Шёлковый кокон с домовёнком внутри грустно раскачивался под закопчённым потолком – прямо над котлом с кипящим варевом. Треск горящих поленьев в печи, мышиные шорохи и тихий скрип крюка удачно заглушал громогласный храп Яги. Не сводя глаз с захлопнутого и запертого волшебного зеркала, домовёнок упорно искал юркими пальцами конец шёлковой паутины. На каждое неосторожное движение колдовское веретено тут же натягивало нить и тихонько жужжало, словно зловещая заводная игрушка, у которой почти кончился завод, но не закончилось желание погубить всех в детской.
Но вот Кузя нащупал конец заколдованной нити, дёрнул за него, чтобы понять, поддастся ли узел. И чуть не понял, как чувствовал себя сказочный Иван, искупавшись в котле с кипятком. Домовёнок повис прямо над зелёными лопающимися пузырями, ойкнул, разбудил Ягу и еле успел замотаться обратно.
Заспанная Яга высунулась из-за шторки, зыркнула на веретено, потом на Кузю.
– Ну что ж тебе не спится-то? Смотри у меня! – проворчала Яга и скрылась в темноте печной лежанки, захрапев как ни в чём не бывало.
Веретено вытянулось, отдав грымзе честь свободным концом шёлковой нитки, и закрутилось, не понимая, куда смотреть. А Кузя дотянулся до верёвки под потолком и всё-таки уцепился за закопчённую балку.
С балки на балку, с жёрдочки на жёрдочку, туда-сюда и оттуда! Никакому веретену не уследить за проворным домовёнком, сколько ни крутись-вертись, как об стену ни бейся.
– Стоп, веретено! – услышал Кузя окрик Яги и замер. – Что ты, как бешеный дятел, об стену стучишь? Как пчела ненормальная, на всю хату жужжишь? Как… Как спать-то с тобой, безумное макраме? Шелкопрядово племя!
От таких оскорблений веретено свалилось навзничь да так и осталось валяться. А Кузя пополз за ключом. Ключ подпрыгивал на груди храпящей Яги.
Домовой весь сжался, оттолкнулся от потолочной балки и прямо в полёте столкнулся взглядом с проснувшейся мегерой. Всё-таки сон пожилых ведьм слишком чуткий для таких приключений. Зато реакция не очень. Поэтому, пока Яга соображала, что происходит и почему на ней сидит домовой и смотрит ей прямо в глаза, Кузя успел стянуть верёвку с ключом и дал стрекоча.
– Стоять, Кузьма-а-а! – орала бабуля, карабкаясь по паутине под потолком так ловко, словно жила не в подмосковной чаще среди чёрных топей, а в джунглях и с детства привыкла лазать по тропическим лианам.
Но даже такое невиданное проворство не помогло, потому что домовые привыкли лазать и пролезать вообще где угодно. А если хозяева затеяли ремонт на несколько лет, да ещё и сломали несущую стену или устроили потоп, когда меняли сантехнику, то домовой вообще становится неуязвимым и перестаёт страшиться любых бешеных бабулек.
Он видит цель, не видит препятствий, отпирает створки старинного зеркала и тихонечко напевает:
– Я от бабушки ушё-о-ол…
– Стой, Кузьма! – кричит бабушка Яга.
Но Кузьму уже не остановить. Он вываливается из зеркала на крышку старинного лакированного комода, спрыгивает на дощатый пол и ищет, куда спрятаться в этом очень знакомом доме. Просто это его дом!
Наконец-то он снова дома. Только груды картонных коробок тут раньше не было. Как-то неуютно с ними. Сначала спрятаться, потом растащить или за печь для растопки запихнуть. Но это потом, это ночью.
– Будет тебе ночь, – заскрипела зубами Яга, с интересом глядя сквозь старинное зеркало на мечущегося Кузьму. – Полярная. То есть вечная. Только надо собраться. Всё-таки в люди летим, да, подруга моя верная? – Яга обернулась на свою спутницу из берёзовых прутьев – Метлу. Та чуть заметно кивнула набалдашником с хищным птичьим клювом и тонкими лапками-прутиками. Лапки крепко вцепились в большой самоцвет, венчавший берёзовое древко с расшитым мелким бисером седлом. Метла тихонько почесала клюв о колдовской камень и замерла в ожидании.
Яга принялась собираться в люди. Точнее, к людям. Всё-таки на людях нужно выглядеть прилично. Так считает каждая нормальная Баба Яга. Поэтому обычно их на улицах никто и не замечает.
Все женщины – существа сказочные. И от зловещих бабулек из заколдованных топей их в обычной жизни иногда вообще не отличить. Они и сами часто путаются.