– Как это нет? Вообще? Совсем? – Смотрю на заместителя декана и искренне не понимаю того, что было озвучено мне пару секунд назад.
– Совсем, – Наталья Ивановна трясет своей химической завивкой на голове.
– Нет, вы не понимаете, – я нервно ерзаю на стуле и с чувством заглядываю ей в глаза, не собираясь сдаваться. – Мне очень надо.
– Очень-очень, – поддакивает Аня, топчась за моей спиной.
Мы обе уже минут пятнадцать торчим в деканате, пытаясь вернуть меня в общежитие. Нас даже не смущает, что третья пара началась уже где-то полчаса назад, что сам небольшой кабинет с портретами Глинки и Шопена на стенах заставлен цветами в честь дня рождения одного из сотрудников факультета, а заместителя декана ждут в приемной самого декана, чтобы начать торжество. Я лишь усердно киваю, подтверждая слова Ани. Никто даже и представить не может, как мне нужно обратно в эту чертову общагу!
– Мальчевская, – вздыхает женщина, с укором просматривая на меня поверх своих очков, и по ее тону я понимаю, что не собирать мне сегодня вещей, – ты, конечно, у нас гордость консерватории, невероятно талантливая девочка, но это тебя не освобождает от общих правил получения комнаты в общежитии. Ты от места отказалась? Так?
– Так… – Надежда в душе становится еще призрачнее, чем мираж в пустыне.
– На твое место заселились?
– Заселились… – Становится ясно, что затея была провальный изначально, но я не опускаю руки и мило хлопаю ресницами. – Ну, пожалуйста.
Наталья Ивановна лишь разводит руками:
– Прости, дорогая, но в этом семестре это невозможно. Могу попробовать после Нового года решить что-то с твоим возвращением в общежитие.
Фраза «после Нового года» окончательно рубит во мне все связи с надеждой не делить жилплощадь с чужим и неприятным мне человеком. Становится так обидно, что начинает противно щипать глаза от подступающих к ним слез. Нет, я не выдержу жить с ним до Нового года.
– Ладно, – рвано вздыхаю и, обняв свою сумку, плотно набитую нотами, поднимаюсь со стула. – Я поняла.
Аня с таким же вздохом следует за мной на выход из деканата, поддерживающе похлопывая меня по плечу.
– А у тебя какие-то проблемы в квартире, где ты сейчас живешь? – останавливает нас голос Натальи Ивановны на выходе.
– Что-то типа этого, – грустно усмехаюсь.
О, это больше, чем просто проблемы. Это кошмар.
– У нее в квартире домовой завелся, – хихикает Аня, за что тут же получает от меня размашистый удар локтем в бок.
– Домовой? – с мгновенным интересом оживляется Наталья Ивановна. – Так ты попробуй с ним подружиться. Конфетку ему в темный уголок на кухне положи, молочка в мисочку на ночь налей. Скажи ему, что не обидишь, дружить предложи. А если он так и будет дальше тебя беспокоить, святой водой углы окропить надо.
Слышу, как рядом уже буквально давится от смеха Аня, а мне кажется, что я оказалась в каком-то дурацком цирке. Выталкиваю подругу из деканата и, сдержанно попрощавшись с Натальей Ивановной, сама скрываюсь за его дверями.
Хохот Ани эхом разносится по пустому коридору. Сдерживая в себе нарастающий шквал нецензурных слов и мыслей, подпираю спиной стену и просто смотрю на то, как кому-то очень смешно. Жаль, только не мне… Ведь не ее ждет «милый» домовой.
– Хороший совет же, – лыбиться Аня, утирая слезы из уголков глаз. – Может, тебе реально попробовать: молочко, конфетки… дружба… – На последнем слове она игриво подмигивает.
Я молча и в упор смотрю на Аньку, мысленно прокручивая в голове ее дальнейшие действия. Вот сейчас она посмеется, пойдет на пару, отсидит репетицию и вернется в комнатушку общежития, где ее не ждет никакая похабщина в виде зачетных сисек и никто не указывает, когда и как ей играть на своей скрипке.
А вот мой провод от инструмента был возвращен лишь вчера утром, когда Данил все же соизволил выползти из своего убежища. Заспанный, помятый во всех смыслах: и лицо, и футболка со спортивными штанами.
Он резко появился в гостиной, загородив широкими плечами весь дверной проем. Смерив меня взглядом, который идеально подходит пустому месту, просто без слов швырнул забранную себе вещь на стол во время моего завтрака. Именно швырнул. И после этого беззвучного представления, не дожидаясь моей реакции, мой «замечательный» сосед вернулся в свою спальню, а я так и осталась сидеть, изумленно поперхнувшись едой.
За два дня прошедших выходных мы в прямом смысле не виделись. Мне показалось, что мой сосед вообще больше не выходил из комнаты. Лишь ночью услышала шум льющейся воды в ванной. И я ни разу не видела, чтобы Данил ел. Никакая чужая еда так и не появилась за эти дни в холодильнике. Только то, что покупала я сама. Даже сегодня утром собиралась на учебу в полной тишине. И о том, что я в квартире не одна, мне напомнили огромные мужские кроссовки, брошенные на коврике у двери.
Мне, конечно, все равно, чем Данил питается и чем занимается. То, что мы толком и не пересеклись за все выходные – это прекрасно, но как бы там ни было, мириться с таким соседством я не собиралась. Правда все мои планы только что рухнули окончательно: вернуться в общежитие я пока не могу.
– Ты идешь? – Аня дергает меня за лацкан пиджака, вырывая из легкого ступора.
– Нет, – отрицательно мотаю головой, – у меня на сегодня все.
– Домой спешишь? – Анька в который раз задорно подмигивает.
А я лишь цокаю языком, закатываю глаза, вставляю в уши наушники, где играет концерт №2 Рахманинова, разворачиваюсь и оставляю подругу посреди коридора в полном одиночестве.
Мне не хочется домой. Лучше буду бесцельно шататься по улицам еще пару часов, чем приду туда, где не чувствую ничего, кроме дискомфорта. И я бы шаталась, если бы не мелкий, колючий дождь в дуэте с яростными порывами ветра. . А одежда на мне совсем не по погоде: легкая футболка под пиджаком и джинсы. Только от дождя можно спрятаться под зонтом, а вот от собственного настроения спрятаться не удается. Так душно и тяжело на душе, что я буквально плетусь домой, под мощные и яркие аккорды первой части второго концерта. Оказавшись на пороге квартиры, понимаю, что зря рано радовалась нашим редким встречам с Данилом. То, что он за пределами своей комнаты, но находится где-то в квартире, я понимаю мгновенно. Дверь в его комнату распахнута настежь, но кроссовки огромного размера стоят в коридоре. .
Я быстро скидываю обувь, пиджак, сумку, делаю три глубоких вдоха и осторожно захожу в гостиную. Увиденная картина мира вынуждает ахнуть. Как? Как вообще такое возможно? Меня не было всего полдня, а тут…
Все, чего мне хочется, так это топать ногами, материться и орать, когда взгляд охватывает пространство кухни-гостиной. Но лишь слышу скрежет своих зубов, который звучит громче, чем волнообразные арпеджированные пассажи в моей голове, и чувствую, как начинает сводить судорогой пальцы от того, с какой силой я сжимаю кулаки. Выдергиваю из ушей наушники, кидаю их на стол и грозно обращаюсь к темно-русой макушке Данила, которая выглядывает из-за спинки дивана:
– Ты вообще уже?!
– И тебе привет, – спокойным басом выдает Данил, не поворачиваясь, и даже не престает залипать в приставку на телевизоре, висящего на стене.
На экране огромной плазмы мелькают какие-то гонки, перестрелки, а у меня мысли о том, как бы его придушить, и чтобы на адском суде мне за это еще и медаль дали. Я продолжаю ошарашенно осматривать кухню и гостиную. Лучше бы Данил не выходил из комнаты и прикасался к еде и дальше.
Идеально чистая, убранная кухня, которую я оставила за собой всего несколько часов назад, словно превратилась в поле битвы после какого-то кулинарного шоу. Грязная сковородка брошена на заляпанной каплями от масла индукционной плите, на белой гранитной столешнице разбросаны ложки, вилки, скорлупа от яиц. Аккуратно стоящие до этого в шкафу баночки со специями теперь в хаотичном порядке брошены прямо на столе. Пустая коробка из-под замороженной пиццы, парочка пустых бутылок колы, обертки от каких-то конфет и сладостей… Данил даже не удосужился убрать использованные тарелки в посудомойку. Я уже молчу про то, что невооруженным глазом даже отсюда вижу заляпанные поверхности серых дверей кухонных шкафчиков и ящиков.
– Убери, – проговариваю через зубы и стараюсь дышать медленно и глубоко, чтобы сдерживать неуемное желание просто схватить Данила за ухо и ткнуть во все это носом.
– Чего? – отстраненно переспрашивает он.
Я делаю шаг к дивану и становлюсь почти напротив Данила, загородив собой часть экрана телевизора. Но мой сожитель особо и не реагирует на мое появление перед собой, лишь сосредоточенно кусает губы и продолжает сидеть в позе Будды, опершись локтями на разведенные в стороны колени, начиная активнее дубасить пальцами по геймпаду. Волосы взлохмачены, а пряди у лица распались кривой пробор, демонстрируя недовольную складку между широких бровей.
– Убери за собой на кухне, – повторяю громче и жестче, перемещаясь прямо в середину экрана.
– Минут через пятнадцать, когда закончу раунд, – без эмоций озвучивает Данил, пытаясь рассмотреть то, что происходит за моей спиной.
– Я хочу поесть нормально, а не в свинарнике.
– А я хочу, чтобы ты отошла от телевизора, потому что твой папа не стеклодув. Подождешь, ничего с тобой не произойдет, – равнодушно пожимает плечами, а я понимаю: он и не собирается поднимать свой зад.
Поэтому я проделываю примерно то же, что он сделал в субботнее утро, только с моим инструментом. Просто выдергиваю провод, соединяющий приставку и телевизор.
– Убери. Сейчас. – Важно киваю подбородком за его спину и оборонительно скрещиваю руки на груди.
Пару секунд Данил молча созерцает потухший экран, а потом переводит внимание на меня. Не просто смотрит исподлобья, а буквально взглядом вдавливает в стену, так, что я неосознанно делаю шаг назад. Так же молча Данил отбрасывает геймпад в угол дивана, неторопливо поднимается на ноги, растягивает крупные губы в неоднозначной улыбке, одергивает черную футболку, обхватывающую мощный торс. Следом демонстративно засовывает ладони в карманы спортивных штанов, через два его шага мои пути отступления уже перекрыты стеной, а передо мной почти вплотную стоит крепкая мужская фигура.
Хочется слиться с обоями, когда я встречаюсь со взглядом зелено-карих глаз, пропитанных холодом. Данил просто прожигает меня ими, смотрит сверху вниз – моя макушка едва достает ему до носа. По-прежнему держа руки в карманах, он стоит так близко, что я дышу не воздухом, а теплом, исходящим от его тела.
– Ты чего такая нервная? – усмехается он, а низкая вибрация его голоса отдает ощущением ваты под ногами. Я вздрагиваю, как от разряда тока, когда мужские пальцы касаются моих, легко разжимают и беспрепятственно забирают зажатый в них провод от приставки. – А как напряжены пальчики-то… Да и сама ты какая-то дерганая. Может, это связано с отсутствием парня? Или он тебя просто плохо ублажает?
«Отсосать», «зачетные сиськи», «плохо ублажает» – страйк по моему терпению. Я больше уже не думаю, хороший ли Данил и будут ли у меня дальше проблемы, потому что звонкая оплеуха летит прямо в его наглое лицо.
В комнате повисает невероятная, вакуумная тишина, а по моей ладони рассыпаются горячие иголки. Напряжение непросто режет пространство между нами, оно вынуждает нас не дышать несколько мгновений. Но эти сотые доли секунд кажутся мне вечностью. И я успеваю только ойкнуть, когда вижу, как одновременно заполыхало адское пламя в его глазах и расширились зрачки.
– Достала… – Данил сквозь зубы втягивает воздух и просто сгребает меня в охапку, закидывая себе на плечо.