К середине марта силы и здоровье вернулись к Мэгги почти полностью. А вместе с ними проснулась и ее страсть к садоводству. Как-то утром, устроившись на качелях на парадной веранде, она несколько часов набрасывала план двора (вид сверху), прикидывая, каким должен быть наш сад. На следующее утро, сжимая в руке исчерканные листы бумаги, Мэгги взяла меня за локоть и, трогательно моргая своими прекрасными глазами, сказала:
– Мне бы хотелось приобрести пару новых саженцев для нашего сада. Ты не против?..
Как бы в подтверждение своих слов, Мэгги взмахнула у меня перед носом своими набросками, и я понял, что следующий шаг на пути к «нашему саду» обойдется недешево. С другой стороны, я прекрасно понимал, что работа в саду раскрепостит разум Мэгги и даст ей возможность успешно разобраться с двумя серьезными вопросами, которые по-прежнему оставались не решены. Первым был вопрос о том, сможем ли мы когда-нибудь иметь собственного ребенка. Второй заключался в том, что мне все еще предстояло объяснить (а ей – понять), что же все-таки я делал на протяжении четырех с половиной месяцев, которые она провела во сне. Вот почему я не стал спорить. Поглядев на двор, где при моем попустительстве разрослись трава и сорняки, я повернулся к Мэгги.
– Всего пару?
В ответ Мэгги слегка выгнула брови и ответила, хитро́ улыбаясь:
– Ну, может быть, штуки четыре или пять.
Потом она натянула безрукавку, влезла в джинсовый полукомбинезон, надела кроссовки и спрятала волосы под старой бейсболкой. Когда мы с Блу загрузились наконец в пикап, Мэгги уже сидела в кабине, нетерпеливо притопывая по полу ногой и делая какие-то пометки в своих чертежах.
В садовом центре мы взяли пару платформ-тележек и направились к оранжереям в сопровождении молодого продавца, с лица которого не сходила профессиональная улыбка, означавшая, что он готов помогать нам всеми силами, лишь бы мы купили побольше.
Примерно на середине первой оранжереи меня настигло ощущение сильнейшего дежавю. К концу прохода я уже понял, что именно все это мне напоминает. Конечно же, оптовый магазин детских товаров, в котором мы с Мэгги побывали пару лет назад! Правда, сегодняшняя поездка грозила обойтись нам еще дороже, поэтому я довольно скоро оставил всякие попытки подсчитать в уме, сколько денег нам придется потратить, и только повторял как заведенный:
– Да, милая, это совершенно замечательная штука, как бы она ни называлась. Может, взять еще одну такую?
В конце концов Мэгги раздраженно закатила глаза, сунула карандаш за ухо и, хлопнув себя по бедру, воскликнула:
– Ты совершенно мне не помогаешь!
Сказать, что она была полностью сосредоточена на текущей задаче, было бы преуменьшением. Процессу покупки растений Мэгги отдалась без остатка. Она не видела перед собой ничего, кроме своих исчерканных и испещренных какими-то пометками и условными значками планов, а между тем мне все сильнее казалось, что если так пойдет и дальше, то сажать наши покупки в землю нам придется при свете фонарика. Но мне было все равно. Мой дед всю жизнь руководствовался нехитрой философией, которую усвоил и я: жена довольна – живется привольно.
А Мэгги все не останавливалась. На ее верхней губе проступили крошечные капельки, а между глазами появилась тонкая, как волосок, морщина, означавшая: «Не мешай! Я думаю!» И если в ее движениях я еще замечал последствия комы, то на способности Мэгги концентрироваться на предстоящей задаче она никак не сказалась.
– Я говорю совершенно серьезно! Нам совершенно необходимо купить еще несколько этих милых цветочков! – поддразнил я.
В следующую секунду перед моими глазами очутился ее согнутый палец.
– Хочешь переселиться на диван?
– Только если там будешь ты.
Она отвернулась и продолжила пересчитывать горшки с цветочной рассадой.
– Не надейся.
– Угу… – Я развел руки как можно шире и притворно зевнул. – Да уж, на диване не особенно раскинешься.
Мэгги самодовольно усмехнулась и, зачерпнув из ближайшего горшка пригоршню земли, швырнула в мою сторону.
Наш спутник улыбнулся как ни в чем не бывало. Каждое растение он демонстрировал с невозмутимостью подлинного профессионала, и Мэгги каждый раз затыкала карандаш за ухо, чтобы оценить общий вид растения, состояние листьев и бутонов – и стоимость одного экземпляра. Несколько раз она со вздохом отказывалась от вполне здорового на вид саженца только потому, что цена была слишком высока.
Я исподволь наблюдал за Мэгги и чувствовал, как с каждой минутой растет ее разочарование. Цены на рассаду и саженцы действительно были таковы, что от ее представлений о том, как должен выглядеть идеальный сад, мало что осталось. В садовый центр она ехала с надеждой создать что-то в стиле Марты Стюарт[3], а уезжала с «елкой Чарли Брауна»[4]. Разумеется, я не мог этого вынести и, вернувшись по проходу назад, снова поставил на тележку все, что она отложила. Когда я вернулся, Мэгги взглянула на меня и прошептала:
– Но, Дилан, мы не можем себе все это позволить!
Я тоже посмотрел на тележку.
– Ты права, – согласился я. – Но не забывай, что я женат на женщине, которая покупает на Рождество елку за двадцать долларов и гирлянды за сто пятьдесят.
Услышав эти слова, наш консультант сообразил, что нам нужно немного побыть наедине, и, извинившись, направился к самой большой теплице в глубине садового центра.
– Мегс, – шепнул я, – мне наплевать, сколько все это будет стоить, потому что…
Я посмотрел на нее. За полтора года Мэгги успела нарастить мускулы, которые почти исчезли, пока она лежала без движения, а ее одряблевшее лицо и подбородок снова приняли четкие, скульптурные очертания. Полинявший мешковатый комбинезон и бейсболка, которые она надела для этой поездки, не могли скрыть ее широких плеч, изящных мускулистых рук, выступивших на висках капелек пота и пронзительной глубины глаз. Да, моя Мэгги была все той же сложной, состоящей из крайностей натурой, и ее внутренняя красота как раз начинала пробиваться на поверхность. Недаром она так любила ухаживать за цветами: как и сама Мэгги, они постепенно набирали бутоны, чтобы в один прекрасный день взорваться красками и ароматом.
– Но, Дилан…
Блу несколько раз обошел вокруг нас, повиливая хвостом.
– Все в порядке, Мегс. Правда!..
– Но…
– Один раз живем… – Я поднял вверх испачканные землей ладони. – И наша жизнь должна быть прекрасной.
В это время вернулся наш продавец. Он привел с собой какого-то пожилого джентльмена в соломенной шляпе с дырой на полях и в широких рабочих штанах.
– Это наш босс, мистер Уилсон, – сказал продавец.
– Мои покупатели зовут меня просто Мерле, – поправил мистер Уилсон, протягивая мне руку.
Отвернувшись, Мэгги попыталась незаметно вытереть глаза, а потом спряталась у меня за спиной.
– Очень приятно, сэр. Меня зовут Дилан, а это моя жена Мэгги Ста…
– Я знаю, кто вы такие. Я тоже читаю газеты. – Мистер Уилсон улыбнулся и несколько раз моргнул, потом жестом показал на теплицу, из которой мы только что вышли. – Выбирайте все, что вам нравится. За мой счет. – Он поманил меня пальцем. – А хотите – идемте со мной. Для вас у меня найдется кое-что получше…
И он повел нас к большой оранжерее в глубине участка, где, как мне показалось, мистер Уилсон выращивал цветы для собственного удовольствия. Во всяком случае, там было очень много больших, взрослых растений.
– Сюда, – пояснил он, – я привожу только лучших клиентов, которые хорошо знают цветы и любят их по-настоящему.
Войдя внутрь, Мэгги на мгновение замерла, рассматривая ряды горшков, буйную зелень и яркие соцветия, а потом вздохнула так глубоко, что мне показалось – еще немного, и она просто лопнет.
Я протянул Мерле руку.
– Спасибо, сэр, – сказал я с чувством.
– Выбирайте, не стесняйтесь, – ответил он. – Если что-то понадобится – зовите.
И он вышел из оранжереи с таким видом, словно у него вдруг появились какие-то неотложные дела в другом месте.
В итоге мы нагрузили горшками с рассадой шесть магазинных тележек-платформ. Чтобы перевезти все это, мне понадобилось совершить четыре путешествия от садового центра до нашего дома и обратно. К счастью, Мерле одолжил мне свой прицеп-трейлер, иначе мне потребовалось бы гораздо больше времени. Когда я отправлялся в последний рейс, цветов оставалось уже совсем немного, и рабочие загрузили прицеп мешками с мульчей и перегноем.
Отбуксировав прицеп обратно, я застал Мерле возле кассы, куда я зашел, чтобы попытаться хотя бы частично оплатить наши покупки и еще раз поблагодарить радушного хозяина садового центра. Пока Мерле Уилсон производил на калькуляторе какие-то сложные подсчеты, я заметил на прилавке орхидею, ползучие стебли которой были буквально усыпаны крупными розовыми цветами.
– Сколько она стоит? – спросил я.
Мерле улыбнулся и сбросил появившиеся на калькуляторе цифры. Сплюнув табачный сок в стоявшую за прилавком жестянку, он кивнул.
– Идемте со мной.
Обогнув здание конторы, мы вошли еще в одну оранжерею – совсем небольшую. Внутри было очень жарко и влажно, а вдоль стен стояли на полках и на полу горшки с самыми разными орхидеями.
– Это мои любимицы, – пояснил Мерле. – Обычно я не вожу сюда покупателей, но для вас… В общем, выбирайте, что вам нравится. Денег не нужно, это – подарок.
В оранжерее было, наверное, две или даже три сотни растений. Пока хозяин рассказывал, откуда происходит тот или иной сорт и как за ними ухаживать, я выбирал те, которые, по моему мнению, могли понравиться Мэгги. Я даже запомнил кое-что из того, что он говорил. В конце концов я выбрал четырнадцать горшков с орхидеями разных видов. Мерле помог мне составить их на тележку и рассмеялся как человек, которому застрявшая под ногтями земля доставляет не огорчение, а радость. Наконец я рассчитался и собрался ехать домой, но хозяин садового центра не разрешил мне ставить орхидеи в кузов. Боясь, что ветер может повредить готовые раскрыться бутоны, он собственноручно поставил горшки с орхидеями в свой закрытый фургон и поехал за мной следом.
Возле дома я поблагодарил Мерле еще раз, перенес орхидеи в комнату и отправился искать Мэгги. Я нашел ее на заднем дворе возле амбара. Вокруг нее стояли ящики с рассадой и саженцами, а в руках Мэгги держала наш поливочный шланг с металлическим наконечником-регулятором. Вентиль она отрегулировала так, чтобы вода била из шланга не струей, а превращалась в мелкие брызги, оседавшие на листья купленных нами растений.
Сдвинув шляпу на затылок, я присел на заднее крыльцо и попытался прикинуть, сколько часов нам понадобится, чтобы посадить все это в землю.
Перекрыв воду, Мэгги повернулась ко мне.
– И во сколько нам обошлась вся эта красота? – спросила она.
Я улыбнулся и запихнул квитанцию поглубже в карман.
– Скажем так, в ближайшее время мы в Нью-Йорк не поедем, – сказал я.
Рот Мэгги округлился буквой «о».
– Так много?.. – проговорила она несколько растерянно, но тут же улыбнулась, посмотрела на свои цветы и добавила: – Ну и пусть! По-моему, это намного лучше, чем «Ривердэнс»[5].
Я потрепал Блу по голове и тоже засмеялся.
– Довольно оригинальное заявление. Во всяком случае, оно не банальное.
Мэгги кивнула, и в ее глазах блеснули озорные искорки. Я знал, что́ это означает, и вскочил, но поскользнулся на ступеньках, запнулся о Блу и рухнул лицом в траву. В ту же секунду Мэгги открыла вентиль и окатила меня струей колодезной воды. Оттолкнув собаку, я попытался увернуться, но Мэгги уже уселась на меня верхом, продолжая поливать мне голову из своего шланга. Не сразу мне удалось схватить ее за штанину и вырвать наконечник.
Поняв, что ей предстоит отведать своего собственного лекарства, Мэгги взвыла.
– Дилан Стайлз! Только попробуй меня намочить! Я не хочу!!!
Но было уже поздно, к тому же она говорила это не всерьез. Крепко держа Мэгги за комбинезон, я на протяжении десяти секунд лил холодную, припахивающую сероводородом воду ей за шиворот. Мэгги оглушительно визжала – вода, которую насос поднимал с глубины почти шестисот футов, была очень холодной.
На то, чтобы только расставить цветы в том порядке, в каком хотелось Мэгги, у нас ушел почти весь следующий день, и еще три – чтобы посадить их как полагается. Когда мы закончили, я отправился в городскую скобяную лавку и вернулся оттуда с латунной табличкой, на которой было выгравировано:
«Лучший в мире сад».