обнажившимуся песочному дну озера, шли примерно в одном темпе. Идти по дну было вроде как не тяжело – какие-то шаги давались трудней, другие легче – их тела стали другими, ощущения и чувства изменились и куда больше трудностей пути занимала пирамида. Пространство вокруг неё засияло золотистым светом и в этом сиянии появилось несколько человеческих фигур. Впереди стояла женщина в просторном, ярко-красном платье с лентой-поясом – сокровища оба видели этот силуэт и это платье и копну волос и решили, что это все-таки женщина, сзади угадывались тени мужчин, у которых не было всей этой прелести – роскошных волос, красного платья и естественных для женщин расы потомков округлых форм. Золотистый свет пирамиды очертил на песке резкую границу-переход – за этой границей свет обрывался и когда два сокровища потомков попытались перейти эту границу, наткнулись на невидимую преграду. Дальше путь был закрыт. Не сговариясь, сокровища обернулись друг на друга и нашли, что стоят рядом. На фоне происходящего это не сильно удивило. Позже повелитель был уверен, что это железяку незнакомый монукени приблизил к тому месту, где он стоял. Второе сокровище Умара придерживался противоположного мнения – это Ториен ни с того ни с сего появился рядом. В любом случае, когда они перевели взгляд на пирамиду, на границе света стояла маленькая девочка в синем, до колена пышном платьице. В руках она держала тарелку с красными шариками, которые впоследствии назовут дринимами или позже по-риспийски – вишней. Эти шарики она ела по-детски вместе с косточками. Это процесс увлекал ее и она мельком взглянула на сокровищ, улыбнулась и запустила руку в тарелку. Она мало отличалась от детей потомков – разве что цветом волос и глаз.
– Стук сердца…она живая, – с удивлением сказал железяка и добавил: – не подходи, не делай резких движений.
И сам медленно сел на колени и стал примерно одного роста с ребенком. Несмотря на все преобразования тела повелитель Новой Валии хорошо помнил, кто он и кому обязан силой, и ни за что бы не встал на колени перед чужим монукени! А перед ребенком …сел, строго посмотрел и хотел было начать приветствие со слов: я – повелитель этого мира рад привествовать…и так далее, но решил выбросить слово «рад». Потому что ложь, потому что заметная ложь,потому что бессмысленная, заметная ложь.
– Я – повелитель этого мира приветствую тебя. Зачем ты здесь?, – строго спросил он жующего вишню ребенка. Надо полагать, девочка не поняла ни слова – откуда ей знать язык потомков, но она не поняла и того, что обращаются именно к ней или сделала вид, что не поняла. Она покружилась на месте, ручкой приподнимая юбку и с восторгом смотрела, как красиво кружится платье. Сделав так несколько кругов, она остановилась перед Фогэстини железякой и пристально посмотрела ему в глаза – искринки смеха в ее взгляде погасли и она стала вдруг грустной и серьезной и потянула ручку к его щеке. Не передать, как велико было желание уклониться, отодвинуться, еще куда-нибудь деться. Великий железяка не подвел – не дрогнул – и ощутил тепло маленькой ручки на своей щеке подумал и не нашел, что сказать.
За светом пирамиды продолжала стоять та женщина в красном платье, позади мужские силуэты и не понятно, как могла в эту компанию существ, не имеющих и не нуждающихся в теле, попасть живой ребенок. Они следили за ней, они забрали у потомков оружие и физическую силу, чтобы хоть как-то сравнять возможности этих трех существ «с тушками», как иронично называют живых колдуны Фолка. И это было честно. Девочка протянула железяке чашку с вишнями – эта синяя, с тонким золотым рисунком, не глубокая тарелка, диаметром в две взрослые ладони ныне хранится в самых тайных хранилищах Умара. Господин Кодриан принял подарок. Девочка соединила большой и указательный палец и приложила к своим губам. Было несложно догадаться: она хочет, чтобы он попробовал эти красные, круглые штучки.
– Ешь, – приказал Ториен.
– Благодарю, не голоден.
– Ты ж не думаешь, что они прибыли из других миров, чтобы отравить тебя…хотя я бы их понял. Не позорь Новую Валию – ешь, говорят.
В глазах ребенка мелькнула догадка, она взяла одну ягодку и поднесла к губам железяки. Дальше изображать непонимание не получится – первое правило всех сокровищ – бери и ешь только проверенную еду было нарушено. Повелитель и ребенок смотрели на железяку, ожидая реакции. Ягода лопнула во рту сладким соком и мякотью. Первая вишня в мирах потомках была слишком сладкая для их вкуса, приторно сладка, позже они вывели ягоды с приятной кислинкой.
– Ммм…вкусно, – в целом искренне ответил Кодриан, разглядев на руке ребенка синюю, толстую нить, на которой висело что-то золотое. Девочка тоже посмотрела на нить, вдруг резко обернулась назад, к своим спутникам и спешно сняла нить с запястья и подала Ториену. Повелитель Новой Валии не спешил принять подарок и разглядывал висящее на нитке изделие, похожее на кольцо – толстое, грубое кольцо с желтым, в крапинку камнем. А может и не кольцо, может это деталь от чего-то, составная часть какого-нибудь…в общем чего-нибудь. Деталь. Камень в этой детале определенно интересный. Девочка от нетерпения топнула ногой, взяла руку Ториена и вложила туда деталь-кольцо, после чего развернулась и побежала к пирамиде. Так они и остались сидеть в недоумении – один с тарелкой вишни, другой с кольцом-деталью. А небо вспыхнуло огнем – клубы горящей лавы захватили небеса Новой Валии – опаляющий душу огонь Вирога ворвался в этот мир, очищая дорогу повелителю Умара – и с небес хлынул в долину. На своем пути этот огонь не зажег ни одного костра, не спалил ни одного дерева, зато «разморозил» потомков в лагере, прибывавшие до того в полном бессилии сокровища вставали на ноги и с удовольствием ощутили прилив жизненного огня – как он помчался по телу приливом сил. Опалив долину, повелитель Умара на доске с тенями и сокровищами спускался к озеру. От нежданного гостя-монукени ни осталось и следа. И двоим, всё еще стоящим на коленях сокровищам стало немного жаль, что всё оборвалось так внезапно, на недосказанности – зачем пришли? Откуда? И ведь на потомков сильно похожи – по всем признакам это раса хилами. Они обернулись друг на друга, обменялись взглядом и повелитель Ториен, поднимаясь на ноги, ловко выдернул тарелку с красными круглешками из рук железяки и пошел навстречу ярко-светящейся доске из чистого золота. Зажимая несколько ягод в руке, Кодриан тоже отправился поприветствовать Дориана Агиба, с которым незванный монукени предпочел не встречаться.