Семен обещание сдержал, устроил Ивана в сервисный центр внештатным мастером-электриком. Без трудовой, по договору, на одиночные заказы. Заказы подворачивались нечасто, свободного времени у Ивана оставалось пруд пруди. И это было ужасно. Будь он занят с утра до вечера, может, и не думал бы постоянно о Нине, об обиде, нанесенной бывшим работодателем, о предавших его детях, об одиночестве. А главное – не смог бы беспрепятственно пить. Но Иван был свободен, за исключением тех редких моментов, когда ему звонили и вызывали на объект.
Его захватили тоска и отчаяние. Просыпаясь по утрам в пустой квартире, он лелеял лишь одну мысль – побыстрее приложиться к спасительной бутылке. С ней, палочкой-выручалочкой, жизнь казалась более или менее сносной, но лишь до того момента, когда хмель сходил на нет. Тогда нужно было снова бежать в магазин, покупать волшебное лекарство от лютой тоски. И так несколько раз на дню.
Иван старался не опускаться, следить за собой. Ежедневно принимал душ, стирал и гладил одежду, даже отжимался с гантелями по утрам. Но из зеркала на него смотрел все более затравленный и убитый мужик. Говорить ему было не с кем, и одинокими пьяными вечерами он вспоминал, как они с Ниной душевно беседовали. Сидели на диване перед телевизором и болтали обо всем на свете. Как же здорово все это было, а он, дурак, не понимал и не ценил своего счастья. Даже ссоры, которые были у них нередки в последние годы, – даже они сейчас вспоминались с особой теплотой и грустью. Потому что с кем сейчас спорить? Только с зеркальным шкафом в спальне…
В постоянном подпитии дни слились в одну серую, унылую череду. Иван не заметил, как наступило лето, как буйно зазеленели деревья во дворе. Грозы сменялись удушливым зноем, а он все ходил по привычной пыльной дорожке в «Пятерочку» и носил оттуда звенящие стеклом пакеты.
Затем и лето прошло. Пришел сентябрь с освежающей и ласковой прохладой, с чистым голубым небом и тихими дождями. Как-то утром Иван проснулся от сильной боли в животе. Что-то точно ножом буравило под ложечкой, выворачивая нутро наизнанку. Он привычно опрокинул стопку, думая, что это лучшее лекарство от любой боли, но не тут-то было – его скрутило еще сильней. Задыхаясь от невыносимой боли, Иван с трудом поднялся и, скрючившись в три погибели, побрел в кухню. Залез в шкафчик, где Нина хранила всякие лекарства, разыскал ношпу и кинул в рот сразу две таблетки. Минут через десять ему немного полегчало. Он выпил чаю, принял холодный душ. Проглядел сообщения на телефоне и нашел эсэмэску с заказом. Боль притаилась где-то внутри, оглушенная ношпой. Иван чуял ее, ноги у него дрожали, на лбу выступила испарина. Хотелось прилечь. Однако он заставил себя одеться, взять инструменты и поехал на вызов.
Заказчицей оказалась женщина средних лет, которой требовалось всего-навсего повесить люстру. Люстра была китайской, Иван такие терпеть не мог, с кучей дурацких висюлек, листочков, цветочков. Все это надо было собрать, свинтить, а хлипкие китайские детали норовили рассыпаться или согнуться прямо в руках. Он долго и кропотливо собирал проклятую люстру, затем встал на стремянку и стал крепить ее под потолок.
– Как красиво! – залюбовалась хозяйка. – Не зря столько денег за нее отвалила.
Иван хотел сказать, что зря, но сдержался и промолчал. Боль внутри снова начала оживать. Он заторопился, желая опередить ее, обогнать тот момент, когда она станет невыносимой. Стремянка качнулась, рука Ивана дернулась, обломок китайского листочка остался у него в пальцах. Женщина охнула и схватилась за сердце.
– Осторожней! Как же вы так! Это ж денег стоит, такая красота. Что теперь делать?
Иван с неприязнью смотрел на люстру. На его взгляд, отсутствие лепестка нисколько не портило и без того уродливый дизайн. Боль все разрасталась, словно в желудке расправляла крылья гигантская летучая мышь. Он хотел что-то сказать, но вместо слов с его губ сорвался стон. Хозяйка испуганно покосилась на него.
– Вам плохо?
– Нет, все нормально. – Иван из последних сил заставил себя завернуть оставшиеся шурупы и слез на пол.
– На вас лица нет, – недовольно сказала женщина. – И зачем они присылают больных? Только люстру испортили.
– Можно попить? – хрипло спросил Иван.
– Пейте. Вода в графине на кухне.
Он, согнувшись, вышел из комнаты. Добрался до кухонного стола, налил в чашку воды, жадно выпил. Надел куртку, ботинки и нетвердыми шагами побрел вниз по ступенькам. На улице ему стало хуже. Пришлось вызвать такси. Он ехал и кусал губы от боли. Внутри жгло огнем.
– У вас что-то болит? Может, в больницу? – участливо спросил молодой парнишка-водитель.
Иван молча покачал головой и стиснул зубы, чтобы снова не застонать. Едва войдя в квартиру, он набрал Борьку.
– Да, пап, – ответил тот кисло.
– Сынок, что-то плохо мне. Живот прихватило.
– Пить надо меньше, – усмехнулся Борька.
– Я не шучу, Борь. – Иван уже не мог сдерживаться и протяжно застонал.
– Да что там с тобой? – удивленно и испуганно проговорил Борька.
– Что, что, умираю! Вот что! Садись в машину и дуй сюда… – Иван хотел еще что-то добавить, но тут в глазах у него потемнело от всепоглощающей, запредельной боли. Внутри словно вулкан вскрылся и захлестал раскаленной лавой.
Иван уронил телефон и опустился на пол в прихожей. Последнее, что он увидел, была фотография Нины на комоде. Глаза ее смотрели грустно и тревожно. «Вот мы и свидимся», – мелькнуло у Ивана в мозгу, а дальше были непроглядная темень и глухая тишина.