Встреча произошла созвучно внутреннему настрою сторон. Очевидно, в данной точке пространства настало устойчивое равновесие. Энергия никуда не утекала, ни во что не трансформировалась, воодушевляя людей, собравшихся в беседке, на искренность и веселье. Кто замёрз – того укутали пледами, а кто не наелся – дали добавки. Недовольных не нашлось и, судя по всему, сегодняшнему дню суждено запечатлеться в памяти как идеальному, затмив собой все предыдущие. Когда страсти улеглись, и ранний вечер спустился на землю, отцу и дочери, наконец, представился случай побыть наедине. Расшевелив кочергой догоравшие дрова в мангале, Сергей Анатольевич спровоцировал яркий сноп оранжевых искр. Крошечные светлячки легко взметнулись в небо оранжевым салютом. В воздухе витало предвкушение перемен. Очередной природный цикл замкнулся и, хотя, вечера ещё сохраняли отголоски тепла, чувствовалось, что сезон дождей не за горами. Скоро тяжёлые капли собьют листья с веток деревьев и оставят их обнажёнными стоять в ожидании зимы.
– Давай, докладывай, что у вас стряслось? – предложил отец и, отложив кочергу сел напротив.
Инга, заметно нервничая, рассказала о загадочном посетителе, об их договорённости и болезни сына, которая помешала планам осуществиться.
– Я уже приготовилась стрелять, – чуть не плача вспоминала она, – но почему-то вдруг прониклась к нему необъяснимым доверием. Даже бледность больше не пугала. Был в нём некий надрыв, скрытый под непроницаемой маской – никаких видимых проявлений.
– Он давал о себе знать после?
– Нет, но меня тяготит то, что я обманула его и от этого совесть моя нечиста.
– Всему виной твоя ответственность. Дав слово, ты считаешь своим долгом непременно его сдержать, но зачастую обстоятельства оказываются сильнее и диктуют свои жёсткие правила. Если он умный человек, то должен понимать это, если – нет, то и скатертью дорога.
– Да… может ты прав, – согласилась Инга и засуетилась, словно ища что-то а, не найдя, бросила на ходу: – Мне нечем протереть стол. Подожди здесь, пока я сбегаю в дом, не очень-то хочется остаться одной в темноте.
– Иди, иди, я никуда не тороплюсь, – успокоил мужчина, продолжив колдовать над костром.
Женщина поднялась на крыльцо и, осторожно ступая по доскам пола, прошла в кухню, удивляясь тому, как громко тикают часы в тишине. Не включая освещение, схватила белевшее на спинке стула полотенце и также беззвучно вышла, прикрыв за собою дверь. Спускаясь вниз по ступеням, ей пришлось замедлиться, ища опору под ногами; а ненароком брошенный взгляд в сторону беседки и вовсе заставил замереть. Пальцы бессмысленно теребили мягкую ткань салфетки, глаза же недоумённо смотрели на невесть откуда взявшегося типа, стоящего спиной к дому. Тощие лопатки выделялись под тканью лёгкой куртки, накинутый сверху капюшон скрывал лицо, а поза выражала предельную сосредоточенность. На секунду ей показалось, это с ним она договаривалась о встрече в поле, но только на секунду. На самом деле сходство было лишь внешним. Ни надрыва, ни иных проявлений не излучало суровое естество, а единственно ужасающую пустоту. Даже камень и тот не мог соперничать с великим равнодушием, которым от него веяло.
Сей факт, впрочем, не мешал незнакомцу направлять в сторону стоящего у мангала отца жгучие сгустки агрессивной энергии и Инга с ужасом увидела, как тот будто срывает с шеи нечто, не дающее дышать, но безуспешно; потом, потеряв опору, падает на колени, не прекращая сопротивляться незримому воздействию. Липкой волной нахлынул страх, приподнял волосы на голове, точно бутон огромного цветка раскрылся и на пике эмоционального подъёма, собрав воедино волю, та метнула в непрошеного гостя импульс такой мощности, на какой была способна. Чужак не дрогнул… просто обернулся и двинулся к ней, играя желваками. Зато отец, перестав задыхаться, поднялся с колен. Только она этого не увидела. Адская боль отключила сознание, накрыв мир густой завесой мрака. Трудно сказать, сколько длился обморок, но, в конце концов, Инга очнулась на кровати. Рядом сидел Иван, глядя на неё с участливым вниманием.
– Что со мной? – произнесла жертва болевого шока дрожащим от слабости голосом. – Где дети?
– Не волнуйся, милая. Дети спят, а Сергей Анатольевич пытается поладить с нашим «другом».
Женщина в испуге подняла глаза на мужа.
– Нам всем угрожает опасность, помоги мне встать.
– Куда ты пойдёшь? На тебе лица нет. А налётчика мы скрутили верёвкой – ему не удрать.
– Иван, пойми, это гипнотизёр. Нельзя их оставлять вдвоём, иначе всё плохо кончится.
– Хорошо, лежи, а я схожу на разведку.
– Нет, с тобой он тоже справится. Должна пойти я.
Собравшись с духом, Инга попробовала сесть, но боль накатила снова и застучала сотней молоточков в черепной коробке, вызывая тошноту. От неё потребовалось неимоверное усилие, чтобы подняться и, опираясь на руку мужа, сойти по лестнице. Выйдя на крыльцо, они застали тревожную картину: на поляне перед домом лежал отец, а в шаге от него стояла мать, загораживая того от агрессивного влияния злодея, который, избавившись от пут, стоял поодаль и совершал пассы в их направлении. Борьба была неравной. Ещё немного, и родители будут повержены. Чья очередь настанет после? Её? Детей? Ивана? Какие цели преследует хладнокровное чудовище, напавшее на их семью? «Помнится, вы не приемлите бурного изъявления чувств», – подумала Инга, устремившись к неприятелю. Боль отступила на задний план, все инстинкты обострились, прорвавшись наружу нечеловеческим криком как тогда на детской площадке, как в спальне детей. Вскоре звук стал неслышен для окружающих и всякое движение прекратилось. Перемещаться могла только она и, приблизившись вплотную к «бледнолицему», инстинктивно стиснула руками его виски, чтобы провалиться в чёрный омут расширенных зрачков.
Внутри её встретили стройные ряды ледяных полок, на которых покоились ещё более холодные интеллектуальные продукты. Ничто не нарушало их рационального и строгого расклада. Логические связи, скрепляющие структурные блоки выглядели ровными, упругими, без разрывов и трещин. Покрытые полупрозрачным слоем изолирующей ткани, они служили проводниками для электрических импульсов, бегущих по ним голубоватыми искрящимися струйками. Идеально отлаженная система мышления функционировала без перебоев: рецепторы принимали сигналы, нервные клетки их обрабатывали и передавали команды на исполнение. Инга отправилась вглубь схемы и, погрузившись наугад в один из блоков, принялась блуждать среди вороха обрывочных мыслей, произвольно складывающихся в туманные образы. Используя метод проб и ошибок, ей удавалось продвигаться всё дальше и дальше, пока не нашлось искомое. По удачному стечению обстоятельств эти блоки составлялись не по хронологическому принципу, а по личностному, то есть всё, что знал о ней данный мозг, сосредоточилось в одном месте.
Затаив дыхание женщина взирала на кадры из далёкого прошлого и едва не расплакалась. Слишком уж яркими оказались эти воспоминания по сравнению с тем, что хранила её собственная память. Вот девочка на дороге, в которой Инга узнаёт себя, заслоняет собой соседского ребёнка от мчащегося грузовика, а напротив расположился «бледнолицый» с протянутой к ним рукой. Только точка обзора изменилась. Теперь наблюдатель стоял за её спиной, высовываясь из-за кустов шиповника, растущих у обочины – там, где переулок уводит грунтовую тропинку между домов. Видит, как увлекает малышку за собой, не оглянувшись в указанном направлении. Внезапно её озарило: «Что, если жест истолкован неверно и в реальности это союзник, призывающий к бдительности применительно к подстерегающей опасности. Вдруг он попросту указывает на того, кого хочет остановить, или пытается сделать это сам?»
Объективный осмотр выявил незамеченные ранее подробности. Получается: их было двое, внешне схожих, но имеющих полярные цели. Внутри одного из них она в данный момент находится, а его антипод наведывался недавно, чтобы сообщить о чём-то важном, но случай помешал его планам и неизвестно свидятся ли они вновь. Сейчас главное – уничтожить, стереть блок памяти, содержащий сведения о собственной персоне и её близких. Пусть безжалостный тип забудет сюда дорогу и оставит в покое её семью. «Но как же это осуществить? – терзалась Инга. – Может разрушить перемычки, изолировав нужную часть серого вещества? Но соединения могут регенерировать и тогда все труды пойдут прахом». Мало того, этажерка начала крениться, грозя обрушением, так ещё и стены помещения завибрировали, увеличивая амплитуду колебания с каждой секундой. Похоже «бледный», распознав намерения инородного разума, занялся активным сопротивлением.
Невозможность сконцентрироваться приводила в смятение. Картинка поблекла, сладостная эйфория пропитала её мысли сонной негой, и очень захотелось спать. Вкрадчивый голос звучал щедрым обещанием истинного блаженства, рисовал красочные картины комфортного существования без эмоций. «Досадные обиды отныне не задевают до слёз, – вещало встроенное радио, – не рвёт душу чужая боль и не терзает зависть к успехам ближних. Ты паришь выше обстоятельств, обретя вожделенную свободу». «А что взамен? – доносился ропот не до конца сломленной воли. – Как же восхитительные моменты встреч с любимыми, заставляющие чаще биться сердце? Как же улыбка матери и детский смех, восхищение перед красотой природы и радость от сопричастности к её тайнам? Чем заменить милосердие к себе подобным и братьям нашим меньшим? Неужели океан прагматизма заполнит внутреннюю пустоту, превратив нас в чёрствых эгоистов?»
В будущем мы, должно быть, научимся прогнозировать события, рассчитывая их вероятность с помощью компьютерных программ, или даже сами станем компьютерами, внедряя в тела умные устройства. Следуя заложенному алгоритму, зададим вектор развития новорождённому и подождём, пока живая единица подрастёт. Разумеется, для максимального использования наследственного потенциала будут учитываться индивидуальные склонности к тем или иным видам деятельности. А если уровень эмоционального интеллекта снизится, то ничего страшного. Он же снизится у всех, и критерии успешности будут зависеть исключительно от степени умственных способностей. Комплексы по поводу отсутствия чувственных привязанностей канут в прошлое, а материнский инстинкт и вовсе отомрёт за ненадобностью. В нашей истории такие казусы уже случались, когда подразумевалось, что государство займётся воспитанием обобществлённых детей, а их матери – более полезными делами.
Желание подавить естественное начало несомненно совершенствует навыки рационального поведения. К несчастью, похвальное стремление не всегда идёт на пользу. Инстинкты, усмирённые рассудком, не подают сигналов в минуту опасности, и реакции организма обычно не хватает для его спасения. Инге повезло больше: отдел её нервной системы, отвечающий за мышление, был парализован, но древнейшая его часть, посылающая команду «бей-беги», включилась рефлекторно. Не помня себя, она взобралась на злополучный блок, и пустилась исступлённо прыгать по его поверхности. Твёрдая уверенность в своей правоте не позволила бросить отчаянных попыток и помогла добиться ожидаемого результата: в полупрозрачной матовой материи образовался разрыв. По мере расширения, из него медленно просачивались и уплывали вверх обрывки призраков, смутно напоминающие очертания людей и предметов. Они методично распадались на пиксели и бесследно исчезали между элементами схемы.
Открыв глаза, женщина обнаружила, что лежит возле беседки. Влажная трава приятно холодила разгорячённую кожу; рядом, не шевелясь, стояли люди. В тусклом свете фонаря подробности терялись, но в них определённо угадывались черты родителей и мужа. Чуть поодаль бледный человек с поднятыми к вискам руками усердно боролся с тяготением. По внешнему облику никак не выходило разобраться в его настроении, но, кажется, ему было не до шуток. Через мгновение всё пришло в движение – собачий лай прогнал наваждение. Жаль, подняться не доставало духа, и Инга так и осталась сидеть на земле, поджав ноги. Все взгляды обратились на чужака, который уже перестал сжимать голову и стоял неподвижно, уронив длинные руки вдоль туловища. Взор его потух, будто иссяк источник энергии внутри телесной оболочки, а живительная сила покинула хрупкое пристанище. «Извините, – непоследовательно заявил он без тени смущения. – Я немного задержался, мне пора домой, прошу не провожать». Перечислив ещё несколько дежурных фраз, непрошеный гость неторопливо ретировался, вежливо прикрыв за собой калитку. Раздался звук заводимого двигателя, по капле растворившегося в ночи.
Пока публика на поляне пребывала в крайнем недоумении, Сергей Анатольевич, оправившись от шока, неожиданно резко спросил: «Кто-то объяснит мне, что происходит?» Вопрос оказался из разряда риторических и отклика не вызвал. «Давайте хоть в дом перейдем», – нашёлся Иван, помогая жене подняться на ноги. Семейство перекочевало под крышу. Перенесённое потрясение безвозвратно прогнало сон, но привычная обстановка сыграла благотворную роль. Уже зашумел чайник, хлопнула дверь холодильника, и зазвучали первые реплики относительно происшествия во дворе. «Он возник, словно черт из табакерки, едва Инга отлучилась, – вспоминал отец. – Потом начались галлюцинации: змеи ползали по мне, сдавливали конечности, залезали под футболку. Я отбивался как мог. От парочки тварей мне удалось избавиться, но одна всё же обвила шею и принялась душить. Слава богу, дочь вернулась, иначе бы мне конец, а так, «бледнолицый» отвлёкся на неё и выпустил меня из зоны влияния. Гадина тотчас испарилась и я, схватив лопату, огрел его сзади. Подоспевший Иван связал мужика посредством бельевой верёвки, натянутой между деревьями, и отвёл Ингу, почувствовавшую себя плохо, в дом. Но удар оказался недостаточно сокрушительным. Пришелец быстро оклемался и снова взялся за своё, приказав мне перерезать путы. Спасибо жене, задержавшей его до прихода дочери, которая что-то внушила ему, отчего тот забыл, зачем пришёл».
– Ты прав, – согласилась Инга, – извилины я ему подправила. Не знаю, восстановится ли его, давшая трещину, память, но теперь он находится в замешательстве насчёт цели своего визита, и мы для него попросту не существуем.
– Его-то состояние мы оценили, – усмехнулся Иван, с иронией поглядывая на жену, – но чем конкретно ты довела его до амнезии – вот в чём вопрос».
Женщина, виновато улыбаясь, подошла к мужу.
– Мне просто не хотелось тебя пугать. Пойдём, я всё расскажу.
– Нам, пожалуй, тоже пора, – поддержали остальные.
Наступил долгожданный покой, до рассвета оставалось совсем ничего. Что готовит новый день, не знает даже самый прозорливый, а кто догадывается, не рискует произнести вслух. Тем, над кем распростерла крылья Любовь, бояться нечего. Благодатное чувство натягивает нити-провода между людьми и по ним бегут импульсы, стоит только настроиться на обожаемый образ. Беспокоиться надо тем, кто ненавидит ближнего. Народы, грешащие подобным пороком, обречены на вымирание. Если они не найдут взаимопонимания и не восстановят добрые отношения, человечество вскоре порядком измельчает, лишившись целой ветви эволюции. Чем не повод бить в набат? Ведь «потерявши плачем», а может статься и плакать будет некому. Выжившие элементарно не будут способны на это.