Берни всегда говорил, что ненавидит оружие, но стрелять ему все же иногда приходилось. В рабочем кабинете у нас стоял сейф – вы бы ни за что не догадались, что он спрятан за большой фотографией Ниагарского водопада в раме – а в сейфе лежала винтовка и дробовик. А в бардачке машины – револьвер. Берни, кстати, любит водопады, так что у нас этих фотографий навалом. Но вернемся к оружию. Иногда Берни ходил на стрельбище, чтобы потренироваться. Мне там нравилось, правда, Берни брал меня с собой всего раз – по его мнению, я слишком уж пришел в восторг. Но как выглядит мишень, я знал именно оттуда – потому что я смотрел, как Берни тренируется на стрельбище. Помню, как он смотрел на мишень таким сосредоточенным, спокойным взглядом, а потом – бам! Прямо в яблочко!
Теперь он смотрел на фотографию Принцессы с точно таким же выражением лица.
– Как это к вам попало? – спросил Берни.
– Пришло вместе с почтой, – ответила Аделина Боргезе.
– В Италии?
– Италии?..
– Вы разве не там живете?
– У нас есть вилла в Умбрии, да. Но письмо пришло в квартиру на Манхэттене.
– Когда?
– На прошлой неделе.
– Конверт остался?
– Нет.
– Где он?
– Почту вскрывал ассистент. Он всегда выбрасывает ненужные конверты, рекламные объявления и все прочее.
– Вы пытались его найти?
– Это невозможно – письмо сразу же отправилось в шреддер.
– Вы показывали это сообщение полиции?
– Детектив манхэттенской полиции живет в нашем доме. Он сказал мне не беспокоиться, мол, это просто злая шутка, не более.
– Но вас его совет не устроил, – заключил Берни.
– У него никогда не было собаки, – только и ответила Аделина.
Берни глубокомысленно кивнул, словно понял, о чем она говорит. Лично я постепенно терял нить беседы – может, потому что уже давно пришло время завтрака, а никакого завтрака и близко не предвиделось. Я встал, хорошенько потянулся – знаете, когда передние лапы вытянуты, голова опущена, задница поднята, даже описать не могу, насколько это приятно – и прогулялся до кухни. Там я сунул нос за помойное ведро: иногда там можно было найти старые объедки. Сегодня, правда, мне с этим не повезло – я нашел только пробку от вина. На еду это совсем было не похоже, но я все равно ее подобрал и принялся грызть, зачем – и сам не знаю. Одновременно я пытался вспомнить, когда у нас дома пили вино в последний раз. Наверное, когда Сьюзи оставалась на ночь – она любила красное. Вино пахнет довольно приятно – даже люди проявляют к его запаху горячий интерес. Обожаю смотреть, как они суют в бокал нос и принимаются распинаться о нотках черники, шоколада и лемонграсса – поверьте, они вообще не знают, о чем говорят.
Сьюзи давненько к нам не заходила, если так подумать. А ведь она была просто замечательной! Хотя бы только потому, что в машине у нее всегда был запас печенья. Сьюзи работала репортером в «Трибуне Долины», и когда мы работали над делом Мэдисона Чемблисса, она написала про Берни статью. Статья ему не понравилась. Как там было это слово? Увалень. Что, черт возьми, за увалень такой? Это Берни так сказал: она написала, что Берни большой увалень, похожий на спортсмена, времена славы которого давно позади. А про то, что Берни и правда спортсмен и был питчером «Армии», во времена колледжа, она и словом не обмолвилась. Питчер – это бейсбол, а армия – это вроде как про драки, что всегда меня немного путало. Все это было давно, еще до того, как мы с Берни встретились, но я вам вот что скажу – теннисный мячик он может забросить очень далеко, хоть и не настолько далеко, чтобы я не успел принести его назад в мгновение ока. Мы могли играть в мячик часами – Берни и я. И еще в тарелку фрисби – что за замечательное изобретение! Однажды старик Хейдрич, наш сосед с другой стороны, не со стороны Игги, а тот сосед, который не слишком тепло относится ко мне и всему моему роду, так вот, однажды он не заметил стремительно летящую прямо в него тарелку. Конечно, никто в этом не был виноват, но попробуй это втолкуй старику Хейдричу.
Так вот, про Берни и Сьюзи. Я говорил о том, что Берни не понравилась ее статья, но вот Сьюзи ему нравилась. И он ей тоже нравилась. Все текло своим чередом – кстати, я обожаю плавать, так что отлично понимаю смысл этой фразы – пока не объявился старый (хотя, наверное, не такой уж и старый) парень Сьюзи, Дилан МакНайт. Про него я даже начинать не буду. скажу только то, что мы друг другу не понравились с первого взгляда – а ведь мне нравился каждый человек, которого я когда-либо встречал, за исключением, конечно, бандитов и преступников, и даже некоторые из них…
– …встретим самолет, – сказал Берни. Я поднял голову – он шел к входной двери, Аделина – вслед за ним.
– Я предупрежу мужа, – сказала она. – Вы точно не хотите аванс?
– В этом нет необходимости, – отказался Берни. – Времени это займет немного. Тогда и выставим вам счет.
Ох, Берни.
Мы запоздало позавтракали: Берни – яичницей с беконом, я – сухим кормом. И немножко – беконом Берни, если говорить всю правду. У него в последнее время появился заскок, понятия не имею, откуда, мол, слишком много бекона вредно для его здоровья. Сама идея того, что бывает слишком много бекона, кажется мне абсолютно бессмысленной, так что я был только рад ему помочь.
После завтрака Берни отправился в рабочий кабинет и принялся стучать по клавишам компьютера. Я же уселся у высокого узкого окна в коридоре и принялся рассматривать двор. Некоторое время спустя я услышал звук подъезжающего грузовика. Интересно, это ФедЭкс или ЮПС? Чрезвычайно важный вопрос: когда водитель из ЮПС проезжал мимо, то всегда кидал на лужайку печенье, а водитель из ФедЭкса никогда так не делал. Звучали грузовики практически одинаково, разве что ФедЭкс издавал едва слышное: «тик-тик-тик». Секунду спустя я услышал проклятое тиканье, что значило: никакого печенья. Когда грузовик проехал мимо, я на него едва взглянул. Так, а это что такое едет прямо за ним? Мотоцикл.
Мотоциклы всегда были очень интересными, а этот конкретный мотоцикл был интересным в особенности – он остановился прямо перед нашим домом.
На мотоциклисте был шлем с опущенным ветрозащитным экраном из темного пластика. Он развернулся, откинул ветрозащитный экран, бросил взгляд в сторону дома и увидел меня. И в ту же секунду – стремительно опустил экран, да так быстро, что мне не удалось толком разглядеть лицо: только темную кожу и мелькнувший кусок чего-то голубого. Я даже не был уверен, какого этот человек пола. Если бы я мог обнюхать его, никакой проблемы бы не было, но все запахи сейчас перебивала вонь от выхлопных газов.
Врррум-врум: сорвался с места мотоцикл. Игги, кажется, это заметил, потому что со стороны его дома донеслось привычное тявканье.
Я еще немного поглазел в окно, но больше ничего интересного не произошло. Тогда я решил как следует потянуться и зевнуть. Вот и все. Ощущения непередаваемые. Я успел проделать это еще несколько раз – все так же приятно. Потом из дома раздались шаги Берни, и я отправился его искать.
Сразу же я понял, что ему хочется курить. Догадаться было несложно: вот он проверяет все места, где он мог забыть пачку сигарет – на стеллаже, под журнальным столиком в гостиной, в куче грязной одежды, и все безрезультатно. В этот раз Берни твердо задался целью бросить курить и выкинул из дома все сигареты до единой. Из чувства солидарности я принялся искать вместе с Берни, хотя, конечно, никаких сигарет в доме быть не могло – иначе я бы давно учуял их запах. Разве что Берни спрятал пачку в сейф, и то, может, мой нос и тут не подвел бы.
Берни сделал глубокий вдох, а затем медленно выдохнул. Это у него особая техника такая, правда, я не знаю, для чего она предназначена.
– Может, стоит прогуляться? – спросил он. – Эй, Чет! Ко мне.
Мы вышли через заднюю дверь. Сначала Берни переобулся в кроссовки, а это значило, что он собирается заставить себя выйти на пробежку. Запах у этих кроссовок был тот еще. Вообще, странно, как люди носят разную обувь для разных видов деятельности. А какую странную обувь иногда надевают женщины! Я помню, у Леды была абсолютно ужасная пара туфель. Они меня не на шутку пугали, так что я их съел, но Леде, конечно, было не объяснить, зачем я это сделал. Я вот отлично справляюсь и без дюжины пар различной обувки. Уверен, если бы у людей были такие же большие лапы, как у меня, они были бы куда более счастливы. А что? Подушечки у меня мягкие, отлично работают, когда надо подкрасться, а большие острые когти помогают не терять сцепление с дорогой, когда я куда-то бегу.
Через задний двор мы вышли в каньон. Каньон был одним из лучших бонусов, которые ты получаешь, когда живешь на Мескит-Роуд. Вообще он находился в самом центре Долины – не уверен, город это или какая-то группа городов – и простирался далеко-далеко, но с того места, где мы стояли, каньона было почти не видать. Ну, разве не круто? Мне доводилось жить в разных местах: в питомнике при Академии, а до этого, когда я был еще щенком – в обшарпанной квартире вместе с кучкой алкоголиков, но жить здесь, вместе с Берни, было лучше всего на свете.
Тем временем Берни покачивался с носка на пятку и раз за разом наносил удары в воздух. Размявшись, он побежал – ну, вроде как побежал – по усыпанной гравием дорожки, которая вела к холму с большим плоским камнем, лежащим на самой вершине. Там дорожка сворачивала, чтобы обогнуть скалу.
То, как люди бегают, всегда ставило меня в тупик. Никакой красоты и куча усилий, и все ради того, чтобы перемещаться с абсолютно жалкой скоростью. Я принялся наворачивать круги вокруг Берни – раз в одну сторону, затем в другую, затем в обе сразу.
– Чет, – запыхавшимся голосом произнес он. – У меня от тебя голова кружится.
И Берни потащился вперед. Я почувствовал слабый запах, напомнивший мне об аромате бекона, и дело, конечно, было не в том, что кто-то готовил неподалеку завтрак. Мускусная свинья! Что вообще на свете сравнится с охотой на мускусную свинью? Даже представить себе не могу. Я принялся обнюхивать кактусы: круглые такие, с острыми иголками – о, я много знал об этих иголках и не собирался вновь повторять свои ошибки – и ощутил, что запах мускусной свиньи стал сильнее. Я сошел с тропинки и рысью побежал вперед, опустив нос к земле. Обогнул высокий красный камень и, как говорит Берни, бинго! Мускусная свинья, большая и жирная, была тут как тут и в данный момент самозабвенно жевала какую-то мелкую издохшую животинку. Мое появление незамеченным не осталось – мускусные свиньи вообще отлично различают запахи. Она подняла голову и приглушенно зарычала, сжимая в зубах свою добычу. Она что, думает, что я пришел отобрать у нее эту дохлую тварь? Хотя, кажется, не такую уж и дохлую: мне показалось, или хвост у нее только что дернулся?
Я зарычал в ответ – по большей степени из-за охватившего меня отвращения. Мускусная свинья выронила свою добычу – та мгновенно вскочила на лапы и опрометью бросилась к ближайшей дыре, вырытой в земле – и обнажила бивни. Я в ответ обнажил клыки, и мускусной свинье это не понравилось, это точно. Она сделала шаг назад, затем другой – словно и вовсе позабыла, что все еще угрожающе скалится.
Я подобрался, в любой момент готовый прыгнуть.
– Чет! Чет!
Я обернулся назад, в сторону тропинки, и с удивлением обнаружил, что она находится как-то слишком уж далеко, да еще и значительно выше того места, где сейчас был я сам. Берни стоял на самом краю обрыва.
– Ко мне, Чет. Назад.
Я посмотрел на Берни, потом на мускусную свинью, которая все еще стояла, обнажив бивни.
Ладно, Берни, сейчас буду, дай мне только кое о чем позаботиться.
– ЧЕТ! СЕЙЧАС ЖЕ!
Я снова бросил взгляд на Берни, стараясь не обращать на него внимания, но давалось мне это с трудом. И что вообще значит «сейчас же»? Я решил, что это значит сравнительно скоро, не слишком долго, но и не…
– СЕЙЧАС ЗНАЧИТ СЕЙЧАС!
Берни может говорить очень громко, если захочет. Земля вокруг меня словно бы затряслась. Я не говорю, что Берни такое под силу, просто так оно ощущалось.
Я снова повернул голову к мускусной свинье, но она исчезла. Конечно, я легко могу напасть на след, а потом останется только стремительно броситься вперед, но…
– ЧЕТ!
Я почти уверен, что земля задрожала на самом деле. Я развернулся и пошел к Берни: точнее, медленно побрел, уныло волоча хвост по земле. Берни звучал сердито, в этом не было никаких сомнений. Несмотря на это, когда я вспрыгнул на край обрыва, он крепко меня обнял.
– Такой чудесный день было бы обидно тратить на ветеринара, – сказал он. – Помнишь, что было в прошлый раз?
Я не помнил. Берни дал мне собачье печенье – не роскошное лакомство от «Ровер-Энд-Кампани», а обычное, из супермаркета, но такие печенья я тоже любил. Я проглотил угощение, встал на задние лапы и облизал Берни лицо. Он рассмеялся.
– Давай-ка лучше потренируемся.
И он снова принялся бежать по тропинке в своем неповторимом стиле большого увальня – да, я боюсь, что это описание отлично ему подходит. Кажется, еще он немного прихрамывал. Такое иногда случалось, особенно если он уставал – когда-то давно Берни ранили в ногу, когда он воевал в пустыне – не в нашей пустыне, а в какой-то очень далекой. Я пошел рядом, принюхиваясь к воздуху.
Мы прошли изгиб дороги, обогнули плоский камень и направились к скале: Берни пыхтел и отдувался, а я брел неподалеку, время от времени высовывая язык – просто так, ради развлечения. Туман окончательно рассеялся – значит, жара уже идет на спад. Высоко в небе кружила большая черная птица. Я не любил больших черных птиц – да мне в общем-то никакие птицы не нравились.
– Чет? Чего это ты ворчишь?
Кто, я?
– Ты устал? Хочешь, остановимся?
Кто, я?
– Там вроде как впереди скамейка?
Мы поднялись по тропинке еще немного вверх и вышли на смотровую площадку, где стояла деревянная скамейка. Берни шлепнулся на нее, удовлетворенно вздохнув, а я встал рядом. Если знать в какую сторону смотреть, иногда отсюда можно увидеть небоскребы, возведенные в центре города, но ни я, ни Берни туда не смотрели. Берни рассматривал небо, а я рассматривал Берни.
– Что за день, – сказал он. Я поднял взгляд: большая черная птица уже исчезла.
Берни достал из рюкзака бутылку с водой и маленькую миску. Мы попили – Берни из бутылки, я из миски. Пару раз я пытался пить прямо из бутылки, и хочу вам сказать: это куда сложнее, чем кажется.
– Не хочу ничего сглазить, – сказал Берни, – но возможно, нам удастся разжиться деньгами. Помнишь те пять тысяч, которые я вложил в акции на олово? – я, конечно, помнил, как он доставал чековую книжку, но чтобы пять тысяч? – Угадай – они стоят уже шесть тысяч! И это всего за одну ночь. Плюс работа с Аделиной обещает легкие деньги. Мне даже стыдно их брать. Тот детектив с Манхэттена наверняка прав – никакой опасности на самом деле нет, – Берни подставил лицо солнцу и закрыл глаза. Сейчас он выглядел куда моложе, чем обычно, и был очень похож на Чарли. – Жизнь налаживается, Чет. Вот только почему этого никогда не хватает надолго?
Бедный Берни. Я не знал, о чем он толкует, поэтому я просто положил голову ему на колени, и в ответ Берни почесал меня за ушами. Я закрыл глаза, впитывая тепло солнца и свежесть воздуха, такого приятного и…
Тыдыщ! Бах!
Это еще что? Над каньоном раздался взрыв, и в следующую секунду я увидел престраннейшую вещь: моя миска крутится в воздухе, окруженная ореолом сверкающих на солнце брызгов воды. В тот же момент Берни вскочил со скамейки и схватил меня в охапку. Мы покатились в пыль, ударились о что-то твердое – воздух снова сотряс знакомый тыдыщ-бах – и очутились за большим булыжником. И снова взрыв – в этот раз над головой что-то свистнуло, и добрый кусок булыжника осыпался каменной крошкой.
Потом все стихло. Мы с Берни прятались за камнем. Время все шло, и в небе снова появилась черная птица – может, какая-то другая, не та же самая – и принялась описывать широкие круги. Берни встал на колени и очень, очень медленно выглянул из-за края булыжника. Я тоже выглянул.
– Чет! Лежать!
Но мне хотелось посмотреть. На другой стороне каньона, неподалеку от кучки домов, выстроенных на холме, я заметил что-то вроде велосипеда или, быть может, мотоцикла. Он быстро промелькнул и исчез.
Большая черная птица спикировала неподалеку от нас – я даже услышал хлопанье ее крыльев – а затем снова взмыла в воздух и улетела прочь.