После отъезда экспертов они беседовали с Кассандрой Таннер еще два часа. Девушка сообщила вполне достаточно сведений, чтобы начать поиски острова, на котором их с сестрой в течение трех лет насильно удерживали. Ее физические и моральные силы были на исходе, поэтому она попросила дать ей отдохнуть.
Лео предложил Касс поехать в больницу, чтобы врачи ее тщательно осмотрели. Эбби же порекомендовала показаться квалифицированному психологу, чтобы досконально оценить ее эмоциональное состояние. Но Касс отказалась и от того, и от другого, объяснив, что не сталкивалась ни с сексуальным, ни с физическим насилием. И поскольку никаких признаков когнитивных нарушений за ней замечено не было, ее оставили в покое. По крайней мере пока.
Родители ее в этом поддержали и даже успели поспорить, у кого из них Касс будет набираться сил. Эбби с агентами согласилась вернуться через несколько часов, чтобы девушка продолжила свой рассказ, и привезти с собой художника, чтобы он с ее слов нарисовал портреты Праттов, Рика и водителя грузовика. Все равно воскресным утром им понадобится немало времени, чтобы выдернуть подходящего специалиста из дому.
– Потом расскажете нам все в мельчайших подробностях, – сказал Лео, – среди них наверняка есть очень и очень важные, хотя вы об этом можете и не догадываться.
Они вернулись к своей машине, стараясь держаться подальше от толпы агентов и местных полицейских, не говоря уже о Мартинах и Оуэне Таннере. Обсуждалось, на какое время назначить пресс-конференцию – когда о ней объявят, дом превратится в настоящий цирк.
Отделения в Нью-Хейвене и Мэне уже приступили к поискам с использованием принадлежащего ФБР Национального центра информации по уголовным преступлениям и Департамента регистрации транспортных средств, но о Билле и Люси Праттах ничего не нашли. Ни записей в кадастре, ни свидетельств о рождении, ни данных о начислении и уплате налогов, ни номеров социальной страховки. Сверились с коммунальными службами, проверили банковские карты и базы данных операторов сотовой связи – но этот путь тоже завел их в тупик.
– Они не пользуются никакими услугами. Или их настоящая фамилия не Пратт. А может и то, и другое.
Эбби посмотрела на дом через окно со стороны пассажирского сиденья.
– Этот факт очень даже хорошо вписывается в нашу историю. Если они связались с похищением подростков, то им сам Бог велел действовать под чужими именами.
Лео завел двигатель и опустил стекло.
– Ты не против? Стоит адская жара, а я постарел как черт и теперь терпеть не могу лето.
Эбби ничего не ответила.
– О чем ты думаешь? – спросил он.
Она перевела взгляд с дома на приборную доску.
– Мы должны еще раз просмотреть все материалы дела. Такого рода происшествия всегда оставляют после себя следы в виде звонков, электронных писем или текстовых сообщений. Может, Эмма, намереваясь уйти из дома, пользовалась кодом, может, рассказала о своей беременности отцу будущего ребенка, кем бы он ни был, и он на нее надавил. Может, сейчас, когда нам известно, что произошло, мы что-то, да увидим.
– Не знаю, Эбигейл, – пожал плечами Лео, – это вполне может оказаться пустой тратой времени.
Услышать историю о ночи, когда исчезли сестры Таннер, было настоящим потрясением. Она объясняла все – туфли на берегу, машину, почему Касс ушла, ничего с собой не взяв, и почему ее вещи не нашли ни на пляже, ни в салоне, в отличие от тех, что принадлежали Эмме. Проливала свет на ссору из-за ожерелья и на уехавший вечером автомобиль. А заодно на то, почему ни одна из них не вернулась.
Но настораживал один момент – полное отсутствие достоверных сведений о беременности Эммы и ее планах уйти из дома, чтобы родить ребенка.
Когда Касс рассказывала о событиях той ночи, объясняла, почему передумала бежать и почему не знала, кто отец, Эбби цеплялась за каждое ее слово, отчаянно пытаясь заполнить недостающие пробелы после стольких лет размышлений и сомнений. По мере того как девушка вела свое повествование дальше, история в ее глазах все больше обретала смысл, но при этом она жаждала все новых и новых подробностей.
– Значит, Эмма не сказала Касс, кто отец ребенка и как она вышла на Праттов? – спросил Лео, хотя вопрос был риторический. – Если они были так близки, то это довольно странно.
– Ну почему, с учетом характера их отношений – вполне обычное дело, – ответила Эбби. – Эмма хранила свои тайны не хуже боеприпасов. Касс считала ее авторитетом и относилась как к матери. Ни о чем никогда не спрашивала. Делала, что ей велели. И не требовала ответов.
Потом доктор Уинтер стала развивать свою мысль и объяснила, что в подобных семьях «избранный» ребенок всецело завладевает вниманием неблагополучного в психологическом плане родителя, в то время как второй, никому не нужный, обращается к нему со своими эмоциональными запросами, которые в нормальной обстановке должны удовлетворять мать и отец. Но здесь прослеживалась явная взаимосвязь с теорией, от которой Эбби не могла отказаться, – что Джуди Мартин страдает нарциссизмом и что эта ее патология имеет самое непосредственное отношение к исчезновению девочек. Теория, три года назад заставившая Мартинов отступить и уйти в тень. А заодно вбившая клин между Эбби и Лео. Теперь все эти наработки казались непродуктивными. Но Эбби все равно приобщила их к материалам дела.
Лео вытащил телефон, и его лицо приняло глуповатое, робкое выражение.
– Ой, я случайно записал наш разговор, – сказал он.
Делать это без согласия свидетелей в ФБР не приветствовалось.
Эбби улыбнулась и достала свой.
– Представляете, со мной приключился точно такой же казус.
Лео нашел в смартфоне запись беседы и со словами «вот она!» нажал кнопку воспроизведения.
«Она сказала, что если я уеду, мне придется рассказать полиции, кто ей помогал. И добавила, что если сообщит имя отца, то я буду вынуждена назвать и его, после чего у нее отнимут ребенка. Эмма боялась. Хотя раньше она часто скрывала от меня свои секреты чисто из вредности, в тот раз все было по-другому. Она не ошибалась. Покинув остров, я действительно рассказала бы все, чтобы отыскать ее и спасти. А заодно наказать злоумышленников, не желавших нас отпускать. Именно это я сейчас и делаю. Рассказываю вам все, что могу, совершенно не задумываясь, для кого это обернется проблемами».
Лео остановил запись.
– Она говорит, что, по ее мнению, отцом стал парень, с которым Эмма познакомилась в Париже, куда ездила летом вместе с одноклассниками. По времени все сходится.
– Она родила в марте. А в Париже была в июне и июле. Действительно сходится. Но как быть с тем таинственным незнакомцем, который свел ее с Праттами?
Лео включил другой фрагмент записи.
«Эмма сказала, что ее на них вывел человек, которому она доверяет. Объяснила, что рассказала ему о своей беременности, о том, что ей нужно уехать из дома, чтобы родить, и тогда этот доброжелатель нашел Билла и Люси. По ее словам, на это ушло две недели. Эмма говорила, что Пратты не собираются усыновлять ребенка, а лишь хотят помочь ей за ним ухаживать, пока она не придумает, что делать. Я даже передать вам не могу, насколько дико нам было смотреть, когда Люси, будто сумасшедшая, взяла девочку к себе и перестала подпускать Эмму к ее собственной дочери. Это было сродни панике, которая накапливается постепенно, по чуть-чуть каждый день, начиная с того момента, когда тебя впервые охватывают сомнения в правильности того, что происходит. Но откуда нам тогда было знать, что правильно, а что нет? Ведь до этого мы никогда не растили детей. У нас их попросту не было. Может, люди, помогая их воспитывать, именно так себя и ведут».
– Помнишь, как в этот момент она посмотрела на тебя?
Эбби кивнула, не сводя глаз с телефона Лео и всецело сосредоточившись на голосе Касс Таннер.
«Если вы чего-то не знаете, например, как ухаживать за ребенком, а люди, которые проявляют заботу и говорят, что любят вас, делают что-то не то, это может свести с ума. Сумасшедшей выглядит сама мысль о том, что они замышляют что-то недоброе, ведь все их слова звучат на удивление разумно и здраво. А еще из-за того, что в определенные моменты кажется, будто они на самом деле вас любят».
Лео опять остановил запись.
– Как думаешь, она пыталась тебе что-то этим сказать? Что-то такое, чего не могла произнести вслух?
– Возможно. А может, просто решила, что из всех присутствовавших я первая ее пойму в силу профессиональной подготовки.
– Она оказалась права?
– Да, она действительно оказалась права.
Касс могла и не объяснять этого Эбби. Девочек насильно держали у себя те, в ком они видели отца и мать – люди, к которым они обратились за помощью. Их не напичкали наркотиками и не засунули в багажник машины. Не похитили, угрожая оружием или интенсивно промыв мозги. Они искали убежища, хотя от чего пытались спрятаться, пока до конца не известно, и им сделали поистине щедрое предложение. Последующие несколько месяцев были пропитаны видимостью искреннего тепла, подкреплявшейся совместным семейным досугом в виде настольных игр, телепередач и работы по дому – они вместе готовили, собирали хворост для очага, убирались и стирали, причем в условиях, весьма далеких от современного комфорта.
Касс даже давали уроки балета, в чем мать ей когда-то отказала.
«Я сказала Люси, что всегда хотела танцевать. Ты помнишь, мам?»
Джуди Мартин не помнила. Или просто сделала вид, что забыла. Эбби услышала об этом впервые, хотя это еще ни о чем не говорило – Касс действительно могла хотеть танцевать, но не поделиться своими мыслями ни с кем, кто три года назад, когда жизнь девушки подвергли самому дотошному анализу, сообщил бы об этом полиции.
«Она купила мне две пары пуант и шесть трико, а Билл установил в гостиной балетный станок. Люси ничего не понимала в танцах, но мы нашли видео и несколько книг, после чего я стала заниматься по сорок семь минут в день – именно столько длилась запись. Более того, после родов ко мне присоединилась и Эмма, и мы стали танцевать вместе, иногда под музыку, явно не подходящую для балета. От этого мы с Люси хохотали, а вместе с нами и Эмма. Но бывало и так, что Эмма плакала, умоляя отдать ей ребенка, и тогда Люси ругалась на нее и велела идти к себе».
Учила их Люси дома. У них были учебники, присланные по почте и привезенные на остров Риком. Они занимались каждый день, писали контрольные и сдавали тесты. Люси, очень начитанная и образованная, вела с ними углубленные дискуссии по вопросам истории и литературы. Все это способствовало развитию тесных уз между Праттами и сестрами Таннер. Не обходилось и без противоречий – когда стороны преследовали противоположные интересы и Пратты начинали на них злиться.
Эбби вспомнила один маленький, казалось бы, совсем пустячный момент в рассказе, который теперь в ее глазах обрел куда большее значение.
– Касс сказала что-то еще, найдите место, где она говорит о книгах, которые они читали…
– Вот оно…
«Из всех прочитанных нами книг, больше всего мне нравилась “Женщина французского лейтенанта”. Этот роман пропитан таким трагизмом. Люси объяснила нам, почему Сара Вудраф солгала, что является любовницей лейтенанта, и как узнала, что люди верят только во что хотят. Самым замечательным образом разложила все по полочкам, и мы с Эммой подумали, что она действительно очень проницательна и умна».
– «Люди верят только во что хотят…» – повторил Лео слова Касс.
– И во что же мы все должны поверить?
– Не знаю, малыш. Но тот, кто помог Эмме найти Билла Пратта, – человек взрослый. Надо поискать среди тех, кто в те времена мог повстречаться ей на пути, кто связан с подобного рода группами или работает с подростками, оказавшимися в трудной жизненной ситуации. Это несколько сужает круг нашего поиска. В данном отношении действительно неплохо будет еще раз полистать материалы дела, – сказал Лео.
А когда Эбби ничего не ответила, продолжил:
– Ближе к вечеру у нас будут портреты Праттов и владельца катера, составленные со слов Касс. Последний является ключом ко всему. Он делает покупки, привозит топливо, а сам живет на материке. Стоит его найти, как он тут же приведет нас к острову. Если выясним, где он живет и где держит лодку, нам останется лишь обследовать с дюжину островов. Больше нам ничего не нужно.
Лео произнес это вслух. Эбби подумала про себя. Все остальные тоже уже поняли. Касс сообщила им целую кучу сведений, но среди них почти не было таких, которые помогли бы сузить поиски. Они расспрашивали ее о форме и размерах острова. Об очертаниях суши, которая виднелась вдали. О море. О флоре и фауне. Она видела несколько ориентиров, маяков и топографических отметок, но ничего характерного для побережья штата Мэн так и не назвала.
Никакого сравнения с Калифорнией, которую во всех направлениях бороздят все кому не лень. Эти городки, притаившиеся в заливах и бухтах среди островерхих скал, изолированы друг от друга и живут очень замкнуто. Сообщение между ними, как правило, осуществляется по воде, потому что мостов строят мало, а добираться в объезд по автомагистралям долго и утомительно. Их обитатели живут скромно, в основном зарабатывая на жизнь ловом рыбы. Доход им приносят и отдыхающие, из года в год возвращающиеся в одни и те же места. Многие дома на побережье служат летними резиденциями, и их обитатели зачастую не могут даже сказать, как называется соседний городок. Донести сюда сведения с помощью национальных средств массовой информации тоже будет проблемой, поэтому рисунки с портретами могут принести гораздо меньше пользы, чем хотелось бы.
Существовала некоторая вероятность, что Праттов узнает кто-нибудь из тех, с кем они контактировали в своей прошлой жизни. Родственник, сосед, одноклассник. Им было за сорок, поэтому они вряд ли поселились на этом острове и оказались в тени больше десяти лет назад. А до этого им приходилось где-то работать, ходить в школу и копить средства, теперь позволявшие маскироваться и прятаться.
Кроме того, был еще шкипер.
– Давайте еще раз послушаем о нем, – сказала Эбби, – вернитесь к тому моменту, где Касс говорит о Рике.
Лео нашел соответствующий фрагмент. На этот раз речь шла об Аляске.
«На мой взгляд, Билл поведал нам историю Рика по следующей причине: они с Люси считали, что спасли ему жизнь, и хотели выставить себя перед нами хорошими людьми. Не знаю, насколько она правдива. Они говорили, что родители обращались с ним очень плохо, без конца орали на него и били, в итоге он стал употреблять наркотики и вел себя с ними очень агрессивно. Потом ушел из дому и уехал на Аляску, поскольку там можно найти хорошую работу на рыболовецком судне и никто не спрашивает, сколько тебе лет. За несколько месяцев вполне можно заработать тысяч пятьдесят долларов, плюс жилье на судне и бесплатная кормежка, поэтому все деньги можно отложить, чтобы потом некоторое время на них жить. Но Билл сказал, что на таких судах встречаются довольно отвратительные типы. Порочные, бесчеловечные, напрочь лишенные совести и морали. Они ловили чаек рыболовными крючьями и затем мучили их на палубе, пока те не умирали. Даже устраивали соревнования, кто вырвет из горлышек этих несчастных созданий больше стенаний, ведь чайки, когда им больно, громко кричат. Билл говорил, что так бывает от длительного пребывания в море. Объяснял, что это ненормально и пагубно влияет на мозги. Но я, выслушав его рассказ до конца, подумала, что дело скорее в характере тех, кто на этих судах оказывается. Как вы считаете?
Рик производил примерно такое же впечатление – будто внутри у него что-то повредилось. Он признавался Биллу, что, по его убеждению, стал таким же, как они. Уверовал в свою принадлежность к их братству, потому что они все жили за гранью любви, семьи и нормальной жизни. Ни у кого из них ничего этого не было. Рик тоже мучил птиц. И ловил рыбу. Употреблял отвратительную пищу и пил много дешевого виски. Но потом произошло нечто поистине ужасное. На корабль с недельной проверкой явилась представительница Рыболовецкого департамента штата, чтобы понаблюдать, как они осуществляют лов и какие порядки царят на судне. Думаю, что-то подобное регламентировано законами Аляски, а она только-только получила должность инспектора. Замужняя женщина, воспитывавшая нескольких детей. Довольно страшная и, надо полагать, озлобившаяся от постоянного контакта с психованными рыбаками. Однако то, что они проделывали на борту с птицами, ей совсем не понравилось, она потребовала прекратить издевательства, пригрозив в противном случае обратиться в полицию по возвращении на берег. Им, в свою очередь, это тоже не понравилось. Как-то ночью они ворвались в ее каюту, вытащили из постели, выволокли на палубу, сорвали одежду, связали рыболовной сетью и стали по очереди насиловать. Рик рассказывал, что эти негодяи обошли койки всех рыбаков, заставив их подняться наверх, чтобы полюбоваться происходящим или тоже встать в очередь. И добавил, что перед тем, как разрезать сеть, освободить ее и отпустить обратно в каюту, над ней поглумились семь человек. Сам он в их число не входил, но его заставили смотреть. По его признанию, он боялся, что если откажется, ему несдобровать. Когда все закончилось, он лег на койку и всю ночь не сомкнул глаз».