– Вызывали, декан? – спрашиваю я.
– О, Саймон… Хорошо, что пришел. Заходи, садись. – Сегодня декан Комсток в фиолетовой бабочке. Фиолетовый – цвет нашей школы. Я терпеть не могу бабочки. В жизни их не носил.
Он мог бы и сам зайти ко мне, ничего с ним не случилось бы. Но это поменяло бы динамику отношений между нами. Хотя, какого черта, у него и так довольно надо мной власти…
– Я надеюсь, у тебя было время обдумать то, о чем мы с тобой говорили.
А говорили мы о том, чтобы я тихо забрал заявление и не отсвечивал, когда Рейд Саутерн, сынок твоего благодетеля, займет единственную вакантную должность профессора нашей школы.
– Да, я обещал, что хорошо над этим подумаю. И я подумал.
Но свою кандидатуру так и не отозвал. Правда, я еще не все документы оформил, не послал материалы, но сделать это еще не поздно. Последний срок наступает через пару недель.
Почему я так ничего и не сделал, это, конечно, вопрос. Наверное, это мой пассивно-агрессивный протест против давления декана, способ заставить его понервничать – а вдруг я все же брошу ему открытый вызов и пошлю материалы в последний момент?
А может, я и впрямь их пошлю… Вики ясно дала понять, что она думает об этом, а ее мнение для меня зачастую решающее.
Такого декан явно не ожидал. Наверняка он считал, что после того нашего разговора я еще до каникул пойду и, как пай-мальчик, отзову свою кандидатуру. Кто знает, может, он обещал папашке Рейда Саутерна, мистеру Большие Баксы, что так и будет… Тогда получается, что я его вроде как подставил. А это уже никуда не годится, верно?
– Я надеюсь, ты понимаешь, что я действую сейчас в твоих же интересах, – заявляет Комсток.
Я только киваю – попытайся я облечь ответ, который просится у меня с языка, в социально-приемлемую форму, и меня просто стошнит.
– Саймон. – Декан откидывается на спинку массивного кожаного кресла. – Надеюсь, ты понимаешь, что в наше время любая юридическая школа должна проявлять особенную щепетильность в подборе профессорско-преподавательского состава.
Вот как? Тогда что ты здесь делаешь, декан?
– Разумеется.
– Более того, в наше время приходится учитывать не только профессиональные и иные компетенции преподавателей, но и… тщательно рассматривать их прошлое.
Я хлопаю глазами. И медленно заливаюсь краской под его взглядом.
– За последнее время мы не раз становились свидетелями того, как выдающиеся люди теряли влияние и положение в обществе за проступки, совершенные ими двенадцать, а то и пятнадцать лет назад.
Двенадцать лет назад. Пятнадцать лет назад. Эти цифры не с потолка взяты. Ты славно поработал, декан…
– А когда соперничающие кандидаты идут практически голова к голове, как ты и Рейд, то любая мелочь может оказаться решающей.
Он улыбается. Доволен своей победой.
– Разумеется, когда выбирать не из кого, как, возможно, будет в следующий раз, когда ты выдвинешь свою кандидатуру, – продолжает Комсток, глядя на меня снисходительно-задумчиво, – то никто не станет копать так глубоко. В самом деле, зачем кому-то задаваться вопросом, что человек делал лет, скажем, двенадцать тому назад, в молодости…
Лет двенадцать назад. Лет двенадцать назад.
– Однако в данной ситуации выбор есть… – начинаю я, стараясь контролировать голос, чтобы он не дрожал.
Он разводит руками:
– И мы, разумеется, ищем способ избежать конфликта. Поэтому глубоко копаем. Рассматриваем всю биографию кандидата. Включая и такие детали, о которых сам он забыл упомянуть, поступая к нам на работу.
Я так стискиваю зубы, что челюстям становится больно. Перед глазами мелькают черные мушки.
– С меня никто не брал обязательств раскрывать всю свою подноготную.
– Понятно, Саймон, понятно. И презумпцию невиновности тоже никто не отменял. Ничего ведь не удалось доказать, так? Вот только интересно… что будет с твоей карьерой, если вся эта история выплывет наружу? Я имею в виду суд и все прочее.
Вот именно, суд и все прочее.
– Так что я повторяю: предлагая тебе снять свою кандидатуру на этот раз, я действую в твоих же интересах.
Я медленно поднимаю глаза. Наши взгляды скрещиваются. К его чести, декан смотрит на меня в упор. Правда, льстивая ухмылка так и не сходит с его лица, но взгляд он все-таки не отводит.
– А если я заберу заявление? – спрашиваю я.
– Тогда незачем будет и копаться в этой древней истории. Что касается меня, то я с удовольствием оставлю ее в прошлом, где ей самое место.