О чём мечтает рыцарь
Нормандия, январь 1052 года
Вильгельм вернулся, когда морозы ненадолго отступили. Роджер с Гийомом сидели на походных стульях в шатре Анри, который с жадностью уплетал свежий хлеб и жареную птицу. В перерывах делился новостями, вместе с едой проглатывая окончания слов. Гийом, поднял обе руки вверх и велел тому сначала доесть, а потом рассказывать, иначе так можно подавиться и лишить собравшихся интересного повествования. У выхода из шатра расположились воины, и молодой Анри невольно приосанился, чувствуя себя центром всеобщего внимания. Наконец, он доел, осушил кубок разбавленного водой вина, велел зажечь больше свечей и приступил к рассказу:
– В Алансоне тоже знали, что мы придём. Не было никакой внезапности, как рассчитывал Вильгельм! За стенами крепости укрылись все, кто только мог. Когда мы подошли, то предложили сдаться добровольно. Герцог сказал, что отпустит каждого и не причинит ему никакого ущерба. Но потом такое началось…
– Да не томи уже! – Гийом нетерпеливо барабанил пальцами по своему колену. – А то меня удар хватит от нетерпения.
– Так вот, – торопливо продолжил Анри, – люди высыпали на крепостную стену и начали смеяться. Размахивали шкурами зверей и клеймили Вильгельма внуком кожевника. Ну, и бастардом, разумеется. Выкрикивали оскорбления и проклятия. Велели нам убираться подобру-поздорову.
– И что сделал Вильгельм? – спросил Роджер, предчувствуя недоброе.
– Он велел вывести пленников так, чтобы их было видно. Тех, кого удалось найти в окрестностях Алансона. Воины, пастухи, торговцы… Тридцать человек и двое детей. Вильгельм велел отсечь всем пленным руки и ноги. Потом им снесли головы! У меня до сих пор в ушах звенит от стонов и криков! Земля насквозь пропиталась кровью этих несчастных. Затем их посадили в катапульты и отправили за стены Алансона… После этого крепость сдалась после короткого штурма.
– Зубы Христовы, – протянул Гийом и перекрестился. Собравшиеся тоже осенили себя крестным знаменем.
– Когда мы двинулись обратно, Вильгельм сказал, что точно так же поступит с Домфроном, и научит всех уважать его.
Роджер подумал о Летиции и почувствовал холод в груди. А ведь она тоже пленница! При осаде Домфрона Вильгельм может вспомнить о ней и предать той же участи, что и тех несчастных. И она хотела сбежать! Неужели знала, что так произойдёт с Алансоном? Но откуда? Роджер ощущал растущую стену недоверия между ним и Летицией. На самом деле никто не мог знать, как поступит Вильгельм, потому что решения приходили в его голову и реализовывались мгновенно, особенно под влиянием гнева. И в большую часть своих решений он никого не посвящал перед тем, как отдать новый приказ. Роджеру хотелось вернуться в свой шатёр и вновь допросить девушку, которую сделал своей любовницей. После той первой ночи она снова стала кроткой и тихой, оживая лишь от поцелуев в его руках. Казалось, Летиция смирилась со своей судьбой, но он ни в чём не мог быть уверен…
– Мы вошли в Алансон, – продолжал Анри, – и брали всё, что попадалось под руку. Золото, серебро, невольники, ткани и меха, оружие и коней, женщин и пленных. Многих людей перебили…
Роджер видел, как лица собравшихся приобретают ожесточённое выражение. Они живо наблюдали за тем, как жестикулирует Анри, как рассказывает о том, что не приветствующий казни Вильгельм в этот раз не сдержал своей ярости, готовый задушить голыми руками каждого, кто осмелился насмехаться над ним. При этом в Руане и в Байё чеканились монеты, на которых было выгравировано «Вильгельм Бастард» – герцог сделал это прозвище своим преимуществом, но насмешек не терпел, как и в детстве.
Вернувшись в лагерь, он велел продолжить осаду Домфрона, который сдался в начале марта. До крепости дошли слухи о произошедшем в Алансоне и над ней тут же взметнулся белый флаг. В лагере появились посланники со свитком о сдаче Домфрона, который подписал герцог. Чтобы защитить новые владения от анжуйцев, он распорядился начать строительство каменного замка в соседнем Амбриере.
После этого герцог созвал всех на охоту. Роджер ехал рядом с ним, обдумывая предстоящий поход в Пиренеи. Готье уже рассказал, что в крепости Арк многоэтажные башни, позволяющие на каждом этаже размещать лучников. И если граф д’Арк не впустит герцога для переговоров, то битва ожидается жаркой. Вильгельм намеревался решить вопрос миром и взять часть воинов для сражения с анжуйским графом, но после ситуации с Домфроном был настроен более решительно. Роджер видел, как в это утро сияли глаза герцога, словно он не мог сдержать радости. Почти не обращал внимания на сокольничих и охотников с гончими собаками, погрузившись в свои размышления. Гийом тоже молчал, понимая, что сейчас не время его отвлекать, но потом стал вполголоса рассказывать Роджеру о жадных монахах из Мэна, которые пытались прикарманить себе осла и телегу в придачу, но жители быстро вывели их на чистую воду. Дело кончилось прилюдным покаянием и возвращением украденного в лоно церкви. Роджер слушал вполуха, выжидая удобный момент, чтобы обсудить с Вильгельмом сдачу Домфрона и дальнейшие действия, так как под его руководством уже была сотня людей, изнывающих от нетерпения. Также он до сих пор не знал, как поступить с Летицией, и куда ему отправить девушку – в Бьенфет или в Арк.
Вслед за собаками, почуявшими дичь, вперёд рванул Гийом, криками созывавший своих спутников. Его беговой конь[18] не страшился ни колючих кустов, ни залежей валежника, перемахивая через поваленные стволы деревьев и пни. Вильгельм чуть придержал своего коня, давая возможность Роджеру поравняться с ним.
– Это мелочи, – отмахнулся он, не сводя взгляда с мелькавших впереди всадников и собак. – Мы ещё не напали на нужный след. Пусть тешат себя надеждой, как и все те несчастные, осмелившиеся выступить против меня. Я велел похоронить защитников Алансона с почестями. Остальные должны знать, чем им грозит неповиновение. Домфрон это понял.
Роджер уловил в голосе герцога несвойственную горечь. Меж его тёмных бровей пролегла глубокая складка. Огонь, горящий в глазах, немного угас.
– Дайте им время, милорд. Ещё не все познали вашу силу и власть. А потому они совершают ошибки по незнанию. Не думают о последствиях. Верят россказням и байкам. Но все они любят свою землю, и в конечном итоге им нужна справедливость. А это то, что в итоге даёт спокойствие внутреннее и внешнее.
– «Война даёт право завоевателям диктовать покорённым любые условия», – Вильгельм процитировал слова Гая Юлия Цезаря, которым начал интересоваться под влиянием Ланфранка после осады Бриона. – Теперь Алансон и Домфрон будут жить по новым правилам. И они обязательны для всей Нормандии! Я никого не держу здесь, Роджер. Тем, кому не нравятся мои решения, лучше покинуть пределы страны, нежели поднять на меня меч.
Роджеру стало не по себе от этих слов. Вильгельм становился более жёстким и более порывистым. Если раньше достаточно было совета Гийома, Готье или Роджера, то теперь от некоторых решений приходилось отговаривать сообща. Конечно, когда разъярённого герцога удавалось догнать прежде, чем он успевал ввязаться в бой, имея под рукой меньше воинов и больше безрассудства.
– Я хотел начать подготовку к наступлению на Арк, – продолжил Вильгельм, – но через два месяца у меня родится наследник. У меня будет сын! Тот, кто унаследует Нормандию! Я хочу быть в Руане, когда он появится на свет. И в начале лета мы отправимся в графство. Навестим моих дальних родственников по линии деда[19]. И тут у меня возникает вопрос. Когда вернёмся в Руан, предлагаю тебе жениться на двоюродной племяннице графа д’Арк, раз она избежала столь печальной участи, как Раульф. Для тебя это будет выгодный брак, и для твоей пленницы тоже. У тебя есть Бьенфет и сотня обученных воинов. Как ты заметил, замок не в очень хорошем состоянии, обветшал со временем. Орбек, который я отдал твоему кузену, выглядит не намного лучше, и он уже занимается им.
– Да, милорд. Я хотел сначала перестроить его в камне, обнести стеной, и уже потом подумать о женитьбе. Сейчас там только засеивают поля, и нужно строить новые дома, завозить камень и плотников.
– Не тяни с женитьбой! Я жду приглашения на твою свадьбу в ближайшее время. У нас было слишком мало поводов для праздников за последний год. Пора уже повеселиться! – Вильгельм подмигнул Роджеру и, пришпорив коня, с боевым кличем устремился вслед за охотниками.
Роджер медленно поехал следом. Чувствовал, как бешено бьётся его сердце и холодеют пальцы. К горлу подкатывал ком, а на лбу выступала испарина. Акрас, чувствуя его настроение, остановился и топтался на месте. Роджер невидящим взглядом смотрел на синевато-зелёные высокие ели, молодую траву, пробивавшуюся сквозь пласты подгнивших прошлогодних листьев, колючий кустарник с набухшими почками. Промозглый ветер остужал разгорячённое лицо, но, забираясь под капюшон, вызывал волну мурашек. До этого момента жизнь казалась более-менее понятной, теперь же Роджер ощущал, что ступил на тонкий лёд, по которому уже пошли трещины…
Он не успел подумать о браке, отдав свою жизнь походам и сражениям. Привык к походной жизни, к похлёбке и жареному мясу, к случайным женщинам и военным трофеям. Во время длительных осад выучился читать и писать, начинал понимать латынь и разбираться в строительстве замков: от раствора до работы каменоломен. С его вдумчивостью всё это шло долго и нелегко. Летиция как-то пожала плечами и сказала, что умеет только читать, но ни разу не держала в руках перо, так как граф д’Арк считал, что с её зрением нечего и стараться. Только зря чернила переводить на девчонку, которая не видит дальше своего носа! Видать, над ней довлеет проклятие! Граф поклялся, что однажды Раульф не успеет защитить племянницу. Это и подтолкнуло Летицию к побегу.
– Что случилось? – к Роджеру подъехал Гийом. На его худощавом вытянутом лице мелькнуло беспокойство. – Что тебе сказал Вильгельм? Он, как я вижу, уже бодр и весел! Его будто феи подменили!