Выступление прошло замечательно. В этот раз столик родителей никто не загораживал. Я видела свою молодую маму и падю, глядящего на неё с восхищением. Восхищаться было чем: точёная фигурка, стройные ноги в туфлях на высоких каблуках, светлые волосы, уложенные каскадом.
Я пела для них. Сегодня все песни о любви я посвятила им – мысленно, конечно. И вдруг совершенно случайно я разглядела в зале Джона с пляжа. Поэтому с радостью посвятила ему свою песню о море, волнах, ветре, брызгах и горячем песке.
После концерта он подошёл ко мне и поздравил с отличным выступлением. Я первый раз видела его в одежде. И надо сказать, подготовился он отлично. Белая рубашка без ворота с расстёгнутыми верхними пуговицами на загорелом теле смотрелась отпадно, а тесные голубые джинсы сообщали, что этот парень подарит шикарную ночь.
– Если позволишь, то подвезу тебя до дома, – предложил Джон хриплым сексуальным баритоном.
В это время ко мне подошли родители. Поздравили. Падя вручил букет цветов. С мамой мы расцеловались. В присутствии Джона мне пришлось их называть Леной и Купом. Им тоже было неловко. Мама сориентировалась быстро:
– Ну, мы не будем тебя ждать, – сказала она, скользнув по Джону изучающим взглядом, при этом Куп окинул его взором, в котором читалась угроза, но Джон этого даже не заметил, он смотрел на Лену. – Ты звони, если что, – сказала мама, намекнув на наш утренний разговор, и повела Купа за локоть к выходу.
Смотрелись они идеально: высокий брутальный брюнет и стройная лёгкая блондинка.
– У Купа новая подружка? – спросил Джон, провожая их взглядом. Если бы он еще знал, как эта подружка держится на волне…
– Скорее старая, – сказала я, но, слава богам, Джон не стал вдаваться в подробности.
– Тогда понятно, почему он так слабо реагирует на тебя. У него уже есть дама сердца! И это хорошо! Давай помогу, – Джон легко подхватил мой реквизит, который я собиралась унести со сцены.
В огромном внедорожнике Джон довёз меня до дома, в котором я снимала квартиру. Несколько минут мы сидели молча. Он не напрашивался на чай, а я не представляла, как ему это предложить. Я вообще не знаю, как себя ведут в таких ситуациях. У Джона ситуация была хуже. В паху объём явно увеличился, и в тесных джинсах сидеть было неудобно, но он молчал.
– Н-ну, спасибо, что проводил, – промямлила я. Мысленно ругаясь известными мне матами на трех языках. Что делать-то? Я хочу этого парня сегодня ночью, как минимум. «Что мне делать?» – обратилась я мысленно в пространство. И, не дождавшись ответа, спросила Джона: – Почему ты не на соревнованиях? Вы же хотели с Бобом?
– Это Боб хотел. Он мечтает занять призовое место. А мне некогда, я менеджер по продажам в …, – Джон с гордостью назвал австралийскую торговую сеть и начал рассказывать о своей работе.
Я его почти не слышала – перед моим мысленным взором стали возникать картинки, одна откровеннее другой. Вот тонкие пальчики проникают под ремень и освобождают возбуждённую мужскую плоть, и девичьи губы берут её в рот. Мама? Искра? Да, они обе могут такое проделать. Следующая картинка. Опять высвобождение из плена тесных джинсов и напрыгивание на шофёра прямо перед рулем. Комплекция мамы это позволяла, а если я на Джона так запрыгну – придется вызывать спасателей и вырезать нас вместе с рулем…
Пока я рассматривала неприличные картинки из жизни родных, Джон наклонился ко мне и поцеловал в щёку.
– Пока, – произнёс он осипшим баритоном.
И тут во мне сработала мамина прыть. Я обняла Джона за шею и запечатлела влажный поцелуй в губы. Дальше нам снесло крышу, и я только помню, что моё кресло стало запрокидываться назад, а его плоть всё-таки была высвобождена моими пальчиками из плена пояса, ремня и тесных джинсов. Первую страсть мы удовлетворили прямо на сиденье его шикарного внедорожника. Ура большим машинам!
Перевели дыхание, и Джон прошептал мне сипло:
– Я остановился в мотеле. Можно ко мне, если хочешь? – В темноте видно, как напряглось его лицо. Боится отказа?
– Не хочу в мотель, – произнесла капризно и вгляделась в него, он окаменел. – Хочу к себе в кроватку. Пойдем! – выдохнул, расслабился.
– А родители, там, друзья?
– Нет. Я живу здесь одна, когда концерты, чтобы не кататься ночью по шоссе.
Вышли из машины, и я увлекла его за собой.
Джонни оказался тем, кого обещал его внешний вид: отличным в постели. Я получила тот выход, который мне был так нужен, после ночи, проведённой в доме с родителями. Хорошо, что подо мной пустующая квартира, иначе бы соседи вызвали полицию. Потому что мы кричали и стонали всю ночь, одновременно пытаясь проломить моей неширокой кроватью пол.
– Какая же ты классная, – сказал Джон под утро, в очередной раз откатываясь с меня. – Я так сомневался: ехать на твой концерт или нет. У тебя же должен быть парень. Ведь у тебя кто-то был до меня?
– Не переживай, он остался в Германии. Наши отношения стали сходить на нет еще до моего отъезда. Сейчас мы даже сообщения друг другу не шлём…
– Ты невероятная! И отношения сошли на нет? – Джонни закинул руки под голову.
– Ну, понимаешь, отношения… Я живу музыкой. Он программист, дельтапланерист и крутой парень. Постоянные отношения скорее нас обоих связывали бы.
– А как мы будем? Я видел этих твоих друзей. Наверняка мажоры.
– Почему ты так решил?
– Я в торговле с пятнадцати лет. Уметь определить выгодного клиента – для меня способ выжить. Так что я оценил, на какой машине приехал Куп со своей подружкой.
– А они приехали на машине? У тебя машина не хуже, – вставила я.
– Да, но свою машину я смог купить на бонусы, полученные за успешные продажи в течение трёх лет! Вряд ли твой Куп занимался продажами.
– Нет, он не занимается продажами. Он крутой музыкант!
– Ты говорила, что он твой гитарист, я не видел его на сцене.
– К нему Лена приехала, и он отпросился.
– Предположим. Но твоя Лена тоже штучка дорогая. Я не говорю про одежду, хотя одни туфли стоят мою месячную зарплату. Серёжки – скромненько, но это белое золото с бриллиантами. Готов поспорить, что в пупке у неё пирсинг с бриллиантом в несколько карат. Про старинное кольцо с топазом даже не говорю.
Мог и не спорить. Так и есть. Падя-Зиль подарил ей колечко из белого золота с капелькой бриллианта в несколько карат. Мама как вставила его в пупок, так и не снимает.
Да уж, Джону в знании клиентов не откажешь.
– По-твоему, я тоже мажорка?
– Но ты не девочка из бедного квартала. Может, чуть скромнее их, но с золотой ложкой в зубах – это видно…
– Тогда на твоё усмотрение, хочешь, уезжай и не трави больше себе нервы. Хочешь, оставайся, но тогда не трави мне нервы своими комплексами к обеспеченным людям. Я приму любое твоё решение, потому что предупреждаю сразу, я гастролирую. Сейчас будет тур до конца февраля по Австралии, а с начала марта по Европе.
– То есть ты всё равно улетишь в марте? – он приобнял меня.
– Да, – я потерлась щекой о его плечо, прислонилась и провалилась в сон.
И тут же оказалась в маленьком деревянном доме. Снова услышала обвинительные слова: «Изменница!» Опять увидела, как загорелись платье и волосы. Толстые каштановые косы трещали и дымились. Я стояла и даже не пыталась сбить пламя, только протянула руки к человеку, образ которого из-за пелены слёз видела нечётко: «За что, любимый?!» Тело охватил огонь. Мне очень больно. Я закричала.
Проснулась от боли. Джонни хлопал меня по щекам:
– Очнись! – в глазах испуг. – Ты чего? Не кричи.
Села в постели, обхватывая колени.
– Извини. Плохой сон…
– Я так и понял. Ты металась вся горячая и просыпаться не хотела, – парень как-то очень поспешно натянул одежду. – Я поеду. Уже шесть. Пока нежарко… Увидимся в Сиднее.
Сделал попытку поцеловать на дорожку. Поскольку я по-прежнему сидела, обняв колени, поцелуй получился смазанный. Джонни, неловко переминаясь с ноги на ногу, ушёл. Хлопнула дверь.
Ну, и ладно. Секс был хороший, а продолжение мне и не нужно… Хотя жалко. Но просыпаться от затрещин я не хочу.