Роксана недолюбливает Диего, но, узнав, что я показалась ему на глаза в таком виде, задаст мне головомойку. Скажет, что я могла бы по крайней мере надушиться или накрасить губы, чтобы его впечатлить. В конце концов, предполагается, будто я его позабыла. Но наводить красоту было уже некогда. Шаги Диего раздались из гостиной, он проходил мимо двери постирочной.
– Вот ты где, старина, – тихонько сказал он, выпуская запертого Нико.
Собачьи когти процокали по кухонному полу, и я, выглянув из своей комнаты, увидела, как песик радостно лижет Диего лицо. Даже мое ожесточенное сердце от такой картинки растаяло. Потом Нико заскулил и подбежал к балконной двери, настойчиво оглядываясь на гостя. Диего рассмеялся и открыл дверь. Пес выскочил на балкон.
Я видела лишь силуэт Диего, очерченный бледным серебряным светом луны, – одинокий и беззащитный. Когда мы еще созванивались, Диего рассказывал мне, где побывал и каково это – делить жилье с ребятами из самых разных стран. Его рассказы звучали как приключения из «Гарри Поттера» – истории про подростков, которые учатся на волшебников. Мне приходилось давить в себе зависть – ведь о такой жизни, как у Диего, я могла лишь мечтать, как бы ни любила футбол и какой бы способной спортсменкой ни была.
А теперь он здесь.
Словно почувствовав мой взгляд, Диего обернулся и различил в темном коридоре мою фигуру. Посмотрел на меня. Увидел меня. Не сестру Пабло-Жеребца. Не дочь Андреса и портнихи. А меня, Камилу Беатриц Хассан.
Брошенный мальчишка превратился в звезду футбола.
Диего шагнул ко мне.
– Камила! – Он распростер руки.
Ни камер, ни орущих фанатов рядом не было, поэтому я упала в его объятия. Диего крепко прижал меня к себе и даже слегка приподнял, но я уперлась носками в пол. Пахло от Диего одеколоном из тех, что продаются в дорогих магазинах, в торговом центре «Альто Росарио», а щекой я ощущала мягкость кожаной куртки. Когда я шевельнулась, мои губы коснулись шеи Диего. Мне хотелось поцелуй за поцелуем добраться до его губ и продолжить с того места, где мы остановились. Но я одернула себя.
– Я скучал по тебе. – Его шепот щекотал мне ухо.
Я высвободилась из объятий и подняла на Диего взгляд. Теперь, вплотную, я различила в его карих глазах золотые крапинки. Совсем как звездное небо, две галактики, в которых я могла бы потеряться. Но босые ноги холодил пол, и я очнулась и вернулась на землю.
Я всего лишь босоногая старшеклассница из дома на окраине, а он – звезда, комета, которая, сверкая, проносится мимо всех нас, и, когда он вновь исчезнет, вместе с ним исчезнет и это сияние.
Да, нас связывает общее детство, но сейчас мы живем каждый своей жизнью. Пусть сколько угодно говорит, как скучал по мне, но раз не писал и не звонил, значит, не так уж сильно и скучал.
– Ты надолго приехал? – спросила я, отстраняясь на шаг. Сложила руки на груди – закрылась как щитом.
– На неделю. Сейчас проходят международные матчи, и поэтому игроки разъехались по своим национальным командам.
– Эктор и Сезар говорят, что в следующий раз тебя вызовут в сборную, Титан.
Глаза его загорелись.
– Так и говорят?
Я кивнула.
Диего провел рукой по волосам и произнес:
– Нам с тобой столько всего надо обсудить. Матэ заваришь?
В такой просьбе не отказывают и врагу, и уж тем более Диего.
– Как, Титан, ты до сих пор пьешь матэ? Я потрясена. – Если буду называть его звездной кличкой, смогу держать в голове, что он больше не мой Диегито.
Диего проследовал за мной в кухню.
– Конечно, еще как пью! У меня с собой всегда термос с эмблемой «Сентраля», твой подарок. А ты не смотрела мои сторис и не лайкала мои посты, и вообще тебя онлайн не было целую вечность! Ты пропала.
– По крайней мере у меня есть оправдание. – Я старалась, чтобы фразы не звучали как реплики отвергнутой героини в сериале, но получалось плоховато. Моего ледяного тона Диего вроде бы не заметил.
– Что случилось?
– У меня месяца два назад сперли мобильник. А сейчас у меня древний, девяностых годов. – Я небрежно рассмеялась, мол, подумаешь, невелика беда. Но внутренне содрогнулась, едва вспомнила ту парочку мальчишек, оба не старше двенадцати, которые наставили на меня пушку и отобрали мобильник. Диего эти подробности знать было ни к чему.
Он приобнял меня одной рукой и сказал:
– Это дело поправимое. Ну, пошли готовить чай, а то меня просто распирает от новостей. – Пауза. – Слушай, по-моему, я видел тебя сегодня на стадионе, ты была в серой футболке. Это какой команды форма?
– Ты обознался. – И я поспешно сменила тему: – А ты не пришел к нам вечером на пиццу, хотя у нас был семейный сбор. Разве Паблито тебя не пригласил?
Диего пожал плечами и принялся наливать воду в чайник.
– Пригласил, но я ведь примчался на стадион прямиком из аэропорта и не успел повидаться с мамой Аной. А после матча мы с ней ходили в ресторан, посидеть вдвоем.
Я насыпала в свой любимый калебас для матэ мяту и листья падуба, потом добавила щепотку сахара, но тут вспомнила, что угощаю спортсмена мирового уровня.
– Тебе с сахаром можно?
Диего прищурился и протяжно вздохнул:
– Ладно, можно, но совсем чуточку, потому что если главный узнает…
Я слегка улыбнулась и добавила сахара, а Диего прошептал:
– Искусительница!
Я не стала встряхивать калебас, чтобы осела заварка, и вообще никаких чайных церемоний не разводила, не то что некоторые. Весь секрет вкусного матэ – в температуре воды и умелых руках. Важно, кто заваривает. А у меня рука волшебная. Даже отец раза два хвалил, как мне удается матэ.
Я подняла глаза от чашки и обнаружила, что Диего разглядывает меня, прислонившись к столешнице. В этой обстановке он смотрелся так чужеродно! Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не пялиться на него в ответ. Но я успела заметить, что он вроде как вытянулся и улыбка у него сияющая. Может, он отбелил зубы и выровнял их? Я рассеянно провела кончиком языка по собственным зубам; десны все еще болели после удара мячом. А у Диего и кожа стала почище, и вообще весь он как будто светился. Вода в чайнике загудела – вот-вот вскипит. Чтобы чем-то занять время, я стянула волосы в хвост. Футболка у меня при этом приподнялась и обнажила живот. Диего внимательно проследил за ней.
– Что? – спросила я и покраснела.
Брови у него были идеальные, куда лучше моих, а бриллиантовые сережки в ушах при каждом движении сверкали и рассыпали вокруг искорки.
Чайник запел. Я выключила плиту, сняла его с конфорки.
Снова спросила Диего:
– Ну, что?
– Да вот… – Он сглотнул. – Знаешь, я поднимался по лестнице, взглянул на твое окно и… Nena, крошка! Ты там светила в одном бюстгальтере.
Мне пришлось срочно поставить чайник обратно на плиту, чтобы не выронить. Лицо у меня точно огнем обожгло, а из ушей, наверное, повалил пар.
– Я не заметила, что жалюзи открыты, – паническим шепотом выкрикнула я.
Мне хотелось умереть на месте.
– В следующий раз будь осторожнее. – В голосе Диего звучала неподдельная тревога. – Не провоцируй всяких психов. А если бы тебя кто другой увидел, а не я? Если твой папа узнает, запрет тебя в самой высокой башне, и будешь ждать, пока я тебя спасу.
– Я сама спасусь, – ответила я, все же замешкавшись на секунду-другую. – И не надо волноваться. Никто и никогда ни в какой высокой башне меня не запрет.
– Интересно будет посмотреть, если кто-нибудь попытается. – Теперь Диего стоял так близко, что я ощущала жар его тела. А может, это меня лихорадило и кидало в жар. – Я слышал про Химену. – Лицо его оставалось непроницаемым, но в голосе звучала печаль. – Мы с ней вместе учились в начальной школе. А в седьмом классе она бросила школу, и Пабло чуть не зачах. Он ведь по ней страдал, помнишь? Он тогда еще любил темненьких.
Если бы она не гуляла с кем не надо, была бы жива и здорова…
– Каждый день в новостях еще какая-нибудь девчонка.
– Если тебя хоть кто-нибудь когда-нибудь попытается обидеть, сразу скажи мне, я ему задницу надеру. Он у меня своими зубами подавится. Только скажи.
Но серьезно – что Диего мог сделать? Он ведь даже тут больше не живет. Я похлопала его по руке и отдернула свою так поспешно, что чуть не опрокинула матэ.
– Уй, – буркнула я и с трудом не выругалась, а не будь здесь Диего, так обязательно бы выругалась. – Я тебе уже сказала: я и сама в состоянии о себе позаботиться. Не волнуйся. – И, чтобы сменить тему, спросила: – Хочешь к матэ пиццы или крекеров? Или вот еще мама вчера сладкий пирог с айвой пекла, может, еще осталось.
Я заглянула в холодильник – и в самом деле, пастафрола с айвой еще осталась. У Диего прямо глаза загорелись. Он всегда был сладкоежкой.
– Только немножко.
– Садись сюда. – Я усадила его за стол, сама устроилась напротив, на своем любимом месте у окна, – мы с ним сидели вот так миллион раз. – Я… видела тебя по телику. То есть мы смотрим матчи. – Я налила кипятка в калебас. – Мы с мамой. Она говорит, тебе очень идет черно-белое.
Я не могла отвести от Диего глаз и ласкала взглядом, особенно его смущенное лицо. Выбрит он был так гладко, что мне казалось, я чувствую, какая нежная у него кожа, – будто трогала его кончиками пальцев.
Я отпила матэ и чуть не ошпарила язык.
– Вы смотрите футбол?
Я поспешно сглотнула.
– Когда получается. Иногда слушаем по радио, а если смотрим, то в записи. Потому что доступ к трансляции онлайн стоит как… как яйцо. Или даже два.
Диего рассмеялся.
– Остра на язык, как всегда.
Он с удовольствием откусил пирог. К его губам прилипли крошки и, Dios mío, у меня внутри все сжалось, но я снова взялась за матэ и прикинулась равнодушной.
– А-а, ты про куриные, – добавил он.
– Ну разумеется! Что за нескромные мыслишки бродят у тебя в голове, Феррари?
Он облизнул крошки и прикусил нижнюю губу, а потом с пафосом сказал:
– Вообще все сразу, Хассан.
Теперь у меня в голове понеслись картинки одна неприличнее другой. Я рассмеялась и уставилась на салфетку. Оказывается, я успела изорвать ее в клочья.
Снова повисло неловкое молчание. Окутало нас плотной удушливой пеленой. Я лихорадочно прикидывала, чем бы нарушить это молчание, и тут, о счастье, вспомнила, что у меня ведь так и лежит книжка Диего.
– У меня кое-что для тебя есть.
Я вскочила и побежала к себе в комнату за «Тенью ветра». Когда вернулась, Диего все так же баюкал в ладонях калебас с матэ.
– Извини, что так долго ее держала. До твоего дома теперь далековато ехать. – Я засмеялась.
Кухню освещала только тусклая лампочка в углу, и я от души понадеялась, что Диего не видит, как я снова покраснела. Не глядя ему в лицо, отдала книгу. Наши пальцы на миг соприкоснулись. Я поспешно сжала кулаки и скрестила руки на груди – а то он еще заметит, что меня всю колотит.
– Ну и как тебе? – спросил Диего. Я не ответила, и он продолжал: – Если ты все еще помнишь сюжет. Дело было давно.
– Я перечитала ее несколько раз. Просто не знаю, с чего начать.
Лицо Диего озарилось удивлением.
– О, так тебе понравилось!
– Да, безумно. И перевод отличный. Читается совсем как на кастильском.
Диего слегка улыбнулся.
– Барселона! Что я еще могу сказать? – Я продолжала, осмотрительно подбирая слова, чтобы не упоминать любовную линию – центральную в романе. – Мне очень понравилась мысль Сафона про то, что в каждой прочитанной книге оставляешь кусочек самого себя. И собираешь кусочки душ тех, кто первым нашел эту историю. До чего красиво.
Если так рассуждать, то читать книжку, которую тебе дали, – глубоко интимное переживание.
– А ты? У тебя какой любимый отрывок?
Диего задумчиво посмотрел в сумрак кухни.
– Там, где он пишет, что иногда ты скован заклятием и не можешь обрести свободу, если не поможет тот, кто тебя любит. – Он взял меня за руку, и на этот раз я не высвободилась. – Я побывал в кафе «Четыре кота» и вообще везде, куда по сюжету ходили Даниэль и Фермин. А когда гулял по старой части Барселоны, мне вообще раз-другой померещилось, будто я видел Хулиана и Пенелопу.
Диего бродил по этим узким извилистым улочкам, и по Порталу Ангел, и по Рамбле, и через Готический квартал спускался к Средиземному морю, а я все это видела разве что в интернете.
– А ты нашел Кладбище забытых книг?
Диего блеснул глазами, но что он чувствовал, мне определить не удалось.
– Пока еще нет, Ками. Пока нет.
Из маминой комнаты донесся приглушенный смех с экрана телевизора и нарушил наше уединение. Матэ уже утратил крепость, но я не вставала, чтобы насыпать свежей заварки. Не хотелось разрушать очарование этой минуты. Не хотелось, чтобы Диего отпустил мою руку.
– Как прошел экзамен?
– Экзамен?
Диего заглянул мне в лицо, и я поняла: он про экзамен, который я сдавала месяц назад. Когда он уезжал, я как раз занималась и проходила подготовительные тесты. Так что Диего был просто не в курсе моих новостей.
– А-а-а, поняла. Я сдала TOEFL и SAT на максимальный балл. – И, не давая ему вставить ни слова, добавила: – Но это еще не все. У меня теперь степень лиценциата по английскому, вот ты с кем матэ пьешь.
– Значит, ты по-прежнему собираешься поступать в университет в Северной Америке? – Диего спросил это так, будто все проще некуда: раз я сдала экзамены на «отлично», передо мной распахнутся все двери.
– Нет, – сказала я и отпила остывший матэ. – Это невозможно.
Всю жизнь я мечтала поступить в университет в Штатах, потому что там можно было бы и учиться, и играть в футбол. Однако американские учебные заведения запредельно дорогие. Учитывая курс доллара в песо, я не смогу учиться в американском университете, даже если буду копить деньги миллион лет, даже если получу стипендию.
Но на Южноамериканском кубке у меня появится шанс быть замеченной какой-нибудь американской командой. Учебу можно будет отложить и играть дальше в футбол. Начну скромно, с какого-нибудь буэнос-айресского клуба вроде «Уркисы». Мужская команда у них даже не в первой лиге, а вот женская участвовала в Кубке Либертадорес. Может, через несколько лет у меня получится пробиться в Североамериканскую национальную лигу, лучшую женскую в мире. Вот тогда-то мне и пригодится мой английский.
– Нет ничего невозможного, Камила. Уверяю тебя, те, кто меня знал девятилетним шкетом, и представить не могли, что в один прекрасный день я буду играть в Италии.
Диего был прав. Его история была сказкой про Золушку, и она меня вдохновляла. По-настоящему вдохновляла. В конце концов, из Росарио футболисты разъезжались по самым разным клубам мира. Правда, мужчины-футболисты.
– Да и вообще, посмотри на себя! Лиценциат по английскому! – И он снова ослепительно улыбнулся. – Что ж ты мне ничего не сообщила?
Я перевязала свой хвост.
– Ну так ты же был занят, верно? – Я помедлила, но если не сказать сейчас, то когда? – Кроме того, мы не то чтобы общались. Ты мне не звонил и не писал.
На его лицо набежала тень, улыбка погасла.
– Ох… – сказал он и приложил ладонь к сердцу.
– Ох… – эхом отозвалась я.
Диего прикусил губу.
– Извини, – выдавил он, – все стало так…
– Сложно?
Он кивнул и вновь схватил меня за руку.
– Камила, ты себе не представляешь… Я не раз подумывал бросить футбол. Я тосковал по дому, мне было одиноко, я запутался… Босс сказал, что я не вкладываю в игру душу, и поинтересовался, не хочу ли я вернуться в Аргентину.
– А ты что ответил?
– Что хочу остаться в Турине. А что еще я мог сказать? Футбол в Италии был моей давней мечтой, и при мысли о том, что меня могут отослать обратно, мне становилось страшно. Я сосредоточил все силы на том, чтобы каждый день выкладываться по полной и не загадывать дальше завтра. Обернуться не успел, а уже пролетела неделя, другая, а потом я не знал, как тебе объяснить… – Он шумно выдохнул, словно у него гора с плеч упала. – Ты простишь меня?
В воображаемых разговорах с Диего я без колебаний отвечала ему, что мы можем остаться друзьями, а тот поцелуй и мое разбитое сердце – это мы просто споткнулись и теперь идем себе дальше. Но в глубине души я всегда тревожилась: а вдруг у нас не получится вернуться к прежним отношениям, какими они были до того вечера в клубе?
Я не хотела терять Диего. И ни на какие извинения никогда не рассчитывала. И сейчас была не готова их услышать, так что он застал меня врасплох и обезоружил. Куда легче было бы затаить на него обиду на всю жизнь. А тут он так разумно все объяснил. На его месте я повела бы себя точно так же.
Разлука показала мне, что я способна прожить без Диего. Возможно, душа моя жаждала какого-то завершения, и мне вполне хватило того, что Диего появился, принес извинения, все объяснил.
Диего смотрел на меня так, будто ожидал приговора. Наконец я сказала:
– Я рада, что ты остался в Турине. Честное слово, рада, Титан.
– А я рад, что ты получила степень лиценциата. Сейчас везде нужен английский, – отозвался Диего. – Дополнительный заработок он тебе приносит?
Я рассмеялась.
– Заработок? У меня вообще нет денег. – Я поерзала на стуле. Нога затекла. У меня дурацкая привычка подкладывать ногу под пятую точку, чтобы казаться выше, когда сижу. Это очень вредно для голеностопа, и если бы меня сейчас увидела сеньора Алисия, она оторвала бы мне голову. – Я ходила устраиваться продавщицей в магазин одежды в новом торговом центре. Они искали владеющих английским.
– Ну и? – Диего жестом попросил продолжать.
– Со мной пошла Марисоль. Я заполнила за нее анкету и на собеседовании подсказывала ей чуть ли не все ответы. После чего мне они не перезвонили, а ей – да! Нет, ты не смейся. Я свободно говорю по-английски и знаю бухучет и еще кучу всего, а наняли ее. Она там проработала два дня и ушла. А мне они так и не позвонили. – Теперь я уже стояла коленками на сиденье, наклонившись над столом, и размахивала руками на манер Эвиты Перон. Не хватало только воскликнуть: «Народ Аргентины!»
Диего расхохотался, я медленно опустилась на стул и скрестила руки на груди.
– У меня есть предположение, почему они наняли ее, а не меня.
– И почему же?
– Ты что, правда не догадываешься? Она же как хрупкая феечка из аниме – хлоп-хлоп ресничками и прикидывается дурочкой, чтобы всем понравиться. А теперь посмотри на меня! – Я провела рукой в воздухе, обрисовав свое тело. – Работодатели дальше фасада не смотрят.
Диего глядел на меня так пристально, что по коже моей побежали мурашки.
– Не понимаю, о чем ты, Ками.
– Неважно, – сказала я и мысленно обругала себя, что попалась в ловушку. – Итак, деньги. Мне нужно заработать. У тебя найдется для меня какая работенка, Титан?
Диего прищурился, дернул ртом.
Мне казалось, я знаю наизусть все его гримасы и ужимки, но этот лощеный новый Диего был для меня загадкой.
– Вообще-то вполне может найтись.
– Что?
– Ты видела в новостях, что монастырь Доброго Пастыря снова открылся?
– Заброшенный монастырь, где раньше была тюрьма?
– Разве тюрьма?
– Ну приют строгого режима для непокорных женщин.
Диего воззрился на меня в полном недоумении. Но мало кто знал историю этого места.
– Тот, который в самом сердце Южного района?
– Да, он, – подтвердил Диего.
– Роксана показывала мне статью в «Ла Капитал» про это здание. В прежние времена семьи отправляли в Доброго Пастыря своих непокорных дочерей.
– Правда?
– Ага, а также сестер, жен и иногда даже подчиненных. Что-то вроде хранилища неугодных женщин. Кое-кто из девочек-сирот, выросших там, потом становился бесплатной прислугой в богатых семьях.
– Я понятия не имел, – тихо сказал Диего.
– Девочек этих называли неукротимыми. Роксана мне говорила: мол, твое счастье, Камила, что заведение закрылось, не то ты бы туда угодила.
– Ох, но я вспомнил про Доброго Пастыря совсем не потому. – Диего сморщил нос и добавил: – Здание красивое, жаль, если бы оно пустовало, а теперь оно станет местом исцеления… надеюсь.
Может, от святой благодати монастырь покинут призраки замученных женщин, которые до сих пор там обитают?
– Я думала, там сейчас лечебница.
– Часть здания отвели под лечебницу, а часть пустовала. Отец Уго устроил там столярные и швейные мастерские, разбил огород, а еще открыл столовую, чтобы дети могли полдничать. Он хочет запустить новую образовательную программу для детей, чтобы уберечь их от улицы. Сам он небогат, но приют отчасти финансируют богатые аргентинцы из Штатов. Отец Уго искал сотрудника, а лучше сотрудницу, женщину, – Диего блеснул глазами, – или девушку, или… кто найдется – чтобы учить детей английскому. – Он сглотнул. – Ты бы взялась?
– Вполне возможно, – отозвалась я. – В конце концов, я именно кто найдется и у меня есть степень лиценциата по английскому.
У Диего хватило здравого смысла смущенно опустить голову.
– Ладно, ты женщина. Лиценциат.
– Отлично, – сказала я.
Вообще-то по описанию вакансия была прекрасная, а мне позарез нужны были деньги. Но я и так с трудом ускользала из дома на тренировки. А теперь еще тайком ускользать на работу?
– Ты чего, bambina, малышка? – Диего протянул руку и ласково приподнял мой подбородок указательным пальцем. Стараясь скрыть, что от его прикосновения меня бросило в дрожь, я сказала:
– Да понимаешь… отец…
– А что отец? Малышка, ты сейчас похожа на Рапунцель, которую матушка Готель не пускает на волю поглядеть на звезды.
Я засмеялась. Диснеевский мультик мы в детстве смотрели вместе раз сто.
– Я не Рапунцель. К тому же, Титан, что скажут твои фанаты, если пронюхают, что ты до сих пор смотришь мультики? Диснеевские мультики про принцесс.
Улыбка Диего изменилась.
– Слушай, не зови меня Титаном. Я просто Диего, мамуся.
Парни, которые мне нравились, никогда раньше не называли меня «мамуся».
С этим словом все непросто. Хотя моя благовоспитанная мама считает его «деревенским», так можно называть маму. Но так можно называть и подругу. Или хорошенькую малышку, которая играет в пaрке. И мужчина может назвать «мамусей» свою любимую.
Диего кашлянул и сказал:
– Завтра выходной. После обеда заеду за тобой и отвезу к отцу Уго.
– Я не хочу выскальзывать тайком. – Я помотала головой. – Отец будет дома весь день. Он все узнает. Поедет мимо монастыря и увидит нас. Или я наткнусь на кого-то из его знакомых, или мы попадем в аварию…
Диего сжал мои руки.
– Я и не предлагаю тебе ускользать тайком. Я приглашаю тебя… – он замешкался, – погулять, на свидание. В прошлый раз все произошло так быстро – мы поцеловались и простились. А на свидание я тебя толком никогда не водил. Так, чтобы вдвоем.
Мне показалось, что от его слов даже воздух замер.
– Давай сходим на сеанс в планетарий. Я повидал в Европе уйму всего классного, но в Росарио до сих пор много чего не знаю. Обидно, да? Вот и хочу посмотреть как можно больше, чтобы было что вспоминать, когда уеду. И погулять по городу хочу с тобой. А на обратном пути заедем к отцу Уго и поговорим с ним.
Диего всегда безоглядно любил Росарио. Нашему промышленному городу, конечно, не сравниться с Италией и даже с Буэнос-Айресом, но у Диего изначально и в мыслях не было уезжать. Уехал он только потому, что футбольному клубу «Ювентус» не отказывают.
Секунду-другую я колебалась. Работа была нужна мне как воздух, да и настоящее свидание с Диего – такой соблазн. Когда я наконец улыбнулась, он просиял так, словно забил гол.
Нас вспугнул какой-то металлический звук. Мы оба подпрыгнули.
– Что это? – спросил Диего.
Кто-то или что-то скреблось в дверь.
Я глянула на часы. Час ночи. Пора возвращаться в реальность.
– Ой! – Я услышала знакомый скулеж. – Это же Нико.
Я поспешила открыть балконную дверь, и песик протрусил в мою комнату. Зато я вышла на балкон и блаженно подставила лицо холодному южному ветру, от которого в мыслях у меня прояснилось. Я полной грудью вдохнула аромат эвкалипта и печного дыма – где-то топили дровами из квебрахо[6]. Диего тоже вышел на балкон и встал рядом со мной, опершись на перила.
В прошлый раз мы были вдвоем в темноте, когда Диего обнаружил меня под дверью клуба, где я дрожала от холода в куцем платьице Роксаны, да еще и на высоченных каблуках, на которых, о диво, очень ловко передвигалась. Весь вечер мы с Диего переглядывались через танцпол издалека, но никто не делал первого шага. А уже в два часа ночи, когда Роксана сказала, что ее папа ждет нас на улице, я ответила: «Мне нужно попрощаться с Диего». Но потеряла его в толпе танцоров и девушек, раздающих леденцы, – шла первая неделя июля, начало зимы, и была традиционная Неделя сладостей, La Semana de la Dulzura. Я вышла на улицу, однако ни Роксаны, ни ее отца с машиной не нашла. А пойти домой в таком виде было немыслимо. Я просто не дойду. Меня уже охватило отчаяние, и тут кто-то тронул мое плечо. Я рефлекторно отшатнулась, готовая врезать любому приставале.
– Давай махнемся? – предложил Диего, протягивая мне желтый леденец на палочке. Ведь в Неделю сладостей и полагается меняться конфетами и при этом целоваться.
У меня в руке как раз был розовый леденец – Диего такие любил больше всего. Судьба подарила мне шанс, и упускать его я не собиралась. Через считаные часы Диего должен был улететь – может, я его больше никогда не увижу.
– Леденец отдам, но за поцелуй. Все знают, что розовые вкуснее желтых.
Диего блеснул глазами и игриво прикусил нижнюю губу. Друг к другу мы наклонились одновременно. Губы и язык у Диего были такие сладкие, что я опьянела; в его руках было так тепло, что я таяла. Когда кто-то рядом восхищенно и завистливо присвистнул, мы расцепились, хватая ртами воздух. Меня снова заколотила дрожь, и Диего накинул на меня свою куртку.
– Пойдем обратно, – сказал он мне на ухо, и еще несколько ночных часов мы провели в клубе, никого вокруг не замечая, так, будто ему не надо было улетать.
Прошло больше года, и мы снова рядом. И оба дрожим и смущены так, что слова не идут с языка.
Мне так много хотелось ему рассказать. Про чемпионат и про то, как я веду двойную жизнь и скрываю, что я футболистка. И про то, как я истосковалась по нему. И как обиделась, когда он пропал с радаров. Да и он сам столько еще не рассказал мне! Про Турин, про бразильца Луиса Фелипе, его соседа по квартире. Но час был поздний, и я решила – лучше смолчу, чтобы не ляпнуть лишнего. Опустила взгляд на его руку и увидела на кисти татуировку. Ее слегка прикрывала простенькая алая ленточка – оберег от сглаза. И еще ее прикрывали дорогие часы – ничего общего с подделками, которыми торгуют на площади Сармиенто. Я схватила Диего за кисть и прочитала: «Банда 7 Сентября». Пульс его отчетливо бился под моими пальцами.
– Ты сделал тату в честь нашего района? – Я изо всех сил пыталась сохранить невозмутимый вид. Нельзя терять голову. Не сейчас.
Диего наклонился и поцеловал меня в щеку. Губы его задержались на моей коже. И не успела я принять решение и слегка повернуть голову, подставив ему губы, – крошечный поворот, но огромный шаг, – как он уже отстранился. Потом развернулся и пошел к выходу.
– Спокойной ночи, мамуся, – сказал он. – До завтра.