Свободу жабам!
Нормандия, апрель 1051 года
Возвращаясь в Руан, Роджер видел, как начинали работать стенобитные машины, сравнивая с землёй предмет гордости многих влиятельных баронов, купцов и рыцарей. Видел слёзы оставшихся без дома жителей, вереницами идущих по старинной римской дороге с котомками и навьюченными домашним скарбом животными. Некоторые бежали за Вильгельмом и пытались ухватиться за край его плаща, крича и причитая. Однако герцог даже бровью не повёл. Его люди отгоняли всех, кто пытался приблизиться к нему. Одна пожилая женщина в выцветшем платье и залатанном переднике надтреснутым голосом умоляла остановиться, но её усилия были тщетными. Она стояла, ломая руки, в клубах дорожной пыли, поднятой сотнями всадников.
– Как травить, так всем скопом, а как благодарить, так никого, – бросил Вильгельм Роджеру с Гийомом. – Дай им хоть немного милости, как они тут же напомнят, что я – бастард. Дай им чуть больше милости, как они тут же придут глухой ночью с вилами и факелами. Одари их щедро, так они решат, что мне жмёт голова. Даже не вспомнят об оказанной милости! Забывают о решениях, принятых на Канском соборе[5]!
Роджер промолчал, завидев светлые башни Руана. Солнечные лучи отражались от зеленоватых прозрачных вод Сены, огибавшей город. За ним в туманной дымке таяли невысокие холмы, покрытые сочной молодой травой. На берегу реки играли мальчишки. Вокруг них со звонким лаем носились собаки, а чуть ниже по реке прачки полоскали бельё, складывая его в большие корзины. Рыбаки возвращались с уловом, и их негромкие голоса смешивались со звоном металла из кузницы. Роджер заметил и торговцев, которые со своими обозами медленно входили через ворота в город. За ними степенно следовали монахи – они вели за собой осла с поклажей.
По прибытию герцог велел устроить пышный ужин в честь сдачи Бриона и победы в сражении под замком Мулиэрн, где взял в плен семерых воинов графа Анжу. На стол подавался сидр и вино, вепрь, оленина в бульоне, фазаны, миноги и гребешки, жареные угри, тонкие хлебные лепёшки, печёные яблоки и соусы с приправами и зеленью. Несмотря на расслабленную атмосферу и царящее в зале веселье, Вильгельм цепким взглядом обводил присутствующих. Затем повернулся к сидящим рядом Роджеру и Гийому:
– Я хочу разузнать об одной женщине.
– Кто она, милорд? – рыжий подпёр рукой подбородок и во все глаза уставился на Вильгельма.
– Одна особа из Фландрии. Дочь графа Бодуэна. О ней говорят, что она «жемчужина красоты, совершенство доброты и отражение женских добродетелей». Я однажды видел её при дворе Генриха и теперь хочу просить её руки. Ричард прислал мне письмо, и оно дождалось меня в Руане. Я думаю, твоему кузену есть, что рассказать тебе лично, Роджер.
– Стало быть, Фландрия, – подытожил Гийом и переглянулся с Роджером, который чувствовал какую-то недоговорённость со стороны герцога. Тот задумчиво мял в руке кусочек хлеба и сияние от настенных факелов озаряло его напряжённое лицо с ястребиным носом. На тёмных волосах тускло поблёскивал венец.
– Ричард и мне прислал письмо, милорд, – негромко заметил Роджер. – Он писал, что граф радушно принял его, и он ни в чём не нуждается.
– Стало быть, хорошо примет и тебя. До сражения в долине Дюн мы хотели с графом обсудить вопрос моей женитьбы, и я слышал, что его дочь хороша собой и умна.
– Архиепископу не понравится эта идея, – продолжил Роджер. – Он может не благословить этот брак.
– Можер сделает это, – герцог сузил глаза. – Иначе лишится насиженного места. Поедет, как приор Ланфранк на хромой кобыле прочь из Руана. А теперь давайте веселиться!
Вильгельм подал знак, и в зал вбежали шуты в разноцветных одеждах и с раскрашенными глазами. В их руках звенели колокольчики. На потеху публике шуты разыграли подряд несколько сценок: охоту на кабана, похищение благородной девицы влюблённым рыцарем и то, как муж застал жену с любовником. Гости хохотали до слёз и бросали шутам монетки, топали ногами и подпевали. И только поздно вечером все начали расходиться. Тем, кому не досталось комнат в замке, уходили спать в тёплые конюшни, на постоялые дворы или укладывались рядом со слугами на соломенных тюфяках. У Роджера и Гийома были соседние небольшие спальни на третьем этаже, куда вела винтовая каменная лестница. Войдя в отведённую ему опочивальню, Роджер устало снял с себя шерстяную тунику, кольчугу и нижнюю сорочку. Голова кружилась от выпитого вина и бесконечного гула голосов в общем зале. Чувствовал, что наутро будет неистово стучать от боли в висках. Роджер не любил эти многочасовые ужины с таким количеством съестного и выпитого, однако, покидать зал раньше герцога считалось недопустимым.
Услышав лёгкий шорох на кровати, Роджер замер и медленно выпрямился. Это ещё что такое? Неужели герцог подослал девицу для того, чтобы она составила ему компанию этой ночью? За тяжёлым шерстяным пологом виднелся край мехового одеяла, который шевелился. Взяв со стола горящую свечу, Роджер приблизился и отодвинул полог. Казалось, что на кровати никого нет, однако, под одеялом определённо что-то двигалось. Резким движением Роджер сдёрнул его с постели и отшатнулся.
На простынях с приглушённым кваканьем лежала пятёрка упитанных жаб. Они и не думали удирать, лишь только вальяжно направились на толстых лапках в сторону подушек. Казалось, что жабы облюбовали просторное ложе и словно намекали Роджеру на то, чтобы он поискал себе другое место для ночлега. Не растерявшись, он кликнул слугу и вдвоём они сняли обе простыни вместе с незваными гостьями.
– Опять эта проказница, – посетовал слуга, аккуратно связывая углы простыней. – Я выпущу их в сад, но она может опять занести их в замок.
– Кто она, Жиль? – нахмурился Роджер. Он плеснул себе в лицо холодной воды и умылся. Голова перестала кружиться.
– Дочь одного из наших охотников, Анна, – тот поморщился. – Пока вас не было, к нам из Аквитании приехал новый охотник с дочерью. И теперь спасу нет от этой девчонки! Настоящее исчадие ада! Бедняга Беранже хочет скорее отправить её в монастырь с самой строгой настоятельницей. Девочке, видимо, не объяснили, что нельзя играть в гостевых опочивальнях. С вашего позволения, мессир[6], я вынесу этих гадов в сад, и пришлю горничную с новым бельём.
– Да, иди, – кивнул ему Роджер. Только этого ему не хватало! Усталость после целого дня в седле, герцогский ужин допоздна и ещё какая-то девчонка со своими выходками! Нигде нет покоя!
Когда пришла горничная и застелила кровать, то Роджер мгновенно уснул, едва голова коснулась подушки. Утром он проснулся с ноющей болью, сковавшей его виски. Едва успел одеться, к нему с извинениями явился новый охотник Вильгельма, Беранже. Роджер открыл ему дверь и отошёл в сторону, приглашая войти, но посетитель переминался с ноги на ногу, опустив голову. Копна русых кудрявых волос падала ему на глаза. На его кожаных перчатках виднелись следы от птичьих когтей, а на высоких сапогах осела дорожная пыль. Подняв голову, он тихо произнёс:
– Простите, мессир! Жиль рассказал мне о новой проделке Анны, и я приношу свои извинения. Моя жена утонула много лет назад во время шторма у берегов Аквитании, и дочь оказалась предоставлена сама себе. Как я могу загладить свою вину за её плохое воспитание?
– Неужели во всём замке не нашлось наставника для неё? – строго спросил Роджер, сложив руки на груди.
– Мне никто не нужен! – послышался тонкий голосок, и из-за растерянного отца выглянула девочка лет десяти.
Роджер встретился взглядом со светло-карими глазами, обрамлёнными тёмными длинными ресницами. Маленький носик с пятнышком сажи, румяные щёчки и острый подбородок. На губах играла озорная улыбка. Непослушная копна таких же вьющихся, как у отца, волос. Девочка была в простом домашнем платье и в кожаных башмачках, и выглядела как дочь благородной леди. Однако её ладошки были перепачканы сажей, а в тёмных волосах застряла сухая травинка.
– Анна! – одёрнул её Беранже, но она лишь показала Роджеру язык. – Раз ты здесь, то поясни мессиру, зачем принесла жаб в его постель!
– Им было холодно, – без тени смущения ответила она. – А эта комната самая тёплая во всём замке. Здесь никто не жил, поэтому я решила, что жабы могут погреться тут. У лошадей есть тёплые конюшни, а собаки могут спать у очага. А вот бедным жабам некуда податься!
– Я надеюсь, этого больше не повторится? – Роджер смерил её холодным взглядом.
– А что мне тогда будет? – девчонка явно его дразнила. – Вы такой большой и сильный, мессир, неужели поднимете на меня руку?
– Пусть тогда лучше это буду я, чем герцог. Он ни с кем не церемонится, миледи.
– Бога ради, простите, мессир, – удручённо произнёс охотник и придержал непокорную дочь за плечо. – Этого больше не повторится. Анна! Это личные покои, здесь нельзя играть!
– Но когда я принесла жаб на кухню, то старая Фердинанда вытолкала меня взашей! – негодовала его дочь. – Неужели во всём христианском мире не найдётся для них места?
– Отнеси их к Сене, – бросил Роджер, чувствуя, как этот разговор начинает его раздражать. – Им там самое место.
– У вас нет сердца, мессир. Даже у камня больше милосердия! – Анна сердито топнула ножкой и убежала.
– Простите, пожалуйста, нас, мессир, и не держите зла, – охотник смущённо почесал лохматую голову. – Я слишком мягок с ней. Она будет наказана за этот проступок.
– Рад это слышать, – Роджер сухо кивнул, и подумал о том, что на месте Беранже выдал бы Анну за какого-нибудь взрослого рыцаря с твёрдым характером, как только она достигнет брачного возраста. Кто-то же должен преподать ей урок хороших манер!
Когда за охотником закрылась дверь, то Роджер лёг на кровать и прикрыл глаза. В висках нарастала боль. А тут ещё девчонка со своими жабами, которых решила приютить именно в его опочивальне! Вильгельм прав – здесь во всём нужна твёрдая рука. Твёрдые законы. Твёрдые ценности. Людям не нужна мягкость! Им плевать на милосердие, которого они ждут от правителей, но в итоге всегда считают злом. Что для одних благо, то для других непременно обернётся наказанием…
Роджеру хотелось ещё подремать, но в комнату буквально ворвался герцог и его громкий голос вызвал новый приступ головной боли. Вильгельм был в тунике, отороченной лисьим мехом, а на его пальцах сверкали перстни с крупными камнями. Тёмные волосы коротко подстрижены, а гладковыбритое лицо было румяным и свежим. Герцога явно не беспокоили головные боли, но он часто страдал от насморка. И теперь он, периодически шмыгая носом, нетерпеливо мерил шагами комнату Роджера и даже пнул его сундук от нетерпения.
– Хватит спать, мой друг! – прогремел Вильгельм. – Нас ждут большие дела! Завтра вы отправляетесь во Фландрию. Вы поедете с Гийомом и возьмёте с собой четвёрку рыцарей. Шестерых человек достаточно, чтобы прибыть к графу Бодуэну и разузнать всё о его прелестной дочери. Насколько она хороша собой? Насколько умна и благочестива? Благосклонно ли она отнесётся к моему предложению о замужестве? Не обещана ли она отцом кому-то ещё? Каково её приданое? Вы пробудете там столько, сколько нужно, но не засиживайтесь. Отправьте мне гонца с письмом, и я прибуду следом. Могучий дуб Роджер и хитрый лис Гийом! Я верю, что вы справитесь! Есть вопросы?
– Нет, милорд. – Роджер сел на краю постели.
– Ты плохо спал, мой друг? – участливо спросил герцог.
– С учётом того, что мне чуть не составили компанию несколько жаб, то я бы сказал, что неплохо.
– Лучше бы это были девицы! – расхохотался Вильгельм. – Но зачем тебе понадобились жабы?
– Дочь охотника решила, что мне так будет теплее, – Роджер покачал головой.
– А-а-а, – протянул герцог, – наслышан об этой особе. Завтра она поедет с вами, ей как раз по пути. Довезёте девчонку до монастыря, где сестра Аберада примет её в свою обитель. И больше не будет никаких жаб вместо девиц. А сейчас вставай, я хочу пострелять из лука, и мне нужна компания.
С этими словами Вильгельм стремительно вышел из комнаты, а Роджер со стоном вновь откинулся на подушки, не зная, что делать с головной болью. Ещё завтра придётся присматривать за девчонкой в пути! Эта мысль отозвалась раздражением, которое заставило его встать на ноги: герцог очень не любил ждать.
Вильгельм решил выехать за город в поле, где его люди уже расставляли мишени – мешки с сеном покачивались на врытых в землю шестах. Для верности герцог сам измерил расстояние от исходной позиции до мишеней, высчитал примерное количество ярдов[7] и только потом взял в руки лук. Натянув тетиву, бросил быстрый взгляд на Роджера.
– Её зовут Матильда, – его глаза лихорадочно блестели. – Как ты думаешь, такое имя может носить герцогиня Нормандии?
– Вполне, милорд, – Роджер вытащил стрелу из колчана и прицелился. К головной боли добавилось ещё напряжение в левом плече.
– Подумать только, когда мы пытались выкурить Ги из его крепости, где-то во Фландрии подрастала хорошенькая девица! Ричард писал, что она каждое утро ходит на мессу. Матильда будет подавать достойный пример женщинам. Возможно такие, как дочь охотника, задумаются о своём поведении. Нормандии нужна герцогиня! Нужны законные наследники, которым я передам титул. Поэтому завтра же вы едете в Брюгге, а если граф вернулся в своё имение, то в Лилль. Я слышал, что он продолжает воевать с императором, но сейчас у них затишье.
С этими словами герцог выпустил стрелу. С лёгким свистом она угодила чуть ниже нарисованного на мешке с сеном креста.
– Мне нужно брать цель выше, – заметил Вильгельм. – И сейчас я говорю не только о траектории полёта стрелы.
Роджер отпустил тетиву, и стрела воткнулась в мешок правее герцогской.
– Оправдайте с Гийомом моё доверие, – Вильгельм положил ему ладонь на плечо. – Не подведите меня. Разузнайте всё о Матильде. В её жилах течёт кровь императора Карла[8] и королей Альфреда[9] и Роберта[10]. Она станет мне достойной супругой, даже если разверзнутся небеса! Можер считает нас родственниками, но я докажу, что он заблуждается.
Роджер чувствовал, как на его лбу выступила испарина. Ехать во Фландрию! Несмотря на то, что Бодуэн поддерживал герцога с детства, его взгляды со временем могли перемениться. В последние годы граф воевал против императора Святого Престола и потерял город Валансьен, поэтому мог быть не в лучшем расположении духа. В свои двадцать четыре года Роджеру не хватало того гибкого и живого ума, которым был наделён Вильгельм. В отличие от герцога он с трудом менял своё мнение и с большей опаской относился к любым переменам. Что ж, за время визита к графу Бодуэну, ему будет чему поучиться.
На рассвете небольшой отряд покинул Руан. На полях в бледных золотисто-розовых лучах восходящего солнца поблёскивала роса. На холмах появлялись первые пастухи со своими стадами, а к Сене спускались рыбаки. Роджер оглядел своих спутников – сонный Гийом помалкивал, а рыцари негромко обсуждали цены на лошадиную сбрую и кольчуги.
– Купить нормандские доспехи, значит иметь у дам успехи! – декламировал один.
– Ага, поход без причины, признак бесовщины, – вторил ему другой.
– Но леди оценит тяжесть кошеля, – смеясь, произнёс третий. – И будет виться как пчела вокруг шмеля!
– Вообще-то пчёлы слетаются на мёд, – заметил четвёртый, посмеиваясь в бороду.
– Да ну, тебя, такой слог поломал, Ришар…
Впереди рыцарей ехал Беранже, который после того, как отвезёт Анну в монастырь Святой Марии, должен вернуться к своим егерским обязанностям. Вильгельм ясно дал понять, что не потерпит в своём замке даже малейшего непослушания и беспорядка.
Заметив, что Роджер посмотрел на девчонку, к нему приблизился Гийом и, понизив голос, заговорщически произнёс:
– Вильгельм рассказал мне про жаб. Но мне тоже досталось от этой маленькой ведьмы!
– Да ну? – Роджер скептически приподнял левую бровь. – Выкладывай.
– Короче, после знатного пира мы с Аделизой вернулись в нашу опочивальню, – Гийом тряхнул рыжими волосами, словно прогоняя остатки сна. – На рассвете моя супруга отправилась в церковь, а я проспал сном покойника. Когда утром оделся, то обнаружил, что в моих сапогах что-то хрустит. Засунул ногу в сапог, и обнаружил в нём опилки!
– И как же ты дознался чьих рук дело?
– Услышал, как ты отчитываешь несчастного Беранже. Как выяснилось, когда мы с герцогом томились под стенами Бриона, здесь начала на всех наводить ужас ватага детишек. Сыновья барона де Молея, виконта Кларанса, писаря Шарля и ещё кто-то из воспитанников. И с ними эта маленькая ведьма. Они поспорили, что девчонке не по силам состязаться с мальчишками по хитрости и смелости. Ну, она решила их переубедить. Вильгельм был в гневе, когда отведал пересолённого соуса и чуть не сломал зуб об гвоздь в пироге с рыбой. Быстро разогнал эту группировку малолетних разбойников, от которых даже черти научатся креститься! Они ревели в три ручья, но эта маленькая ведьма не проронила ни слезинки, когда услышала о монастыре. Там её научат смирению и отобьют охоту подсыпать опилки в сапоги и подкладывать жаб в постель! Достанется же её будущему мужу! Ничуть не завидую этому несчастному!
На лице Гийома проступила настолько злорадная гримаса, что Роджер едва удержался от смеха. Не хватало ещё расхохотаться и свалиться в придорожную пыль на потеху остальным. Он перевёл взгляд на Анну, которая тщетно пыталась задремать, сидя перед отцом на лошади. Волосы девочки заплетены в две косички, и на плечах лежал плащ из добротной английской шерсти. Губы плотно сжаты, придавая лицу упрямое выражение. Сестре Абераде придётся нелегко с такой воспитанницей!
– Как я заметил, леди до сих пор не испытывает никаких угрызений совести, – Роджер перевёл взгляд на собеседника.
– Ни малейших! – фыркнул рыжий. – Видимо, считает, что с нас не убудет. Когда бедный Ланфранк осудил Вильгельма за идею с этим браком, то наш добрый друг сжёг чуть ли не всё аббатство. Одному богу известно, как он тут же не расправился с Беранже за проделки его дочери!
– По крайней мере, в этом плане Вильгельм может не беспокоиться о дочери графа. У неё точно достойное воспитание, и отцу не придётся за неё краснеть.
– До меня доходили слухи только о благочестивом нраве Матильды, – Гийом пожал плечами. – Больше о ней ничего не известно, это и тревожит нашего доброго друга.
– Это не означает, что у неё мягкий и покладистый характер, – заметил Роджер. Он откинул капюшон своего тёмно-красного плаща подбитого шёлком: поднимавшееся солнце начало припекать. – Среди благочестивых людей много смутьянов. До поры до времени Ги Бургундский тоже считался таковым.
– Он просто неудачник, – отмахнулся Гийом. – Такие не задерживаются рядом с Вильгельмом…
Их путь пролегал вдоль побережья в сторону Булони, Кале и Брюгге. Недалеко от границы с франкскими землями, на возвышенности, находился монастырь Святой Марии, куда нужно было сопроводить Беранже с его дочерью. Они заночевали среди руин старой римской усадьбы, сложенной из ровного белого камня с мраморными арками и просторными террасами. До монастыря оставалось полдня пути, после чего можно сворачивать в сторону Булони по вымощенному гладкими камнями тракту.
Роджер сидел у костра и ворошил уголья веткой. Смотрел, как сноп искр взметается к чернильно-синему небу с тускло мерцающими звёздами. Ветер шелестел в высокой траве, из которой доносился стрёкот сверчков. Вокруг огня, завернувшись в плащи, спали люди. Повернувшись к подветренной стене усадьбы, Роджер заметил, как от неё отделилась тень и скрылась в ночной мгле. Он мысленно закатил глаза. Это девчонка! Видимо, решила сбежать! Поднявшись, он направился следом за ней. Невысокая фигурка в плаще с капюшоном мелькала в зарослях серовато-зелёной травы.
– А ну, стой! – приказал Роджер, приблизившись. Девчонка на мгновение замерла и через мгновение вновь обратилась в бегство.
Роджер бросился следом и расстояние между ним и Анной быстро сокращалось. Его ноги утопали в рыхлой земле. Девчонка была гораздо легче него и бежала не останавливаясь. Через несколько прыжков он догнал её и рванул к себе за капюшон. Запутавшись в плаще, она брыкалась и пыталась вырваться, однако, Роджер схватил её за запястья. Извернувшись, Анна укусила его за руку. Вскрикнув от боли, он выпустил её и получил ощутимый пинок под колено. Роджер стиснул зубы и снова схватил девчонку и завёл обе её руки за спину. Она продолжала брыкаться, но уже с меньшим энтузиазмом.
– Пустите меня, мессир! – прошипела Анна.
– С какой стати?
– Я не хочу в монастырь!
– Тебя никто не спрашивал, – запыхавшись, отрезал он. – Это воля твоего отца и решение герцога.
– Но я не хочу туда! – в её голосе послышалось отчаяние. – В монастырь отправляют за более страшные вещи!
– Значит ты, юная леди, образец добродетели, – холодно произнёс он. Укушенная рука пульсировала, а в колене ощущалось жжение. – Пребывание в монастыре научит тебя хорошим манерам. Твой отец уже устал извиняться перед всеми.
– Ему и дела до меня нет. Он скоро женится на противной леди Ориольде. Это она надоумила его отправить меня в монастырь, а не герцог!
– Да неужели? – Роджер приподнял левую бровь и развернул Анну к себе лицом. – Сколько тебе лет?
– Одиннадцать, мессир. Отпустите меня!
– Зачем?
– Чтобы я вернулась домой.
– Тогда твоя будущая мачеха придумает другой способ, чтобы услать тебя подальше. Неужели не понятно?
– Куда услать? – Роджер видел, как расширились её глаза.
– Куда угодно. Всему есть предел. Даже твоим проделкам.
– Ах, вы про тех жаб, мессир? Я просто хотела им помочь!
– А как же опилки в сапогах Гийома? Пересоленный мясной соус для герцога? Деревянный гвоздь в пироге с рыбой? Это ты совершила столь неблаговидные поступки, – наставительно произнёс он. Чувствуя, что боль в колене стихает, он повёл девочку обратно к усадьбе. – Зачем ты это делала? На спор с мальчишками?
– Нет, – сдавленно ответила Анна.
– Хочешь знать, почему?
– Да.
– Будь ты моей сестрой, – понизив голос, сказал Роджер, – я бы решил, что тебе просто не хватает внимания. Ты из кожи вон лезешь, чтобы все вокруг говорили о тебе, словно ты – особа королевских кровей, а не дочь герцогского охотника из Монтеня. Я считаю, что ты – избалованная девчонка, заслуживающая хорошей порки. Твой отец слишком мягок, чтобы наказывать тебя, и слишком добр, чтобы ставить на место. Внимание можно заслужить другими поступками.
– Стать монахиней? – фыркнула Анна.
– Не обязательно. Вырастешь – поймёшь. В одиннадцать лет уже пора понимать, что не всё происходит так, как мы хотим. Тебе ещё будешь стыдно за такие поступки.
– Ничего подобного! Это герцог – противный и злой, потому что на всех кричит. Поделом ему!
– Не играй с огнём, – предостерёг Роджер и дёрнул её за руку. – За твои проделки с едой он мог казнить твоего отца на твоих же глазах. Не стоит испытывать его терпение. Ты ещё вспомнишь мои слова, юная леди. И не пытайся больше сбежать, а то навлечёшь на свою хорошенькую головку новые беды.
– Не навлеку! – упрямо сказала она. – И кто вы такой, чтобы поучать меня?
– Человек, который понимает в этой жизни больше твоего. И я так и не дождался от тебя извинений.
– Вы их услышите, когда ад заледенеет, – она топнула ножкой. – Мне нечего делать в монастыре!
– Подумаешь над своим поведением в свободное от пакостей время, – устало произнёс он и повёл её к костру. Показав на свободное место между Жаком и Анри, сказал: – Сегодня ты спишь здесь. Пеняй на себя, если решишь снова сбежать.
– У вас нет сердца, мессир, – перед тем, как она отвернулась, он заметил, как блеснули слёзы на её глазах. – Вас бог накажет!
– Я думаю, у бога есть дела поважнее, юная леди.
– Все хотят от меня избавиться!
– У людей, которые тебя окружают, хватает своих проблем. Твой отец хочет создать семью, но вместо этого ходит по опочивальням и рассыпается в извинениях. Поварам приходится терпеть праведный гнев герцога. Конюхам – тратить лишнее время, чтобы успокоить коней, приготовленных к долгой дороге. Видите ли, мальчишки затеяли драку в конюшне! Научись думать перед тем, как что-то сделать. И делай выводы.
Насупившись, Анна сердито молчала. В пламени костра Роджер видел её нахмуренное лицо в обрамлении тёмных кудряшек, выбившихся из кос. Если бы она была его младшей сестрой, то он точно так же разговаривал бы с ней. Но из близких родственников у него остался только Ричард, дожидавшийся его в Брюгге, где отряд уже будет через два дня.
Девочка подошла ближе к костру и легла на то место, на которое ей указал Роджер. Она завернулась в свой плащ и больше не издала ни единого звука. Утром Анна была необычно тиха и покладиста, что вызывало настороженность и недоумение у Беранже. Роджер деловито стряхивал со своего плаща прилипшие травинки и его мысли были обращены к графу Фландрии. Он был расположен к герцогу, но насчёт его дочери королевских кровей такой уверенности не было. Если Матильда окажется такой же, как эта маленькая злючка, то дела будут плохи.
Анну вместе с отцом сопроводили до монастыря и тут же повернули в сторону Булони. Роджер запомнил взгляд девочки, брошенный на него исподлобья. На тонкой шейке пульсировала жилка, выдавая её волнение. Маленькие пальчики вцепились в лошадиную гриву. Упрямая гордячка! Что ж, монастырь научит уму-разуму, а затем Беранже, дай бог, выдаст её замуж за человека с твёрдым характером, с которым шутки будут плохи.
Не оглядываясь, Роджер пришпорил коня, радуясь, что избавился от одной проблемы. Теперь нужно думать о герцоге, который с нетерпением ждал вестей о предстоящей женитьбе. А после этого можно задуматься и о своей судьбе.