Глава 6 Новые лица
Очнувшись ото сна, Сати поняла, что она больше не в детской. Она лежала на большой кровати, а сквозь шторы мерцал свет уличных фонарей: пока она была без сознания, в Метрополе наступил вечер.
В голове невероятно шумело, и стоило шевельнуться – все тело пронизывала боль.
– Проснулась наконец-то, – недобро блестя глазами, сказал Такер. Должно быть, он наблюдал за ней, пока она спала.
– Прошу прощения, мистер Такер, – сказала Сати, припоминая ужасные события сегодняшнего дня. – Собака напала на меня, и мне ничего не оставалось, как обороняться…
– Закрой рот, – властно сказал он, подходя ближе. – Пришло время научить тебя хорошим манерам.
Сати с ужасом увидела, как толстяк, втянув живот, начал расстегивать ремень на своих брюках.
Девушка метнулась к двери, но мощная оплеуха отбросила ее опять на кровать.
– Тебе некуда бежать, – прошипел Такер, одной рукой схватив ее за оба запястья. – Это мой дом, и я в нем хозяин!
Сати подумала, что это конец. Она не даст унизить себя, но и бороться со взрослым, стокилограммовым мужчиной долго не сможет. Надо было лишь произнести слова-активаторы, и ее последний подарок Метрополю уничтожит все в радиусе ста метров.
Еще до встречи с Ойтушем Сати, подозревая, что одаренность в ней так и не проснется, придумала план на случай, если существование с чипом в голове окажется невмоготу. Она устала жить в ожидании приговора распределяющей комиссии. Многие мальчики и девочки боятся, что их определят именно в сиделки. Это как игра в рулетку, только вместо быстрой смерти «везунчик» теряет свободу, волю и желания. Теряет сам себя и умирает долго и мучительно.
Сати еще десятилетней отдала круглую сумму за операцию и еще сверху за молчание хирурга и получила смертельное оружие в виде взрывчатки, зашитой в ее брюшной полости. Бомбу невозможно было обнаружить ни на школьных сканерах, ни при помощи металлоискателя. Сбежать, если ты стала сиделкой, уже невозможно. Но Сати знала, что, активировав бомбу определенным набором слов, сможет отправить в могилу не только себя, но и своих мучителей.
Внезапный звонок в дверь застал врасплох раздевающегося Такера.
– Да кого там черти принесли?! – с ненавистью произнес он.
Слова-активаторы застряли у Сати в горле. Неужели у нее появился крохотный шанс спастись?
– Чтобы ни звука тут! – рявкнул хозяин, запирая комнату снаружи.
Этаж был десятый, и все равно на окнах стояли решетки. Сати толкнула дверь, но все бесполезно. Почти потеряв надежду, она вдруг услышала недоуменный голос главы семейства:
– …всунули договор, откуда мне было знать, что она несовершеннолетняя?
Сати словно водой из ведра окатили: неужели это были люди протектория, пришедшие по душу Вига Такера?
Женский голос что-то негромко возразил ему, после чего Такер стал бурно распространяться, какой он порядочный и законопослушный.
Выслушав всю его тираду, девушка на каблучках и еще один человек, ступавший очень мягко, прошли в глубь квартиры, несмотря на ярые протесты хозяина. Сомнений больше не оставалось: они ищут ее. Хорошо это или плохо – Сати не знала, но оставаться в семействе Такеров ей было больше нельзя.
– Открывай, – мягко сказала девушка с едва заметным акцентом, остановившись прямо напротив двери, за которой находилась Сати.
– Там спит мой ребенок, вы разбудите его, – пытаясь казаться спокойным, произнес Такер.
Сати только собралась закричать: «Я здесь!» – но вдруг услышала, как что-то глухо ударилось о стену.
– Что вы себе позволяете?! – взвизгнул Такер, и тут последовал еще один короткий удар.
Сати зажала рот ладонью: так может поступать только группа дознания, если, конечно, эти люди действительно были из протектория.
Через пару секунд пискнул датчик, и дверь распахнулась. На порог выскочил багровый от ярости Виг Такер, по-прежнему с расстегнутым ремнем. Он до смешного напоминал сейчас свою избалованную и, скорее всего, больную на голову дочь. Чуть поодаль стояли двое незнакомых людей.
Первой в комнату вошла миниатюрная девушка с яркими чертами уроженки провинции Хаммацу.
– Ага, ребенок, как же, – спокойно сказала она Такеру, окидывая взглядом Сати.
– Ты не пострадала? – поинтересовался мужчина в светлом плаще и шарфе. У него был орлиный нос, широко посаженные голубые глаза и пристальный взгляд хищного зверя. Если бы не седые виски, Сати не дала бы ему больше двадцати лет.
– Вы из дознавательной группы? – спросила она вместо ответа.
– А как по-твоему, мы похожи на дознавателей? – спросил мужчина и едва заметно улыбнулся своей спутнице.
На полицейских они явно не походили – слишком неформальная одежда, свободные манеры… Взгляд Сати метался с одного лица на другое. Она решила, что именно девушка вынудила Такера открыть дверь: даже когда она улыбалась, взгляд ее черных глаз был холодным и жестким.
Кем же были эти люди, совладавшие с человеком, который едва не изнасиловал ее?
– Как я понимаю, личных вещей у тебя нет? – спросил мужчина с орлиным носом, и Сати отрицательно покачала головой.
– Тем лучше, мы отправляемся прямо сейчас. – Он мягко хлопнул ее по плечу и направился к выходу.
– Подождите, – запротестовала Сати, не в состоянии сдвинуться с места. – Куда отправляемся?
– Ты хочешь остаться здесь? – спросила уроженка Хаммацу, скрестив руки на груди и скорчив по-детски недовольную гримасу.
– Дана, – обратился мужчина к напарнице, – я думаю, что пара минут у нас еще есть.
Он присел на кровать, жестом приглашая Сати сесть рядом.
– Ты позволишь? – Незнакомец достал шприц из кармана. – Это антидот. Он очистит твой организм от того, что тебе кололи здесь.
Сати кивнула и протянула руку.
– Вы не имеете права! Она моя собственность, я купил ее! – Такер предпринял еще одну попытку бунта, но ледяной взгляд Даны остановил его.
– Еще одно слово, и ты не сможешь распоряжаться даже собственной жизнью, – сказав так, она навела на Такера миниатюрный пистолет.
Мужчина в шарфе сделал инъекцию, и Сати показалось, что ее вены вмиг обледенели.
– Сати, мы узнали о тебе совершенно случайно. Юная одаренная, которую незаконно продала корпорация… Я должен извиниться за то, что не смогу вернуть тебе прежнюю жизнь на оставшиеся полгода твоего детства. В Метрополе я не всесилен.
«В Метрополе?! Тогда откуда он?» – мелькнуло в голове у Сати.
– Меня зовут Роланд Грейси, – с улыбкой представился мужчина, протягивая Сати руку.
Девушка не поверила своим ушам. Конечно же, это имя было известно ей, как и всем жителям Метрополя. Перед ней был сам владелец и президент Острова.
– Теперь ты согласна поехать с нами?
– Тебе не кажется немного несправедливым, что мы отдыхаем именно в самый короткий день в году? – сетовала Амалия, заплетая сыну тугие, стелющиеся по голове косы.
– Еще как, мам.
День зимнего солнцестояния, он же – конец года, был единственным днем, когда жители Метрополя официально могли не работать. Провожая год, тысячи людей оставались дома вместе со своими семьями. Целые кварталы отключали электричество, чтобы при свечах встретить Новый год и поблагодарить протекторий за покой и стабильность.
– Зато сегодня отец из командировки возвращается, – заметил темнокожий юноша, почти задремавший под неторопливые и мягкие движения маминых рук, перебиравших его волосы.
Их семья жила в так называемом нулевом районе – вдали от веток метро, на окраине города, плотно застроенной плохим и дешевым жильем. Жить здесь было небезопасно из-за вооруженных банд и социально опасных инфекций, поэтому, как только мальчику исполнилось шестнадцать, он пообещал себе, что будет работать, не жалея сил, лишь бы только вытащить свою семью из этого гиблого места.
Он никогда не жаловался на жизнь, ведь у него были и мать, и отец, а совсем скоро должен был появиться еще и маленький брат. Амалия и Зафар были не только хорошими родителями, но и прекрасной супружеской парой, и парень верил, что когда-нибудь найдет себе девушку, похожую на мать.
Лишь одно омрачало душу юного мечтателя: его мама, Амалия Кель, страдала наркотической зависимостью.
Днем она занималась домом, а ночью работала посудомойкой в стриптиз-баре на окраине Метрополя. Тадеус знал, что раньше она принимала препараты только перед ночными сменами, но в последний год стал находить дома все больше и больше упаковок со стимуляторами, замаскированными под спрей от насморка.
В нулевых районах их принимали не только асоциальные личности, но и те, кому приходилось много работать. Одна маленькая доза позволяла не уставать всю ночь, а достать наркотик можно было из-под прилавка практически в любой аптеке.
Хуже всего было то, что мама не отказывалась от стимуляторов, даже когда ждала ребенка. Тадеус боялся, что брат родится уродом, и выходил из себя, находя в доме очередной флакон. Однако сегодня возвращался отец, а это значило, что еще несколько дней любые наркотики будут под запретом. Амалия не могла позволить, чтобы муж, который так редко бывает дома, узнал о ее зависимости.
– Тадеус, сходишь за свечами? – спросила она, закончив плести последнюю косу.
– Да ты что, мам, – разглядывая себя в зеркале, удивился парень. – Меня сейчас никто не узнает. А с незнакомцами, сама знаешь, у нас разговор короткий.
До этого Тадеус ходил с пушистой, торчащей во все стороны копной волос, но сегодня они с мамой специально встали пораньше, чтобы сделать ему новую прическу. Конечно, он шутил, но чужаку оказаться в нулевом районе было действительно опасно.
– Перестань говорить ерунду, – отозвалась Амалия. Она была очень миниатюрной, и когда ее шестнадцатилетний сын встал со стула, оказалась на голову ниже его.
– Конечно, схожу, – улыбнулся Тадеус, затем еще раз придирчиво взглянул на себя в зеркало, провел ладонью по волосам и напоследок чмокнул Амалию в щеку. – Спасибо за косички, мам.
На улице шел снег. Огромные пушистые хлопья таяли, едва касаясь грязного, покрытого химическими разводами асфальта. Хорошо хоть, смога здесь было меньше, чем в центре Метрополя: нулевые районы располагались вдали от крупных фабрик и производств. Зима была теплой, и эпидемиологи трубили о новых вспышках аспидной чумы, но Тадеусу не было до этого дела. Он считал, что нельзя обезопасить себя от всех бед на планете, и смеялся над теми, кто надевал защитную маску, выходя на улицу.
Юноша совсем не жалел о том, что его детство прошло и он так и не стал одаренным. У него были руки, ноги и не самая глупая голова на плечах – вот и все, что, по его мнению, нужно было для жизни. А одаренность… одаренность он, как и отец, называл жировой складкой на теле, пятым колесом или пятой ногой у собаки. Не нужны ему были никакие особенные способности.
Около автозаправки он заметил девочку, укутанную в огромный вязаный шарф. Она появилась всего пару месяцев назад, но весь район уже успел запомнить ее из-за уродливого шрама почти в половину лица. Девочка очень стеснялась своего шрама, она была молчаливой и почти никогда не смотрела в глаза.
Никто не знал, как она оказалась здесь, вдали от покровительства протектория, ведь на вид ей явно было меньше шестнадцати. Впрочем, на улице никто не задавал вопросов; люди оседали в нулевых районах по разным причинам, и было не принято интересоваться, кто твой сосед: пьяница, наркоман, или же он обнищал, потеряв работу из-за болезни. Не нравится публика – вали в более престижный и охраняемый район, если, конечно, у тебя есть деньги.
Тадеус был уверен, что девочка долго не протянет. Но вопреки его мрачным предчувствиям она продолжала жить у заправки. По крайней мере, он помнил ее до тех пор, пока первая волна аспидной чумы не унесла добрую половину жителей нулевого района.
Он обошел несколько кварталов, чтобы набрать хотя бы тридцать свечей – перед Новым годом они в магазинах были в дефиците. На улице давно стемнело, и, бредя домой, Тадеус то и дело обходил странные фигуры. Воображение твердило ему, что это были аниматусы – загадочные существа, гомункулы, обладающие невероятными способностями. Но чаще всего это были просто опустившиеся люди, клянчившие у прохожих свечи и что-нибудь съестное.
Отец и мать уже были дома. Через час после ужина по традиции отключили электричество, и остаток вечера семейство Кель провело в неярком свете парафиновых свечей. Пламя притягивало взгляд и успокаивало; говорить не хотелось, приятнее было просто сидеть, обнявшись, и мечтать о том, чтобы так было всегда.
Амалия сидела рядом с Зафаром, и тот нежно обнимал ее. Тадеус пристроился на подушках, брошенных на пол, и дремал, опустив голову на мамины колени. В тот вечер он и представить себе не мог, что встреча Нового года станет последним счастливым событием в жизни его семьи.
Через несколько месяцев, когда отец опять был в отъезде, у мамы случилась передозировка. Началось с сильнейшей головной боли, из-за которой Амалия, рискуя быть уволенной, отпросилась с работы. Тадеус вернулся вечером и обнаружил, что она не может связать и пары слов. Он пришел в бешенство, накричал на нее и вместо того, чтобы позвать на помощь, ушел на несколько часов скитаться по городу.
Вернувшись домой, он нашел Амалию без сознания и наконец-то вызвал врачей. Два кошмарных дня и две бессонные ночи Тадеус не знал, что с его мамой: медики не особо делились информацией с жителями нулевых районов.
В больнице у Амалии родился мертвый ребенок. Позже Тадеус узнал, что иначе и быть не могло – слишком много яда поступало к нему из организма матери.
После случившегося парень ушел из дома. Он ненавидел мать и еще больше – себя, за то, что бросил ее одну в тот роковой день. Пусть и не это стало причиной смерти его неродившегося брата, Тадеус ненавидел себя за то, что повел себя как капризный мальчишка.
Он скитался по округе, ночуя в бараках, покупая съестное на последние деньги, и не знал, как дальше быть со своей жизнью; прежде-то у него была мечта сделать семью богатой и счастливой! Теперь Тадеус бежал от самого себя, не желая вспоминать о прошлом, пока волна аспидной чумы не дала ему понять, кем он был на самом деле.
За несколько дней до конца года группа эпидемиологов сделала невероятную находку: это был мальчик, уцелевший в эпицентре чумы. Единственный выживший из нулевых районов, феномен, получивший одаренность после семнадцати лет. Человек, иммунитет которого мог помочь в создании вакцины для спасения миллиардов людей и, что немаловажно, для обретения контроля над ними.
Мальчик искал смерти среди умирающих от чумы, но судьба сыграла с ним злую шутку: пережитый стресс запустил в его организме цепочку реакций, чрезвычайно усиливших иммунитет. Он стал одаренным, хотя считалось, что после шестнадцати лет это невозможно. Жизненная сила, заложенная в нем, была просто невероятной. Однако после долгих, изнуряющих исследований в лабораториях Метрополя человека по имени Тадеус Кель все же не стало.