Много интересных событий в жизни иногда начинаются с телефонного звонка от незнакомого человека.
Сначала вы спрашиваете незнакомого человека, откуда он, собственно говоря, узнал ваш телефон. Потом… нет, я, конечно, не имею в виду те случаи, когда менеджеры обзванивают потенциальных клиентов. Здесь все более или менее понятно. Потом незнакомый голос обычно сообщает что-то необычное, и это ни что иное как завуалированное приглашение стать частью какой-то истории.
– Извините, – неуверенно начал женский голос, смутно показавшийся мне знакомым. – Я сестра Эли Радченко. Меня зовут Жанна. Ваш телефон… визитку… я нашла в вашей книге. Пару лет назад Эля дала мне почитать вашу книгу, и я так до сих пор ее и не вернула.
Начало разговора заставило меня улыбнуться.
«Жаль, она забросила живопись, стала серьезной бизнес-леди, – вспомнились мне слова Эли. – Ты помнишь магазин „Виолетта“?»
– Наверное, книга вам понравилась, раз до сих пор не вернули, – резонно предположила я.
– Нет. Дело не в этом… – Жанна явно не отличалась особой тактичностью, – а в том, что на обложке записан ваш телефон, и Эля говорила так много хорошего о вас, что я подумала, может быть, хотя бы вы сможете нам помочь.
Я не стала акцентировать внимание на уничижительном «хотя бы», хотя, пожалуй, и следовало бы сделать это, но все-таки важнее было помочь Эле, а не преподать урок вежливости ее сестрице, которая, по слухам, не отличалась особой воспитанностью.
– Случилось… – звонившая громко набрала в легкие побольше воздуха и также громко выдохнула. – Эля… Мы в таком ужасе… Она попала в рабство. Ее держат взаперти в каком-то подвале, и она давно не отвечает на наши звонки… Ее как будто зазомбировали. Мы не узнаем свою сестру.
– В какое рабство? – остановила я монолог Жанны. – Кто и где держит Элю взаперти?
– Я не знаю, но она несколько раз говорила о какой-то двери, в которую можно войти, но нельзя выйти.
– Двери?
Некстати, а может быть, кстати, я вспомнила дверь на картине в доме Эли.
– У нее в доме была картина… На ней была дверь…
– Да при чем здесь картина? – прервала меня Жанна. – Эля попала в рабство, а вы о какой-то картине.
– Да о каком рабстве вы говорите?!
– Да, трудно представить, что в нашем двадцать первом веке такое возможно, но, поверьте, это именно так. В этом замешана какая-то секта, а управляет ей мошенница Ветрова. Да-да, та самая чиновница из администрации, а на самом деле она черный риелтор, нет на нее управы. Куда только не обращались. Я, уж поверьте, и до президента дойду, если надо. У меня и все документы есть. Давайте встретимся с вами, я их все вам покажу.
– А в полиции вы их показывали?
– А то! Говорю же, куда только не обращались. Мы уже не знаем, к кому обращаться. В полицию, прокуратуру – все бесполезно, газеты, телевидение – никто не хочет связываться с Ветровой. Вся надежда на вас. Больше у нас не осталось никаких контактов друзей Эли. Она порвала со всеми.
Эля без друзей – такое и представить было невозможно, так что я на всякий случай даже уточнила та ли сестра и той ли Эли Радченко мне звонит.
– «Виолетта» – это ведь ваш салон?
– Да. Был мой, но уже полгода как его нет. Так вот Эля порвала с родными, друзьями, дети полуголодные и все время повторяет, что мы все в неоплатном долгу перед Ветровой, молиться на нее должны. Вы представляете?
– Не представляю, – никак не укладывалась в голове подобная информация. – Эля… Она же такая общительная. Я видела ее полгода назад, летом, и она не показалась мне похожей на сектантку. Такая же улыбчивая, как всегда, в окружении своих учеников и других детей, которые пришли на праздник. Или тогда она еще не была в секте?
– Была, – с голосе звонившей уже явно сквозило отчаяние, – это продолжается уже несколько лет, но когда она с детьми, она прежняя, солнышко, как ее мама называла. Младшая, самая любимая из трех сестер. Эля-Солнышко. И Эля ее обожала. «Мамусик, говорила, – это всё». А теперь такими словами на нас, каких мы от нее никогда не слышали даже, а недавно говорит, не лезьте не в свое дело, знать вас больше не хочу.
Бывшая владелица «Виолетты» всхлипнула.
– Давайте встретимся, когда и где вам удобно, и я вам все расскажу, покажу документы, – повторила она.
– А чем я могу вам помочь? – недоумевала я.
– Вы не могли бы встретиться с Элей, поговорить с ней, узнать, что происходит? – осторожно, как будто шла босиком по битому стеклу, попросила женщина. – Но пока ей не звоните. Понимаете, самое ужасное, что она не считает себя жертвой, думает, что все делает правильно, отписала Ветровой дом.
– А где же она сама сейчас живет?
– Не знаю. Какое-то временное жилье, снимает где-то коморку, но нас туда ни под каким предлогом не пускает. Может быть, вас пригласит в свой дом изгнанников?..
Женщина вздохнула.
– Давайте встретимся и подумаем вместе, как помочь Эле… Пожалуйста… —
голос бизнес-вумен стал жалобным и каким-то тонким, как у обиженной девочки.
Конечно, я могла бы сказать, что уже два месяца веду затворнический образ жизни и, по сути, живу на границе миров, причем, реальный меня интересует, похоже, меньше, чем тот, в котором я встречусь с Сашей.
Но я не стала этого говорить. Мне показалось вдруг, что, действительно, именно я и смогу, возможно, помочь Эле.
Я это именно почувствовала, как будто меня коснулась крылом какая-то невидимая птица, и почему-то я точно знаю, она прилетела от Эли.