24 января 1936 г.
Май дир френд[34],
За последнее время от нескольких друзей мы получаем сведения, что наши бывшие сотрудники – г-н Хорш, его супруга и мисс Эстер Лихтман – рассылают циркулярные письма, порочащие наше имя, всем лицам, так или иначе состоящим в связи с нашими Учреждениями в Нью-Йорке или даже просто интересующимся ими. Не в моем обычае писать какие-либо отрицательные оповещения даже о неудачных сотрудниках, но их непрекращающиеся выпады против столь уважаемого имени заставляют меня написать Вам и осветить положение и с другой стороны. Конечно, трудно представить себе, как после 14-летнего, казалось бы, такого дружного сотрудничества в Учреждениях мог внезапно произойти среди участников такой раскол, да еще с такими злостными наветами. Но когда мы примем во внимание основные отрицательные черты национальности трех захватчиков, то все становится на место. Так г-н Хорш вложил свой капитал в Дом[35] и надеялся получить на него сторицею, но когда вследствие Америк[анского] краха в [19]29 и [19]30 году выяснилось, что это невозможно, он задумал иным способом захватить контроль над всеми Учреждениями и Домом. Как теперь обнаруживается, он тщательно подготовлял этот захват в течение всех последующих лет, и, конечно, для завершения его самым удобным временем явилось отсутствие проф[ессора] Рериха в далекой экспедиции[36]. Как Вы знаете, происшедший в Америке крах потребовал переоценку всего рил эстета[37], и стоимость нашего Дома, выстроенного в самое дорогое время, упала вдвое, цены на квартиры должны были быть понижены, и, конечно, доход сильно сократился. Все вместе взятое при возросших налогах привело к реорганизации[38], которая была проведена успешно, и Дом остался за нашими Учреждениями. Но по техническим и легальным формальностям Дом после реорганизации должен был быть передан из «Рерих Музея Корпорации», которая в последние годы являлась владельцем Дома, в нашу основную Корпорацию «Мастер-Институт оф Юнайтед Артс», основанную проф[ессором] Р[ерихом] в 1921 году и свободную от всяких обязательств[39]. Таким образом, Дом остался в своей основной Корпорации, в которую входили все те же Трэстис[40]. Но этот переход Дома из одной Корпорации в другую дает возможность трем захватчикам сообщать всем не посвященным во внутреннюю организацию Учреждений как бы о прекращении деятельности, связанной с Музеем и именем, и переходе всего в какую-то якобы новую Корпорацию. На самом же деле именно Мастер-Институтом оф Юнайтед Артс начались наши Учреждения, и Н.К. является фаундером[41] и основателем его вместе с основной группой, состоящей из З.Лихтман и Мориса Лихтмана, мисс Грант, проф[ессора] Р[ериха] и меня. Г-н Хорш с самого своего подхода к делам принял на себя все управление Домом и исключительное заведование всею финансовою частью. Также он имел нашу полную доверенность на ведение всех наших финанс[овых] и прочих дел. Конечно, он и воспользовался этими обстоятельствами, чтобы тем успешнее провести свое злоумышление. Так он со своею супругою и мисс Эст[ер] Лихтман решил упразднить всю основную группу учредителей, состоящую, как я уже писала, из проф[ессора] Рериха и меня, г-на и г-жи Лихтман и Франсис Грант (особенно ненавистны ему две последних), и уже в [19]34 году в последний краткий приезд Н.К. в Нью-Йорк г-жа Хорш заявила ему категорически, что они не могут сотрудничать с Зин[аидой] Гр[игорьевной] Лихт[ман] и с мисс Франсис Грант. С этою целью, под предлогом опять каких-то легальных формальностей, будто бы требовавших временной замены нас в Трэстишип[42], г-н Хорш ввиду нашего отсутствия заменил Н.К. своим зятем, а мое место заняла мисс Эстер Лихтман. Конечно, мы были извещены, что это пустая формальность и мы автоматически будем немедленно снова восстановлены во всех своих правах. Но как это выясняется, такая замена не являлась необходимостью. Все это совершалось ими под шумок и в отсутствие Н.К. и при полном доверии к его действиям со стороны прочих Трэстис. Также в свое время, под предлогом тех же формальностей, г-н Леви принял на хранение их шеры[43] Учреждений, которые теперь он выдает за свои[44]. Но, по счастью, у некоторых имеются расписки в выдаче ему этих шер. Когда первое предательство было совершено, они начали поход против остальной ненавистной им группы. Ведь уже в [19]34 году в последний краткий приезд Н.К. в Нью-Йорк г-жа Хорш заявила категорически, что сотрудничать с Зин[аидой] Гр[игорьевной] Л[ихтман] и Франс[ис] Грант они не будут. Конечно, мы прилагали все усилия, чтобы поддержать между ними всеми дружественное, просто деловое сотрудничество, но безуспешно, как мы это видим. Невозможно описать всех злобных ухищрений, которые были пущены ими в ход для этой цели. Когда Н.К. узнал о происшедшем, дело, конечно, приняло новый оборот, и Н.К. вступился за права верных и оскорбленных сотрудников, которых трое захватчиков хотели буквально выбросить на улицу. Дело сейчас уже передано адвокатам. Но когда злоумышленники убедились, что мы будем защищать наших сотрудников, то злоба их перешла всякие границы и они решили уничтожить всех нас. Для этого они не останавливаются ни перед чем и решили воспользоваться даже известным пуллом[45] в лице г-на Уол[леса].
Так корысть и жажда власти и честолюбие маленького брокера, добившегося благодаря идеям и имени Н.К. известного положения, при котором ему многие двери стали открыты, бросились ему в голову, и он хочет уже блистать один. Сама мисс Лихтман неоднократно подтверждала, как имя Рериха открывало им все двери и что реорганизация Дома была успешна[46] только благодаря тем идеям, которые были заложены в Учреждениях, и сочувствию общественного мнения. Друзей у нас немало, и мы получаем множество писем с изъявлением полного сочувствия и полной солидарности с нами против этого вопиющего злоумышления. Прекрасные формулы наполняют пространство. Так, известный писатель Косгр[эв]: «Ай олвэз фот – ит уоз эй миракл, вет эй мен лайк Хорш уит нофинг бет ве уол-стриит инстинктс шульд хев гивен вет донешен ту ве уорк. Ай кульд онли аккаунт, нор, ит бай май белиф вет хе хэд биин течед бай ве Холи Гост ин ве персон оф Николас Рерих – нау аппарентли хи вульд нот сюстен ит енд хез гон бек то хиз формер селф. Перхепс эновер теч оф ве Холи Гост уил хелп хим. Ин эни кез Ай вульд лайк ту си Проф[ессор] Р[ерих] бек хир»[47]. Конечно, я не могу передать Вам всего того, что говорится[48] по адресу захватчиков. Но происходят и трагикомические сцены, не могу не описать одну из них: так на одном многолюдном собрании Общества имени Рериха в Филад[ельфии] г-жа Хорш, которая состояла его почетным членом, встретив там известного поэта Уортона Сторка, первого предс[едателя] Общ[ества] имени Рериха в Нью-Йорке, начала было порочить имя Рериха, на что Уортон Сторк (свыше шести футов ростом) прогремел на всю аудиторию: «Оан мор диспереджинг уорд эгенст Проф[ессор] Р[ерих], энд Ай уил инфликт ю бодили харм»[49]. Говорят, что от ужаса г-жа Хорш присела и быстро покинула собрание ‹…›[50]. Да, друзья собираются и образуют Совет защиты. Попутно многие лики обнаружатся, и это полезно знать. Да, все отрицательные черты еврейской национальности выявились в этих трех захватчиках, так же как лучшие ярко определились в Зин[аиде] Гр[игорьевне] и ее супруге. Ведь родной брат мисс Лихт[ман] отказался от нее и сейчас очень страдает от того, что именно его сестра явилась предательницей дел. Он чуткая и редкая душа. Во всем этом деле самым потрясающим, конечно, является их беспримерное лицемерие. Ведь у нас тома их писем в самых суперлативных[51] словах, выражающих нам их преданность и признательность за все полученное ими от нас, за все те возможности, которые открылись перед ними, то положение, которое Учр[еждения] эти дали им. Так продолжалось до самой середины прошлого лета, когда без малейшего повода с нашей стороны они неожиданно ‹…›[52] для возможности в будущем писать им и дискредитировать имя проф[ессора] Р[ериха]. Все необходимые рекомендации [и] письма были получены ими. Конечно, больше всего они опасались и опасаются приезда Н.К. в Америку и потому измышляют самые невероятные вещи, чтобы помешать этому приезду. Так экспедиция должна была закончиться в Америке, но через Уолл[еса] они добились, чтобы экспедиция была закончена в Индии, чтобы всячески отдалить и пресечь возможности приезда. Зная также слабую струнку многих, они пытаются затронуть и с политической стороны, именно распуская на основании нелепейших и умышленных статей некоего Пауэлла[53], кот[орый] за свои подобные же проделки лживых доносов должен был после спасаться в сумасшедшем доме. Они распускают слухи, будто бы проф[ессор] Р[ерих] встретил затруднения от местных монг[ольских] правительств, когда на самом деле как раз обратное. Никто и нигде не чинил проф[ессору] Р[ериху] никаких препятствий, и мы имеем к этому письменные доказательства. Так мы имеем письма князя Девана в местные газеты, выражающего свои дружественные чувства к проф[ессору] Р[ериху], мало того, именно Монг[ольское] Прав[ительство] издало биографию проф[ессора] Р[ериха] на монг[ольском] языке. Факт сам по себе редчайший. Также и со всеми остальн[ыми] Прав[ительствами] никаких трений не возникало. Те выпады русских эмигр[антов], вроде брошюры Вас[илия] Иванова[54], нельзя принимать во внимание, зная, на какие деньги она печаталась. Ведь эта лживая брошюра, в которой и я названа еврейкой и урожденной Лихтман(!!!) и теософической мадонной, постоянно живущей в Адиаре, и т. д., не может рассчитывать на внимание и сочувствие уважающих себя русских. Так никаких затруднений Н.К. и Юрий не встречали, и у них к тому есть свидетельства порядочных людей разных национальностей.
Но неслыханное предательство должно быть обнаружено во всей его глубине и справедливость восторжествовать. Дело уже в руках адвокатов, но, конечно, потребуется некотор[ое] время, чтобы ознакомиться со всею сложностью дела, которая тем больше, что г-н Хорш заведовал всею финансовою частью и имел и нашу полную доверенность. Но мы знаем о полной победе и потому бодро принимаем этот бой за истину и справедливость. Еще в [19]34 году г-жа Хорш заявила Н.К. категорически, что они не могут работать с Зин[аидой] Гр[игорьевной] и мисс Франсис Грант. Конечно, все эти годы всячески старались улаживать эти отношения, но, как видите, безуспешно, ибо корысть и жажда власти и честолюбие ‹…›[55].