С детства мечтал стать писателем. Но каждый раз что-то мешало: разные обстоятельства непреодолимой силы. Только соберусь писать книгу – нет-нет что-нибудь да случится. Ещё в школе (году в 1986-м было дело) друзья-товарищи, одноклассники-пионеры как-то выудили из оставленного мной портфеля заветный блокнот с начатым рассказом. Читали вслух. Смеялись. Точнее, ржали, хоть рассказ сочинял я вовсе не юмористический. Долго ржали, целых два дня, пока одному из них в зубы не дал. Так начинался мой путь в большую литературу.
Он был тернист и ухабист, этот путь. Бесшабашная юность (и пара рассказов, написанных «в стол»); два года в кирзовых сапогах (и начатый на пару с корешем-сослуживцем, но так и не дописанный приключенческий роман); возвращение на гражданку в 1993-м. Мутные девяностые пронеслись в пьяном угаре – было как-то не до литературы. Потом бросил пить, но ударился в секс-похождения – и опять не до книг.
К тридцати годам остепенился, приготовил для рукописи толстую тетрадь и карандаши. Но для начала решил грехи молодости замолить. Поехал с паломниками в Саввино-Сторожевский монастырь, что в Звенигороде. Бац – теракт в поезде! Убитые, раненые. Искорёженные вагоны, слёзы, кровь. Подробности опущу – слишком тяжело вспоминать… Так вместо ставропигиальной обители я чуть не оказался на том свете. Шесть дней в коме. Несколько месяцев по больницам скитался, но выкарабкался, чудом сумел зацепиться за жизнь.
И вновь! Стоило взять перо – под следствие попал. Целый год менты нервы трепали. Мне шили создание ОПГ (организованной преступной группы) с целью хищения драгметаллов с территории ВМП «АВИТЕК» – самого главного, самого крупного оборонного предприятия Кировской области.
Подумать только – создание ОПГ. И сразу столько образов в голову лезет! От слов этих так и веет тухлой романтикой дешёвеньких сериалов, словно нафталином от валенок, что прятались долгие годы в дальнем углу кладовки. Но в реале всё просто!
Да, была создана ОПГ – организована преступная группа, не отрицаю. Да, хищения с охраняемой территории были. В особо крупных. Не спорю, это факт. Но, пардоньте, я тут при чём? Я всего-то лишь тихо-мирно трудился в отряде охраны данного предприятия. Кстати, по иронии судьбы подразделение нашего отряда, в котором служил, официально именовалось Группа ОПГ (охраны перевозимых грузов). Так совпало.
Создание ОПГ, это ж надо! Хорошо, адвокатам удалось отстоять моё честное имя. Отлипла прокуратура, и вновь я пытался начать. Но так получилось, что в те времена я был довольно богат. Когда ты богат – нет стимула к творчеству, мозги словно жирком обрастают (сужу по себе). Но правильно говорят: «Лёгкие деньги – легко и уходят!» Эту истину мне предстояло прочувствовать на собственной шкуре.
А ещё говорят: художник (композитор, философ, литератор, учёный) должен страдать, должен жить впроголодь. Для творчества голодать и страдать – хорошо. В этом плане больше других из нашего брата – творческого интеллигента – повезло поэтам, хе-хе! Пару четверостиший можно и на пустой желудок состряпать; знай только записывай, хоть на ходу.
А прозаик? Чтобы книгу родить, прозаик вынужден просиживать за письменным столом часы, дни, недели, месяцы, годы. Где столько времени взять? Так, пожалуй, от голода загнёшься, прежде чем роман накарябаешь! Поэтому, когда суждено было вновь вкусить нищенского существования – в плане писательства у меня опять ничего не вышло. И стимул имелся, и желание. Я и страдал, и голодал. Но совершенно отсутствовало время на писанину – нужно было копеечку зарабатывать на картошку и хлеб.
Жизнь между тем потихоньку наладилась. Остепенившись, я повстречал, наконец, свою половинку, женился. Мы стали строгать детей одного за другим, причём исключительно мальчиков. Каждый раз обмывал рождения сыновей с сослуживцами в кафе «Золотая осень». Да, не зря в Группе ОПГ (той, которая охраны перевозимых грузов) я числился одним из лучших стрелков!
– Опять в десятку! – звеня рюмками, прикалывались друзья-коллеги. – Только парней делает. Ты, Саня, снайпер!
– Все выстрелы точно в цель, – отшучивался я, поднимая бокал с грейпфрутовым соком за боевое пополнение в семье.
Забот прибавилось. Но – странное дело – именно тут и нашлось время на писание книг! Да-да, прямо посреди всех этих пелёнок, распашонок, слингов, сосок, колясок; между заливистым плачем и первыми «Гы», «Гу-гы», «Бу-бу»; между кормлениями, подмываниями и гуляниями нашлось время на книги. На целых две! Словно меня наградили свыше за то, что я «стал вести себя хорошо».
Признаюсь, в ту пору я полагал, что самые яркие и самые ужасные приключения моей жизни остались где-то там, позади, во временах буйной молодости. Все эти оргии, пьянки-гулянки, перестрелки на междугородних трассах и запретный секс; все эти дерзкие, наглые преступления (предотвращённые и совершённые); все эти перепады от нищеты к роскоши и обратно – «американские горки» моих жизненных падений и взлётов… Как же всё это меня притомило!
Я жаждал стабильности. Пусть дикие приключения останутся в прошлом, или лучше вот – на бумаге, тогда все точно увидят, как аффтар жжот! Я собирался стать, наконец, популярным писателем. Остаток жизненного пути (надеюсь, длинный остаток) представлялся мне прямой и ровной дорогой. Как же я ошибался!
Мои первые книги! Обе они – по-настоящему классные, и это не только мнение аффтара, то есть, je vous demande pardon1, автора, конечно. Ведь к изданию мои произведения рекомендовались заслуженными мастерами пера. Первую книгу выпустил областной Департамент культуры. На издание второй Министерство культуры России выдало грант. Рассказы из этих книг публиковались в газетах, альманахах, журналах. Несколько литературных дипломов украсили стены нашей квартиры. Я получил массу трогательных отзывов читателей, что смогли познакомиться с этими книгами. Ведь тиражи были, скажем так, небольшие (бюджет на культуру – не бездонная бочка).
В свободную продажу книги не поступали, а библиотеки в наше время – не самое оживлённое место. Но вышли в свет и аудиоверсии, а электронные варианты моих книг начали продавать в интернет-магазинах. Впрочем, карман мой не слишком потяжелел. Я заработал на первых двух книгах целых… три тысячи. Рублей. В командировках я имел столько за один день.
Но убивало меня совсем другое. Между мною и массовым читателем, будто стена выросла. Глухая, пуленепробиваемая. Я колотил по ней кулаками, бился лбом, но стена от этого не страдала. Я знал, что мои книги понравятся многим, но, как ни пытался, не мог пробить эту стену. Сотрудники дюжины издательств, в которые отправлял рукописи, не удосужились мне даже ответить. Я не в обиде на них. Наверное, мои послания затерялись в тоннах электронной макулатуры, ежедневно наполняющей их виртуальные почтовые ящики. Стена стояла. А я так и жил, крутясь от аванса до зарплаты.
Зато сейчас, тёплым летним вечером 2018-го я сижу, развалившись в пляжном кресле, на балконе собственной виллы в замечательном посёлке Пригожее, что вырос недавно на побережье между Дагомысом и Туапсе. Райское местечко, вы уж поверьте! На мне только лёгкий серый халат, да мягкие шлёпки. Темнеет. Едва ощутимый бриз нежно гладит листья растений, горшки с которыми расставлены на толстых белых перилах балкона. Вдыхая запахи сада и моря, я любуюсь чудесным пейзажем, важная часть которого – новенький серебристый «Мерседес» на переднем плане. А далее, за машиной – дорожка, подсвеченная ажурными фонарями. Огибая аккуратно стриженые кусты, пытающиеся спрятаться в сумерках, дорожка плавно спускается к берегу.
Проводив стремительно уходящее за морской горизонт солнце, глотаю свежевыжатый сок грейпфрута. Мне нравится вкус этого цитруса, словно от жизни моей вобравшего и горечь, и сладость. Из динамиков стереосистемы льётся, лаская слух, волшебная музыка Кейко Мацуи2. Погрузившись в фортепианные переливы, я размышляю неспешно о падениях и взлётах, о превратностях жизненного пути. Наверное, каждый мужик, разменявший пятый десяток, имеет на это право.
Но пришла уже ночь, пора! Пора жечь глаголом (хе-хе). Поднявшись, оставляю пустой бокал на журнальном столике (лень спускаться на кухню, завтра горничная приберёт). Выключив музыку, двигаюсь в полумраке притихшего дома. Жена, дети угомонились, спят. Я словно остался в чужом тёмном замке один. Люблю эти мгновенья.
Захожу в кабинет. В красном углу тлеет тусклый огонёк лампадки. До Звенигорода так пока не добрался, но всё ещё впереди. Чтобы добавить света, подношу зажжённую спичку к свечам. Их пять в канделябре, что стоит на письменном столе слева. А в центре стола – мой писательский инструмент. Не компьютер, не ноутбук. И тот, и другой, впрочем, тут же. Но комп с ноутом раздвинулись по сторонам, словно слуги, окружившие почётное место, где расположилась она – госпожа Эрика! Точнее Frau Erika – она же иностранка, немка.
Серо-синяя пишущая машинка «ERIKA» (электрическая, сделанная ещё в ГДР)! Её лакированные клавиши поблёскивают отражёнными огоньками свечей. Девственно-белоснежный лист торчит из её каретки, словно фата из-под короны (початая толстая пачка «Снегурочки» лежит наготове по левую руку). Моя несравненная! Моя… самая лучшая в мире! Давя на её мягкие клавиши, я сумел-таки пробить монолитную стену, отделявшую меня – начинающего прозаика – от массового читателя. Frau Erika! Это она дала мне толчок к взлёту. Я ухаживаю за ней, сдуваю пылинки, и она выглядит как новенькая. Да, она всё ещё молода. Впрочем, разве тридцать лет – возраст для пишущей машинки?
На маленьком столике, приютившемся в стороне, всё готово к «ночному полёту». Два чайника, коробки с заваркой, баночка цветочного мёда, тарелка с очищенным грецким орехом и аккуратно разложенными (старалась жена) дольками шоколада «Вдохновение», каждая завёрнута отдельно в фольгу.
На полке у окна мой талисман – старая, слегка покоцанная статуэтка, выпущенная ещё при Хрущёве. Фарфоровая космическая ракета с красными буквами «СССР», из иллюминаторов которой торчат собачьи мордочки. Белка и Стрелка – первые «космонавты», вернувшиеся обратно оттуда. Статуэтке более полувека – раритет! Очень аккуратно я тру макушку ракеты – чтобы лучше «леталось».
Взяв с полочки часы «Командирские», подзавожу и надеваю их на правое запястье (носить часы именно на правой руке я начал с семнадцати лет – задолго до того, как Путин стал президентом). Покончив с ритуалами, нажимаю кнопки «ON» на компьютере и ноутбуке. Комп служит мне хранилищем черновиков и заметок, а ноут я использую для моментального поиска информации в интернете. Мне так удобнее, я так привык. До старта осталось чуть-чуть.
Давно стих крик чаек, зато ночью через распахнутое настежь окно долетает до ушей шум прибоя. Меня он не успокаивает, будоражит. Когда-то я был жаворонок, теперь – сова. До рассвета – моё время! Заварив первую чашечку зелёного чая, я устраиваюсь в удобном кожаном кресле за письменным столом, кладу руки на подлокотники и на минуту прикрываю глаза. Передо мной сейчас только клавиши и чистый лист. Вся ночь впереди! Люблю эти мгновения.
Это потом уже, завтра, когда холодные острые струи из душевого смесителя будут сдирать с моей кожи остатки дневного тяжёлого сна, я вновь пущу в голову запретные мысли. Как оказался я здесь, на берегу тёплого моря? Белоснежная вилла, «Мерс» торчит под балконом. А ещё сундук, набитый драгоценностями, пачками баксов и евро; мой «маленький», увесистый, заветный сундучок размером с дорожный чемодан средних размеров, что хорошенько запрятан в подвале… Я всё ещё помню ту присказку: «Лёгкие деньги – легко и уходят!», но очень надеюсь, что на сей раз смогу обмануть судьбу. Знаете, пока прокатывает, но вот вопрос: заслужил ли такую жизнь?
Ведь с рождения обитал я в двух тысячах километров к северу от этих благословенных мест. Ещё прошлой зимой моя семья прозябала на заводской рабочей окраине рабочего города, переполненного заводами. Дымили заводские трубы, падал снег, рабочие тянулись на «АВИТЕК». В нашей угловой двушке на девятом этаже опять промерзала стена. И плохо топили, и холодно было, и дети болели один за другим. И до полного расчёта по ипотеке оставалось с гаком четырнадцать лет.
Зачем же я здесь? Моё место там, в Кирове, на Филейке, на улице Дзержинского, в промерзающем скворечнике с видом на ТЭЦ-4 и «Биохим». Я и торчал бы там до конца своих дней – в кое-как слепленной проблемной многоэтажке. В доме, построенном банкротом-застройщиком со звучным названием «Родина». В доме, где постоянно вырубают то воду, то свет, то тепло. В проблемном районе проблемного города.
Но случилось одно странное событие, за ним ещё. Знаете, как это бывает? Цепь случайностей, каждая из которых вроде бы ничего и не значит. Эти события (можно назвать их поворотными моментами), они как камушки, которыми жизнь усеяна, словно берег Чёрного моря. Мы шагаем по гальке, не обращая внимания. Но каждый камушек может случайно (случайно?) менять судьбу в ту или другую сторону.
Так вот. Странности случаются в жизни каждого. Ну, разве не случилось в вашей жизни хоть раз что-нибудь необычное, мистическое? Нечто из ряда вон! Странности бывают большими и малыми. Иногда настолько малыми, что мы их просто не замечаем (словно камушки под ногами). А иногда их становится слишком много. Тогда из разряда странных, загадочных явлений эти события переходят в разряд повседневного.
Но той цепочке странных событий, что случились со мной – той цепи, что привела (скорее притащила) к созданию этой (моей третьей) книги, а затем и к покупке серебристого «Мерседеса», виллы на берегу, к тому заветному увесистому сундучку с драгоценностями – переход в разряд обычных явлений не грозит. Это точно!
Итак! Всё завертелось прошлым летом. Хотя, если копнуть глубже, то следует вернуться на целых три с половиной года. Предыстория берёт начало поздней осенью 2014-го. А виной всему стала одна маленькая невзрачная бумажка.