Оттуда дохнуло сырым погребом, грибами и старыми досками.
Что-то мне резко перехотелось в эту дверь, если честно. Внутри такое странное чувство появилось, словно мне туда не надо!
– Входи! – послышался сиплый страшный скрипучий голос из темноты.
Интересно, сколько невест отложили кирпичи на строительство нового дома в такой момент?
– Входи! – повторил сиплый голос, затухая в темноте.
Я сглотнула, понимая, что ну его! Без мужа тоже неплохо. Можно заняться волонтерством, саморазвитием… Да я придумаю, чем заняться!
Избушка заскрипела с такой угрозой, что я бы бросилась бежать, если бы не свечка. Я пыталась повернуть обратно, прошла несколько шагов в тумане, почти наощупь, как вдруг услышала голоса, зовущие меня из тумана. Страх схватил меня за попу и не отпускал. Даже ему было страшно.
Шепот тысячи голосов звал меня к себе.
– Пошли вон! – выдавила я из себя.
Туман, словно живой, дернулся от звука голоса, обнажая плетеную изгородь с человеческими черепами. Это те, которые отказались замуж? Или те, которые согласились? Мне очень важно знать ответ на этот вопрос!
– Простите, – прошептала я, видя снова перед собой открытую дверь.
– Это черепа тех, кто в последний момент отказался? – спросила я, не без тайной надежды на правдивый ответ. Но мне не ответили, давая простор для фантазии.
«Профилактика разводов» смотрели на меня пустыми глазницами и всячески намекали, что пора улучшать статистику и демографию. И действительно, глядя на них я резко захотела замуж. И неважно за кого!
Осмотревшись, я решила, что саморазвитие, мелодрамы и кошки могут подождать.
Туман, словно поджимал меня к двери, а я отважилась и шагнула внутрь. Свечка дернулась, осветив маленькую избушку. В ней была старая печь, лавка, стол и лежанка. Внутри было столько паутины, что хотелось немедленно смахнуть ее. Белые сопли паутины свисали отовсюду, пока я осматривалась по сторонам. С улицы избушка казалась намного меньше, чем внутри. И это меня удивило.
– Входи… – послышался сиплый голос справа. Что-то хрустнуло, а я увидела, как с лежанки поднимается высохшая бабка в рваных лохмотьях. Я вот не могла понять, живая она или не очень. Тут даже не одной ногой в могиле! Скорее, черви, которые по кладбищу искали, нашли, попробовали, выплюнула и пинком отправили обратно.
Откуда-то прямо на меня повеяло холодом, словно из кондиционера. Огонек свечи дернулся в руке, а я прикрыла его, чтобы уберечь.
– Готовлю баньку для невестушки! – послышался сиплый и скрипучий голос жуткой бабки. – Поставь свечку на стол, девонька. Я тебя не обижу. Я – не они…
– Зачем банька? – спросила я, чувствуя, как с меня снимают тяжелый головной убор и дергают за ленты. Волосы упали вниз, едва ли не подметая землю. Ого! Откуда у меня столько волос на голове? Я же недавно стрижку делала! Модную! Короткую!
– Ай да девица, – нахваливал голос бабки, а от ее комплиментов становилось жутковато. – Ай да красавица! Сейчас попарю тебя в баньке, чтобы на ту сторону проводить!
Прикосновение ее руки вызвало чувство, словно ко мне прикоснулись кусочком замороженного мяса. От нее веяло каким-то непередаваемым холодом, что я отдернула руку.
– Может, не надо в баньку? – упиралась я, но цепкая рука схватила меня за запястье и потащила в сторону двери.
– А как же без баньки? – спросила жуткая бабка. Мне на нее даже смотреть страшно было. Лицо искривилось, один глаз заплыл бельмом. Сухие тонкие потрескавшиеся губы были бледными, а само лицо казалось желтым, восковым.
– Вы – баба Яга? – спросила я, понимая, что разница между улыбчивой старушкой из детских сказок и вот этим была очень разительной.
– Ну не дед же! – усмехнулась бабка, а от ее скрипучего смеха, нервные клетки сбились в кучу. – А я смотрю, ты больше красивая, чем умная… Ну ничего, жизнь уму- разуму научит.
– Может, я сама? – выдохнула я, видя, куда меня привели. Это была маленькая банька с деревянным полоком. В баньке стояла печка и ушат с водой, в котором плавал треснувший ковш.
– Самой нельзя, – произнесла бабка, принюхиваясь ко мне. – Коли плохо вымоешься, запах твой останется… А они тебя быстро учуют!
– Кто они? – сдавленным голосом спросила я, чувствуя, как меня раздевают. Платье упало на пол, а старуха, хромая отнесла его в избу.
– Навьи, – произнесла бабка, скрипя ногой. Шла она тяжело, а я опустила глаза, видя, что под рваной юбкой вместо одной ноги торчит что-то белое, похожее на кость. – Я –то тебя чую! А будешь упираться, даже съем.