Я был на ранчо и раньше – на настоящем, работающем ранчо, как сказал Берни – во время семейной поездки, которая состоялась еще во времена Леды. Берни купил всем ковбойские сапоги – Чарли, Леде, себе. Я в обуви не нуждался, нет, спасибо большое, как я уже и говорил. Было ужасно весело – начиная с того, какими взглядами одарили Берни работники ранчо, когда он спустился к завтраку в ковбойских сапогах и своей любимой гавайской рубашке, той, что с оранжевыми цветами. Потом, когда они решили устроить состязание по стрельбе – такое, с бутылками из-под колы на заборе – и с улыбочками спросили у Берни, не хочет ли он попытать удачи, взгляды изменились. Бам, бам – только осколки летят во все стороны! А потом оказалось, что Берни и с лассо обращается неплохо, что не стало для меня неожиданностью. Чарли тоже – он обожал лассо. Он пытался заарканить и меня, и я даже дал ему подойти поближе – только за то, что он был Чарли. Но набросить лассо я не позволил: никто меня не заарканит, неважно, ради забавы или всерьез.
Единственное, что мне не понравилось в ранчо – это лошади. Что в них такого? Абсолютно ненадежные, вечно дергаются безо всякой причины, а людям как будто все равно. Только и знают, что распинаться, как они прекрасны и великолепны, пока мне не начинает хотеться подобраться поближе к этой странной лошадиной ноге – одна кожа и кости – и совсем легонечко… Но я бы такого никогда не сделал. По крайней мере, не после того, что случилось на ранчо в прошлый раз.
Рассказываю я все это потому, что первое, что я увидел, когда мы подъехали к ранчо Боргезе – это большая белая лошадь, гарцующая в загоне, обнесенном белым заборчиком. Что-то в ней мне не понравилось с самого начала. Ранчо без лошадей – вот было бы замеча…
– Чет! А ну завязывай!
Что завязывать? Лай? Это что, я был? Я широко-широко открыл рот, позволив языку вывалиться наружу, и попытался принять невинный вид. Губа у меня зацепилась за клыки, и какое-то время я пытался вернуть все как было.
Мы следовали вслед за Нэнси и ее мотоциклом. Она ехала быстро, всем телом наклоняясь при поворотах, и двигатель при этом ревел – врум-врум-врум – звук, от которого мне хотелось сесть прямо и навострить уши. В итоге Нэнси привела нас к воротам, на котором красовалась огромная табличка.
– Ранчо Рио-Локо, 1846, – сказал Берни. – Говорят, тут жил Дикий Билл Хикок.
Дикий Билл Хикок? Звучит по-бандитски. Хотя именно его я не помнил, но всех упомнить трудно – мы с Берни столько дел успешно закрыли.
Нэнси припарковала мотоцикл рядом с машинами, стоящими неподалеку от загона, а мы остановились рядом. Только мы успели выскочить из машины, как боковая дверь стоящей за загоном конюшни открылась, и оттуда вышла Сьюзи, на ходу убирая свой блокнот. Увидев нас, она в нерешительности замерла. Нерешительность – сугубо человеческая черта, и такая интересная: она заставляет их самую чуточку трепетать. Но что все это должно значить, даже не спрашивайте.
Сьюзи медленно к нам подошла.
– Привет, Берни, – сказала она. – Привет, Чет.
Берни кивнул. У него в арсенале было много кивков. Конкретно этот означал – что ж, подождем и посмотрим.
Сьюзи перевела взгляд на Нэнси.
– Вы ведь Нэнси Малон? – спросила она. – Тренер Принцессы?
Нэнси кивнула в манере, очень похожей на кивок Берни. Она что, еще была и Нэнси Малон? У людей очень сложные имена, понятия не имею, почему. Сколько я себя помню, я всегда был Четом, просто и со вкусом.
– Сьюзи Санчез из «Трибуны Долины», – сказала Сьюзи. – Я оставила вам несколько сообщений на автоответчике.
Нэнси облизнула губы. Мы с Берни всегда за этим следили, я – потому что любил маленькие человеческие языки, я ведь уже об этом говорил, да? А Берни – по каким-то своим причинам.
– У меня не было времени его проверить, – сказала Нэнси.
– Можете сейчас уделить мне минутку?
– Простите.
– Когда сможете? – не отступала Сьюзи.
– Я к вам вернусь, – сказала Нэнси.
– Надеюсь, что скоро, – заметила Сьюзи. – Думаю, в интересах всех, чтобы мы рассказали историю как можно точнее.
– Да ладно? – Нэнси повернулась и исчезла за той же самой дверью, из которой только что вышла Сьюзи.
И что теперь? Все это меня озадачило. Я придвинулся поближе к Берни. Сьюзи взглянула на него через полуприкрытые ресницы – словно пыталась защититься от невидимого сигаретного дыма.
– Значит, ты немного приврал, когда сказал, что тебя сняли с дела? – спросила она. – Или тут что-то другое?
– Что-то другое, – сказал Берни. Сьюзи посмотрела на него долгим взглядом.
– Берни, – сказала она. – В чем дело? Что пошло не так?
– Где пошло не так? – сказал Берни. Ага! Он ответил на вопрос вопросом. Я не до конца понимал, что тут происходит, но любил, когда он так делает.
А вот Сьюзи, кажется, не очень это нравилось – это я мог сказать по морщинкам, которые появились на ее лбу, и по тому, как сузились ее глаза.
– Ты специально ведешь себя, как идиот?
– Ну, это выражение по своему определению подразумевает умышленность.
– И зачем? В чем смысл?
Эй! Они что, спорят? От этого мне стало грустно. Сьюзи что, не нравится Берни? Или Берни не нравится Сьюзи? Я повернул голову и принялся грызть зубами шерсть на боку. Берни открыл рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент дверь конюшни открылась и в загон для лошадей вышел мужчина в сопровождении Нэнси, несущей седло. На мужчине были блестящие сапоги, а в руках он нес короткий хлыст – собственно, его я заметил первее всего – и стоял он очень прямо, но все равно был ниже Нэнси. Мужчина свистнул – резкий, грубый свист, который болью отозвался в моих ушах – и к нему трусцой подбежала лошадь. Теперь она стояла рядом, встряхивая гривой в очень раздражающей манере.
Нэнси вышла вперед и принялась седлать лошадь. Я много раз катал Чарли на спине, это было очень весело – но носить седло? Нет уж, спасибо. А эти блестящие штуки, которые Нэнси сунула в рот лошади, блестящие штуки, прикрепленные к поводьям? Сразу забудьте.
Мужчина взял поводья, поставил ногу на стремена. Нэнси присела рядом, сцепила руки в замок, и одним рывком подняла его в седло. На каждом ботинке были маленькие острые металлические штуки, смотрящие назад, это привлекло мое внимание.
– Сам граф? – спросил Берни.
– Кто же еще? – сказала Сьюзи.
– Как у него с английским?
– Неплохо.
– Также неплохо, как у Аделины?
Сьюзи рассмеялась.
– Что смешного? – спросил Берни.
– Аделина родилась и выросла в Пассаике, – сказала она.
– В Пассаике? – переспросил Берни. Для меня это тоже было в новинку. Это что, где-то в Долине? Долина простирается вдаль бесконечно, и еще дальше? Однажды я побывал в одном приключении в Нью-Мексико, а еще я был в Сан-Диего. Мы с Берни занимались серфингом! Ну, вроде как.
– Пассаик, Нью-Джерси, Берни, – объяснила Сьюзи. – Удачи с делом.
Она развернулась и пошла к желтому фольксвагену-жуку, припаркованному у дальней стороны конюшни. Забралась в него и укатила прочь.
Берни смотрел, как она уезжает.
– Господи, – сказал он и опустил на меня взгляд. – Я что, все испортил? – Берни? Испортил? Да никогда. Я боднул его головой. – И если так подумать, у меня действительно есть эта назойливая мысль, которая, может, и правда идиотская…