Когда он открыл глаза, вокруг был сплошной белый цвет, зловеще яркий, точно вытравленный хлоркой. «Неужели Там так светло?» – это было первой Ивановой мыслью. Вторая была: «Где же Нина?» Он приготовился позвать ее и тут услышал надсадный и хриплый кашель. Кашель был вполне человеческий, мужской, а никак не с небесных пастбищ. Иван с трудом повернул голову вбок, но по-прежнему не увидел ничего, кроме ослепительной белизны.
– О, привет, друган! – отчетливо произнес тот, кто кашлял.
– Привет, – слабо ответил Иван. – А ты где?
– Да здесь я.
Послышался скрип кровати, шаги, и перед глазами Ивана возникло тощее лицо в небритой черной щетине. «Может, это черт?» – с опаской подумал Иван, лихорадочно вспоминая все свои совершенные за жизнь грехи. Вполне возможно, они потянули на ад, особенно пьянство. Вот поэтому и Нину не видать – она-то наверняка в раю…
Черт, однако, осклабился, демонстрируя металлические зубы, и откашлявшись проговорил:
– Серега.
– Серега? – не понял Иван. Черта зовут Серегой?
– Да ты еще совсем того… слабенький. – Щетинистый с сожалением покачал головой.
– Где я? – жалобно спросил Иван.
– Где? В больнице, где еще. Вчера тебя привезли и сразу в реанимацию. Прободение язвы. – Заросший причмокнул со знанием дела.
Иван молчал, пытаясь определить, где находятся части его тела. Кажется, ноги внизу. Он пошевелил пальцами. Вроде действуют. Теперь руки. Однако правая рука шевелиться не желала. Ее словно что-то пригвоздило, она была мертва и обездвижена. Иван заворочался, пытаясь разбудить руку.
– Эй, тихо ты, малохольный! Это ж капельница. Собьешь, сестра знаешь как ругаться будет.
Иван снова повернул голову и увидел висящий сверху прозрачный пакет. Постепенно он начинал чувствовать тело. Боли не было, на смену ей пришла страшная слабость. Такая, что голову поднять невозможно. Иван тихонько застонал. Серега аккуратно присел рядом на край кровати.
– Операция у тебя была. Антон Александрович сказал – с того света вытянули.
– Кто это, Антон Александрович? – Иван облизнул треснувшие губы.
– Доктор. Заведующий отделением. Человечище! Специалист, каких мало.
Иван кивнул.
– Значит, я тут со вчерашнего?
– Так точно, – Серега улыбнулся своими железными зубами, – всю ночь оперировали. Только полчаса назад привезли сюда, в палату.
Послышался скрип отворяемой двери, на Ивана дохнуло сквозняком.
– Ну как там наш больной? – раздался веселый молодой голос.
– Он! – шепнул Серега и быстренько слинял на свою койку.
Над Иваном склонился симпатичный мужчина лет тридцати пяти, светловолосый, с хитро прищуренными серыми глазами.
– Ну напугали! – произнес он шутливо-сердитым тоном. – Я уж думал, мы вас потеряем. Такое кровотечение внутреннее открылось… – Он покачал головой в белой шапочке. – Но вы не переживайте, Иван Павлович. Все образуется. Гемоглобинчик мы вам поднимем, посадим вас на диетку, проколем укольчики, и будете как новенький. А вот спиртное придется на время позабыть.
Иван доверчиво смотрел в ясное, открытое лицо врача. Он ему нравился, целиком и безоговорочно. Даже дурацкая и смешная манера говорить в уменьшительно-ласкательной манере о медицинских терминах: укольчик, гемоглобинчик, диетка. Врач подмигнул Ивану, проверил капельницу и широкими стремительными шагами вышел из палаты.
– Видал, какой? – проговорил Серега со своей кровати.
– Отличный мужик, – согласился Иван.
– А то. Его фамилия Трефилов. Он здесь главный на целых два этажа.
– А ты с чем лежишь? – поинтересовался Иван. – Тоже с язвой?
– С ней, родимой, – подтвердил Серега, – здесь таких много, пол-отделения. – Он вдруг скорчил уморительную мину. – Выпить хочется, смерть.
– А нельзя?
– Нет, конечно. Если Антон узнает, вообще убьет. Он нас, алкашей, лечит, с того света, понимаешь, вытаскивает, и все для чего? Чтобы свой желудок водкой разрушать? Для этого?
– Нет, конечно, – охотно согласился Иван.
После пережитого пить ему совершенно не хотелось. Хотелось спать. Закрыть глаза и погрузиться в дрему.
– Эй, спать нельзя, – потормошил его Серега. – У тебя же капельница.
Но тут пришла сестра и капельницу отключила. Иван благополучно уснул, а когда проснулся, у кровати на стуле сидел Борька.
– Ну пап, ты даешь. Я приехал, а ты без сознания на полу. Черный весь. Напугал до смерти.
«Напугаешь вас, – мрачно подумал Иван, – небось обрадовались до чертиков. Решили, что все, кранты».
– Тут тебе Зоя собрала то, что врач разрешил.
Борька деловито стал выкладывать из пакета на тумбочку бутылку воды, банку с каким то слизистым отваром, фруктовую пастилу. Иван вспомнил, что ничего не ел с тех пор, как очнулся после реанимации, но аппетита ни малейшего не почувствовал. Борька налил ему воды, он сделал пару маленьких глотков, прислушиваясь к тому, что происходит внутри. Там было тихо, боль, убаюканная лекарствами, крепко спала.
– Я пойду, – засобирался Борька, – Зоя дома ждет. Завтра на дачу. Ты отдыхай, набирайся сил. Я послезавтра заеду. – Он слегка сжал Ивану руку и ушел.
– Сын? – спросил Серега.
– Ага.
– Красивый. Но на тебя не похож.
– В мать, – тихо сказал Иван.
– А кстати, где супруга твоя? Что не пришла проведать?
– Умерла, – коротко бросил Иван и повернул голову к стенке.
– Прости, брат, – неловко проговорил Серега. – Я ж не знал.
– Ничего.
Иван почувствовал, как наваливается на него привычная тоска. Какая разница, дома он или в больнице – все равно Нину не вернуть, а Борька чужой, Зойкин. А Серега – что Серега, просто посторонний мужик. Ему не понять…
– Так ты из-за нее… – сочувственно произнес Серега. – Будет тут и язва, и инфаркт.
– Хватит с меня одной язвы, – вяло пошутил Иван.
– Вот и молодец, и правильно, – обрадовался Серега. – Горевать долго – это лишнее. Неправильно это. А ты поправляйся, мы с тобой гулять пойдем. Тут парк такой на территории, одно удовольствие. Погода отличная. Ты, главное, на ноги вставай.
– Постараюсь, – пообещал Иван, тронутый его вниманием и теплотой.