…И Сарино провидение сбылось: во дворике синагоги заквохтали забиваемые спокойным и умелым шойхетом куры, а мы должны были их, еще теплых, ощипывать. Поскольку шел снег, перья, кружась в воздухе и приземляясь, сливались с ним по цвету.
После ощипки надо было немедленно приступать к разделке. К нам подошел высокий, богатырского сложения рыжий человек по имени реб Борух и стал показывать, как и что следует отделять.
– Вот это – легкое. Это раввин должен проверить. Это – зоб. Яички положим в сторонку. Кишки – в мусор. Сейчас реб Довид придет, будет вами руководить. Руки-то мерзнут?
Реб Борух не ограничился этой сочувственной репликой, а тоже вооружился ножом и, не опасаясь за свой талмид-хахамовский авторитет (а он, по отзывам Доры, был весьма выдающимся талмид-хахамом – знатоком Торы), принялся работать вместе с нами.
Рыже-седая борода его была полна снежинок, большие руки покраснели от мороза. Хорошо еще, что у него была теплая шапка-ушанка.
Реб Довид, в такой же шапке, подошел к нам и занялся осмотром куриных зобов, желудков и легких.
– Эта курица – трефная. Пятно видите какое темное! Положите в пакет, можно на рынке продать, – комментировал реб Довид. – Борух, ты сегодня радио слушал?
Наш добровольный помощник молча кивнул.
Реб Довид, перебирая куриные желудки и зобы, говорил:
– В Израиле всем выдали противогазы, народ прячется по бомбоубежищам. Боятся, что Хуссейн перейдет к химической атаке.
Это мы знали. Интересно, что реб Довид собирался добавить к уже известному? Тема была такая животрепещущая, что я даже слегка порезала палец ножом, напряженно ожидая, что он скажет.
– Что-то новое от Ребе? – нетерпеливо спросил реб Борух, – был факс из Нью-Йорка?
– Да, новое. Такое новое, что закачаетесь, – реб Довид торжественно потряс бородой. – В это воскресенье к Ребе подошел американский офицер, еврей, и получил на свои вопросы такой ответ… Мы замерли с ножами в руках и уставились на таинственно замолчавшего реб Довида.
– Ребе сказал, во-первых, что Израиль – самое безопасное место на земле… – Это Ребе и раньше говорил, – перебила Дора.
– …И что никто не пострадает от взрывов… – Ясное дело! Уже столько чудес было… – …И что война закончится в Пурим, – спокойно-решающе поставил точку реб Довид.
В Пурим? Да это же на следующей неделе! Мы с Дорой и Сарой переглянулись. Вот счастье-то! Дай Б-г, чтоб это пророчество сбылось!
А реб Довид уже переключился обратно на кур и, как назло, объявил некошерными целых две… – Батюшки, когда ж мы это все закончим? – заунывала я, окинув взглядом горы кишок, яичек и тушек.
Пальцы мои были грязные, противно-скользкие и к тому же замерзшие.
– Иди погрейся минут пять в помещении, – сказал добрый реб Борух.
Так я и сделала. А зайдя в синагогу с черного хода, увидела возле склада нечто, вселившее в меня оптимизм.
Грузчики вносили на склад ящики с продуктами, и моего знания английского языка хватило, чтобы прочесть на ящиках слова Кошерный сыр! Это после целого месяца, когда я, узнав о том, что магазинный сыр некошерен, вообще его не ела… И вот, через месяц мужественного воздержания, выясняется, что на свете существует кошерный сыр! И что – более того, он уже поступил на склад!
Понятно, что я побежала доделывать куриную работу с живостью и поспешила обрадовать Сару с Дорой сообщением о прибытии сыра.
Они оживились, а реб Борух остался невозмутим – наверное, материальные блага его вообще не трогали, – зато он обратился с предложением к Доре, проявляя заботливость и чуткость:
– Может, вы теперь пойдете погреетесь?
От меня не ускользнуло удовольствие Доры, которая точно расцвела под влиянием душевного тепла, исходившего от реб Боруха.
– Да, пожалуй, – сказала она и пошла мыть руки.
Вот бы они подошли друг другу! – сообразила я. – Реб Борух, видно, одинокий, недаром он в синагоге целыми днями. А Дора оформит свои разводные дела, и им можно будет пожениться… Потом я посмотрела на Сару и занялась продумыванием вариантов ее устройства, одновременно потроша курицу.
Кажется, я понимаю, почему Саре так хочется выйти замуж и уехать за границу, – догадалась я, – ведь в цивилизованной стране ей не придется разделывать кур вручную! Как интересно поворачивалась моя судьба! До 18 лет я в жизни не приготовила ни одного блюда, кроме яичницы. Мама меня не загружала никакими домашними поручениями – хотела, чтобы я раскрывала исключительно свой интеллектуальный потенциал и свои музыкальные способности. А тут, в синагоге, в центре еврейства, являющегося духовной колыбелью всей мировой культуры, вручили мне безо всяких церемоний курицу и – как хочешь, так ее и потроши!
…Если учишь книгу Тания, то такой поворот дела вполне понятен. Всевышнему ведь, как там написано, не достаточно оставаться Владыкой только в высших мирах – среди ангелов и чистых душ… И даже властвовать умами гениев и праведников Ему мало. Он хочет присутствовать в людской повседневности, пронизывать Собой все мельчайшие детали быта. Если потрошишь курицу, делая ее тем самым кошерной, – то вершишь Б-жественное дело, даешь Всевышнему возможность раскрываться в этом мире.
В моей жизни теперь не проходило ни дня без посещения синагоги, без дружеского контакта с Сарой или Дорой, без беседы, хотя бы краткой, с реб Довидом или реб Борухом. В этих людях – точнее, в том, как они себя вели, – было столько интересного, поражавшего меня своей новизной, абсолютно иным, нестандартным, подходом к любой житейской вещи, что я спрашивала и переспрашивала их обо всем бесконечно.